Журнал «Вокруг Света» №09 за 1989 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бонжур, Борис! Ты слышал, у вас идет перьестройка. И это, как его — глазност...
Бриколяж и артизаны
Однажды в лирическую минуту жена спросила меня с чувством:
— Ты любишь бриколяж? — и с опаской подсказала, как подсказывают любимым ученикам на экзамене: — Я люблю бриколяж. И у меня получается. Все мои друзья очень любят бриколяж. А вот один мой друг...
Я ответил, как тупой ученик:
— Нет, я не люблю бриколяж. Да и когда? Столько еще надо прочесть. И столько еще успеть написать. А на дерево когда поглазеть? И с дочкой поговорить? Знаешь, я вот тут прочел, что ламы в Монголии...
Конечно, я снова разочаровал ее, и очень серьезно, но сперва надо объяснить, что такое бриколяж. Бриколяж — это нехудожественная самодеятельность. Изготовление самоделок. Всякие поделки. Ремонт своими средствами. Своими силами.
Сделай сам, а торговля тебе поможет. Есть гигантские магазины «Мистер Бриколяж». Там тебе отрежут доску, или кусок стекла, или зеркала, плитки, или картона нужного размера, предложат сто видов крючков, шурупов, гвоздей, гвоздиков, дадут клей и инструменты, придуманные вчера и в позапрошлом веке,— все, что режет, клеит, сверлит, строгает, поливает, отливает, заливает, моет, пашет и пилит... А ты, завершив основную свою работу (если она у тебя есть, берись за дело: сделай полочку или дом, почини унитаз, авторучку или крышу дома. Огромное количество французов занимаются бриколяжем. Во-первых, это интересно, это увлекает, это засасывает (а книжки их больше не засасывают, увы!). Во-вторых, сфера обслуживания недешева. Они, конечно, придут по вызову, частные мастера- «артизаны», врежут тебе замок, прибьют полочку, починят. Но, во-вторых, возьмут за час столько, сколько тебе (не мне даже, а жене) за день не заработать. А во-вторых, еще когда придут?
Вот тут новичка ждут совершенно неожиданные открытия. И лично я был ими в свое время ошарашен. Конечно, я не из Новой Зеландии приехал в эту Шампань и не только вчера родился: у меня тоже хлестала (и хлещет) вода из всех кранов московской квартиры. И я, как все, бегал по соседним подвалам, искал специалиста с клещами, платил трешки, а потом мыл полы и проветривал спиртовой запах в квартире. Но тут-то, в зарубежье, ведь столько объявлений с предложениями, тут даже вполне реальная безработица. Тут-то ведь все на валюту. И на вот тебе...
Шампанский домик моей жены был уже изрядно обветшалым, когда она купила его. Лет пятьдесят в нем никто не жил, все вокруг заросло ежевикой, ее могучие корни уходили под дом, а колючие плети поднимались выше человеческого роста. К тому же в те времена, когда строился дом (да еще и тридцать лет тому назад), в здешних крестьянских домах не было ни водопровода, ни электричества, ни газовых плит, ни уборной, ни ванной. Кирпичи или плитки пола положены были прямо на почву. Посуду и белье женщины мыли в каменных корытах, а вода из них стекала через дырку в стене...
С ежевикой, лианами и прочими паразитами я мало-помалу справился гибнущие старые деревья окружил заботой, а дом хотел оставить в неприкосновенности. Но жена сказала, что нет, будет у нее ремонт, будут удобства, будет все, как у людей. Я поверил, потому что у них в Северной Италии и не такие памятники ломбардского быта сносят (и строят себе на их месте огромные уродливые виллы метров по пятьсот со всеми удобствами). Она пообещала, впрочем, что кое-что мы по возможности сохраним, и я сразу же включился в борьбу за охрану. В саду же я пока соорудил простенький туалет, на манер среднеазиатского. А потом появились мастера-«артизаны».
Первым приехал пожилой, всеми уважаемый кровельщик. Он сказал, что у нас будет на крыше новая черепица, но совершенно такая же, как старая. И представил жене счет (астрономический!). И обещал приехать завтра с утра, со своею бригадой.
Я встал рано и ждал его до обеда. Но он не приехал ни до, ни после обеда, не приехал и назавтра. Жена дозвонилась ему, и он сказал, что приедет ровно через два дня. Не приехал. Через неделю жене удалось снова ему дозвониться, но к телефону подходила только его жена. А потом уж никто не подходил. Он назначал еще десять или пятнадцать утренних и вечерних свиданий, но никогда не являлся на них. Соседи утешали меня, говорили, что он добросовестный работник и что вся его бригада — члены религиозной общины. Какое-то они этому придавали значение, мои соседи-атеисты. Я, впрочем, тоже. Он приехал через четыре месяца. За три дня сменил черепицу, обещал починить стены и — для верности — наделал в них дыр (может, чтоб ждали его более пылко). Я только успел спросить, какому богу поклоняется их бригада. Но он ничего не ответил. Он снова обещал приехать назавтра, и приехал через полгода.
Хуже всех поступил с нами электромонтер. Он не ехал два года (и мы, конечно, сидели без электричества). Я частенько говорил с ним по телефону и каждый раз словно чувствовал запах спиртного в трубке.
Я не озлобился, даже подружился с одним из «артизанов». Это был местный гробовщик и плотник, который обещал соорудить у нас лестницу, ведущую на чердак. Я был предупрежден женой о том, что он может приехать. К тому времени я уже привык скептически относиться к подобным предупреждениям. Но он приехал. Вел себя странно: вошел без стука, когда я еще был в постели, не поздоровался а только сказал:
— Я месье де ля Бранкет.
В руках у него был складной метр.
— Знаю. Гробовщик,— сказал я и откинул одеяло.— Можете меня обмерять.
Он усмехнулся.
— Гробы я теперь покупаю готовые в универсаме,— сказал он.— Вам я сделаю лестницу.
— Это правда? — спросил я.
— К сентябрю,— добавил он, обмерив стену.
— А вот это уже неправда,— сказал я, стараясь сохранить академический тон.
— Ну, к декабрю,— сказал он.— Хотя я сейчас свободен.
— Но почему надо всегда обманывать? — спросил я.— Или это непонятный мне юмор? Розыгрыш?
Мне плевать было на лестницу, я ничего не забыл на чердаке, но меня заинтересовал нравственный аспект частного производства. А может, и нравственный климат (понятие греха и прочие мелочи).
— Да, есть такая привычка,— сказал симпатичный гробовщик.—Раньше было слишком много работы, мы обещали и оттягивали. Теперь работы мало... Ну, поменьше... На всякий случай обещаешь. Главное — не отказать. Набрать побольше клиентов, а там разберемся. Вдруг будет простой. Но разве это только среди «артизанов»?
Я задумался, и мне стало стыдно. Я обидел целое сословие. А сколько раз мне говорили здесь люди умственного труда:
— Позвоню с девяти до одиннадцати.
И не звонили после этого никогда.
А сколько раз я зря приходил на деловое свидание! Сколько раз ждал обещанного!..
Но, может, просто я такой зануда? Ну, сказал сегодня что-то человек (пусть даже по телевизору). Пусть написал даже. Завтра он имеет право забыть — жизнь ведь идет вперед. И опоздать он имеет полное право — ведь человек не машина. Нет, постойте, а как же все-таки отношения между людьми, человеческие, деловые? Есть же слово, мужское слово, слово джентльмена, есть точность, вежливость королей... Э-э-э, пошло, понеслось, видно, что член общества охраны памятников...
А вот ежели, скажем, украсть? Что ж, крадут и здесь, Франция — не Швейцария. Помню, как-то в день отъезда я бродил с молодыми друзьями по универсаму и вдруг увидел огромную книжку комиксов—знаменитый «Астерикс».
— Тьфу,— сказал я.— Сын же ее просил.
Я перевернул книжку, поглядел на наклейку с ценой и присвистнул.
— Перебьется,— сказал я и повернул прочь.
— Ты тут постой, покопайся в косметике,— сказал один из друзей, догоняя меня.
— Мне не нужна косметика,— сказал я, но он уже крутил что-то перед моим носом. Потом положил на место. А когда мы вышли на улицу, одна милая девушка вытащила из-под свитера эту самую книжку: «Подарок твоему сыну». Разгорелся спор, настоящий скандал, меня стыдили за ханжество, мне объясняли, что это, собственно, одна из форм борьбы с капитализмом (всегда «грязным»). Но я-то про себя думал, что дела плохи. С тех пор я много чего такого видел. Сотни разбитых (чтобы взять денежки) парижских телефонов-автоматов (пришлось их чуть не все переводить на кредитные карточки). И длинные ряды магазинов, бойко торгующих дверными запорами хитрейших систем, сигналами тревоги, средствами самообороны. Конечно, это все не только французская беда. Наверно, лидирует Америка, да и в Москве есть кооператив по установке бронированных дверей со спецзасовами. А все же так мечталось увидеть иное человечество...
А то вот глядел я тут как-то по телевизору длиннющую передачу про шпионов, в программе «Досье экрана». Сперва шпионский фильм был, нормальная клюква, русские даже в постели не снимали в нем меховых шапок пирожком и пальто с шалевым воротником. И бокалы швыряли через плечо, все, как надо — чтоб можно было узнать. А потом была длинная дискуссия. Участвовали специалисты по шпионажу и шпионы-профессионалы. Был даже один достаточно мерзкий шпион-перебежчик. Говорили о способах, о методах, стращали домохозяек и мужчин. Говорили о своем нелегком и почетном труде. И за два часа никому в голову не пришло, хоть бы намеком — о том, что работенка все ж как-то не того,— подглядывать, подделывать, выкрадывать, пришить втихаря. Работа и есть работа. А может, такая в наш век закалка у всякого человека, что никакие глупости его уже не берут? Ведь процентов восемьдесят книжной продукции теперь про это — «черная серия», еще черней, еще и еще. Это же считается прекрасным развлечением, отдыхом для души: убил, зарезал, подглядел.