Дело Галины Брежневой. Бриллианты для принцессы - Евгений Додолев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По воспоминаниям родственников, Чурбанов придирчиво пересчитывал блестящие штучки на своей широкой груди главным образом потому, что затеял ревнивое соревнование со своим тезкой — младшим сыном Брежнева. Они по очереди то рвались в замы министра (Юрий Брежнев работал заместителем министра внешней торговли), то добивались депутатства в Верховном Совете страны, то стремились к парадным титулам прибавить еще и «кандидат в члены ЦК КПСС».
Сам Чурбанов недолго слыл темной лошадкой. Скоро его улыбчивая нахрапистость и мстительная несдержанность стали очевидны. Я думаю, что патологическая ревность Чурбанова к прочим любимцам и родственникам Леонида Ильича пестовалась в нем давно, еще во время комсомольской работы. Ведь все опытные, профессиональные аппаратчики пристально следят за «соседями по этажу», пресмыкаясь перед надменным «верхом» и презирая подрастающих «нижних». Главное — не дать себя обойти на очередном повороте. Без того, чтобы коварно не подставить одетую в лакированный ботинок ножку кому-нибудь из конкурентов, не шагнешь на очередную ступеньку этой самой ножкой. Юрий Михайлович быстро освоил искусство притоптывать начальственной стопой и сердито постукивать кованым кулаком по широкому столу. Он никого не хотел терпеть в качестве потенциального соперника. В начале 80-х наметился даже на неспокойное кресло министра внутренних дел, мечтая подсидеть состарившегося шефа. Следователь Вячеслав Миртов рассказывал мне, что Щелоков как-то за чаем признался: Леонид Ильич предлагал «освободить место».
Когда Чурбанов стал официальным зятем Брежнева, младший сын генсека работал в Швеции. Карьера Чурбанова исключала глянцевую перспективу заграничного жития-бытия. Однако его младшая сестра Светлана вместе со своим первым мужем, выпускником МАДИ, немало лет провела на Западе. Сначала в Италии, затем в Англии (куда позднее, накануне кончины деда, отправился на необременительную стажировку студент МГИМО Андрей Юрьевич Брежнев). Брат сановного зятя Игорь Чурбанов проработал четыре года в Женеве (незнание языков, как вспоминают его тогдашние коллеги, ему ничуть не мешало).
А сам Юрий Михайлович любил этак махнуть в заграничную инспекционную поездку. За одну из таких блиц-инспекций он даже получил правительственную награду. Но все это позднее. Осознанием собственной вельможной значимости бывший комсомольский работник проникался от звания к званию. Ведь он открыл немудрящую тайну служебного роста, эмпирически вычислил желанную формулу «как нравиться всем». И, не таясь, рассказывал знакомым о своем открытии:
— Нужно просто уметь пить. Пить как можно больше, но при этом держаться на ногах. Тогда выйдешь в люди.
Он пил. Не знаю уж, насколько с удовольствием, но с людьми разными. Вспоминал о реакции родителя:
— Однажды, когда я на заводе лихо отметил первую получку, врезал сильно. До сих пор не понимаю, как в тот вечер до дома дошел.
С директорами и генералами. Дипломатами и друзьями. Потом, когда обмелел алчный приток «соратников», когда надвинулся тяжелый, как похмелье, финал, приглашал в пьяную баньку и к широкому столу постовых милиционеров да знакомых шоферов. Пил, само собой, и в семейном кругу. До ругани, проклятий, рукоприкладства, размахиваний топором. И, полагаю, он довольно точно определил ту непонятную для досужих советологов силу, которая выталкивает людей недалеких, грубых умом и нравом на магистраль фанфарного служебного взлета. «Умение пить».
Один из бывших телохранителей Леонида Ильича рассказывал мне о странноватом, если не сказать больше, развлечении генсека. Речь — о последних годах его правления. Тяжелейший недуг, помноженный на преклонный возраст и возведенный в квадрат пьянящим напряжением властедержателя, превратил некогда ловкого стрелка и лихого гонщика в беспомощного старца. Во время регулярных поездок на ближайшую дачу, из месяца в месяц, словно на бредовом киносеансе, повторялась одна и та же до истерии, до анекдота нелепая сцена. Едва отъехав от резиденции, Леонид Ильич, любивший — в нарушение традиций — ездить на переднем сиденье рядом с водителем, грузно поворачивался к двум охранникам и игриво «предлагал»:
— Ребята, у меня рубль есть.
После чего победно доставал из нагрудного кармана пиджака заранее заготовленный целковый. Вот, мол, моя доля. Насколько я понял, он находился в святом неведении насчет того, что водка уже не стоила два восемьдесят семь. Получив всегдашнее согласие на лихую выпивательную акцию, Леонид Ильич весело командовал уже знавшему «нелегальный» маршрут шоферу:
— Отрываемся от них. Быстро. Давай, давай!
Далее буднично инсценировался якобы хулиганский отрыв от машин сопровождения. Для любителя езды с ветерком это были, уверен, восхитительные мгновения. Один из охранников, воровато озираясь, шмыгал в крохотный магазинчик, у которого, как и было ранее договорено, останавливался лимузин. Под прилавком заготовлена была одна-единственная поллитровка в зеленой бутылке. Ее-то, зелененькую, и распивали оба телохранителя посреди ближайшей полянки на глазах восхищенного патрона, которому здоровье, увы, не позволяло уже принимать реальное участие в подобного рода спектаклях.
Чурбанов письменно утверждал, что описанная мной сцена не соответствовала действительности. Однако у меня больше оснований верить ребятам из «девятки», с которыми мы виделись в достаточно неформальной обстановке на свадьбе дочери Гдляна, чем экс-зятю, которого практически насильно заставили со мной общаться (об этом позже).
А о том, что Брежнев был неприхотлив в своих кулинарных пристрастиях и не испытывал тяги к разным там кальвадосам и столь популярному у нынешней элиты «вискарику», рассказывал в одном из интервью внук генсека Андрей Юрьевич Брежнев:
— Я вам честно скажу: конечно, была возможность доставать какие-то продукты, которых многие в то время не могли достать. Но мои родители всегда просили в разумных пределах: в основном «что-нибудь вкусненькое». Многие не верят, ноя в детстве сам ходил в магазин за хлебом, молоком, творогом. Если нужно было мясо, его всегда можно было купить на рынке — средства, слава богу, позволяли. Так что мы могли пользоваться «номенклатурными благами», но никогда ими не злоупотребляли. Кстати, то же касалось и самого Леонида Ильича: никто не знал, что после работы он возвращался домой, переодевался в тренировочный костюм и на ужин больше всего любил котлеты или сосиски с макаронами — помните, такие серые были при СССР? В общем, тот уровень благ ни в какое сравнение не шел с представлениями страны о том, «как жил Брежнев», и тем, что об этом было написано впоследствии. То, что Леонид Ильич не вечен, мы, конечно, понимали и хотели лишь одного — чтобы это произошло как можно позже. Но никто не думал, что что-то сильно изменится, поскольку работала система. К тому же наша бабушка — Виктория Петровна (за это ей хвала и честь) — всегда старалась приучать нас к тому, что все те привилегии, которыми мы пользуемся, это привилегии Леонида Ильича и мы ими пользуемся постольку-поскольку. Это ему положено по статусу, а не нам. Нам внушали, что, конечно, мы можем попросить, чтобы нам привезли колбасы или за нами заехала машина, но все это — льготы деда. Поэтому, когда его не стало, не могу сказать, что мы сильно пострадали.
1974. Брежнев и авто
Специально под Брежнева собраны пять «спецволжанок» ГАЗ-24–95 — опытная полноприводная модификация, созданная с использованием агрегатов ГАЗ-69, характерная особенность конструкции — отсутствие рамы. Одна такая машина была приписана к охотничьему угодью Завидово; вторая некоторое время оставалась в заводском конструкторском бюро. Три попали в областные структуры — обком КПСС, Горьковское УВД и местный гарнизон.
Годом ранее Брежнев получил в дар Nissan President. Первый экземпляр этой модели стал служебным автомобилем японского премьер-министра, а вот второй собрали специально для генсека. Леонид Ильич лично катал на этом лимузине Ричарда Никсона и Генри Киссинджера. После смерти машина отошла Галине Леонидовне. В том же году Брежнев получил второй Rolls-Royce Silver Ghost в дар от Елизаветы II (первый Rolls-Royce Silver Ghost ему, напомню, подарил американец).
Завидовский экземпляр ГАЗ-24–95 тестировал лично Владимир Тимофеевич Медведев, который за год до этого возглавил личную охрану генсека (охранял его с 1968 года), сменив Бориса Давыдова: тот слишком много рассказывал о сиятельном подопечном своим друзьям и родным.
Позднее Медведев рассказал о своей работе не просто близким, но журналистам: «Рабочий день мой начинается в Заречье, на даче Генерального, в 8:30 утра. Принимаю смену, и уже с Леонидом Ильичом возвращаемся в Москву. В основной машине (раньше — «Чайка», позже — «ЗИЛ») впереди водитель и Генеральный, сзади, на откидных сиденьях, — мы с Рябенко. За нами — машина с «выездной охраной», еще дальше — сзади и впереди, метрах в трехстах, — трассовики. Задним работы немного, кроме обгона, ничего нам не грозит, передним забот побольше — затор, гололед, дерево упало, то есть все, что на трассе, — по их части.