Живодер - Джош Рейнольдс

с того? У нас всех есть свои личные проекты. — Он постучал Пыткой по одному из черепов. — Не переживай, Арриан, если бы тебе нужно было знать, я бы рассказал.

— Значит, что-то все-таки замышляешь.

Фабий не успел ничего ответить. Стена шума обрушилась на них, как только платформа задрожала, останавливаясь, и разошелся люк.

В яслях было шумно. Новорожденные вопили. Няни-мутанты ходили вокруг них, гнусаво что-то говоря тем, кто казался действительно встревоженным, а не просто пребывавшим в плохом расположении духа. У стен под опиравшимися на колонны сводами огромного зала стояли технорабы, что делали заметки и собирали образцы для дальнейшего изучения.

Когда это было возможно, детей выпускали на свободу. Они росли быстро, а учились еще быстрее. Способность к выживанию была заложена в их гены. Спустя считаные часы после рождения гомо новус становились способны видеть и слышать, а также поглощать твердую пищу. Через несколько дней новые люди уже могли охотиться, и потому Фабий требовал от пробирочников разводить для этой цели грызунов.

В шесть месяцев начиналось обучение. Конечно, с простых предметов, однако уроки становились сложнее, когда дети достигали года. Тех, кто проявлял способности к естественным наукам или социологическим исследованиям, отделяли от остальных и забирали для углубленного обучения.

При всей своей усиленной агрессивности новые люди в той же мере обладали возможностью сохранения и понимания информации. Они были не просто сильнее и быстрее своих предшественников, но и умнее. Однако интеллект всегда проявляется по-разному. Многие оказывались прирожденными инженерами, другие выказывали поразительное понимание человеческой природы. Многие были просто очень способными убийцами. Пока что вид еще не обрел оптимального равновесия.

Сначала Фабий наблюдал за объединением избранных родословных, стремясь улучшить общую популяцию. Впрочем, где-то после двенадцатого поколения он прекратил, осознав, что в целом это скорее контрпродуктивно. Его творения вполне могли взять подобные дела в свои руки и не нуждались в его попытках подбора пар. Семенившие вокруг дети являлись вполне наглядным свидетельством.

Фабий опустился на колени, разведя руки. Они охотно подскочили к нему и что-то взахлеб начали рассказывать. Фабий выслушал их всех, а когда дети закончили, отослал обратно к няням и товарищам по играм. Он поднялся, увидев подходящего смотрителя ясель.

— Славные маленькие щенки, не так ли? — спросил Заргад, с уважением кивнув Арриану. — Никого не напоминают?

Как воин, он напоминал скорее тонкий клинок, будучи слишком высоким и худым, чтобы его приняли за обычного человека. Заргад почти напоминал альдари — впрочем, он разрубил на части последнего, кто рискнул сделать такое сравнение. Лицо его было худощавым и бесполым, рот казался слишком широким, нос — немного мелковатым, а глаза напоминали кошачьи. Волосы же были выбриты налысо, что лишь подчеркивало странную форму черепа.

— Да, — нахмурился Фабий. — В их внешнем виде определенно есть что-то кемосийское.

— Обычно это исчезает за несколько месяцев роста. Но все больше и больше сохраняет подобные черты — блеклые волосы и лавандовые глаза.

— Побочное воздействие геносемени.

— Возможно, — фыркнул Заргад. — Мы оба знаем, что дело не только в этом.

— Неважно. Пока они соответствуют ожиданиям или превосходят их, пара аномалий внешности входит в приемлемые параметры. Как идут дела?

— Они встревожены. Чувствуют, будто что-то не так. — Апотекарий почесал затылок. — Как, впрочем, и я. — Он поглядел на Фабия. — Поэтому я и хотел, чтобы ты спустился.

— О чем ты?

Заргад покосился на Арриана.

— Твоя дочь, Фабий, тихо ответил он. — Детям снилась Мелюзина.

Игори проснулась.

Мгновение она лежала неподвижно, пытаясь понять, что же за шум нарушил ее дрему. Но звук, каким бы он ни был, прозвучал и затих, не оставив даже эха. Игори медленно села, и покров из шкур зверья соскользнул с нее. Ее любовники что-то пробормотали, но так и не проснулись. Что бы она ни услышала, звук избег даже их обостренных чувств. Игори пробралась мимо них так тихо, как могла. Пусть ее возраст и был уже почтенным, она все так же могла красться бесшумно, словно тень, если хотела.

Она остановилась, прислушиваясь, ища любые намеки на потревоживший ее звук. Но не было слышно ничего. Лишь обычный шелест ночи во дворце.

Теперь, когда сон окончательно и насовсем покинул старейшину, она быстро оделась, натянув видавшую виды униформу, и взяла нож со стойки у кровати. Конечно, она могла взять и другое оружие, но всегда предпочитала нож. Когда Игори вышла в холодный коридор, то услышала крики охотившихся в вышине визгунов и далекий стук барабанов зверья. Похоже, что-то встревожило тварей. Но в эти дни они постоянно были встревоженными.

Возможно, Благодетель что-то затеял. Это было очевидно. Но ведь он всегда что-то затевал. Игори прошлась по разбитому коридору. Сквозь широкие пробоины в стенах она видела опустошенный город, который выбрала домом вместе со своей стаей-кланом.

Где-то за пределами этой территории находились владения Благодетеля. Она не посещала их уже почти десять лет. С самого дня раскола. Рефлекторно ее рука потянулась к ножу, и Игори остановилась, окинув взглядом свое королевство, каким бы простым оно ни было. Даже теперь ее снедали отголоски вины. Обратиться против Благодетеля, отринуть его волю… мысль об этом была для ее народа анафемой. Они были созданы подчиняться. Но все-таки что еще они могли сделать? Какой выбор он оставил им — и ей?

Игори взбунтовалась. Раскол был кровавым. Не все стаи отказались от Благодетеля. Те, кто остался, были из числа рожденных в чанах, а не созданных из найденышей, взятых с разоренных войной миров. Сама Игори сотни лет назад была из числа последних. Как и ее братья и сестры. Благодетель нашел их, дал им дом и предназначение.

Дал цель, которую она отвергла, — так утверждали те, кто остался. Но это было ложью. Ее предназначение было таким же, как и всегда. Вложенным в нее самим Благодетелем. Игори должна была стать матерью своего вида. Вывести их из своей тени, научить стоять на ногах.

Конечно, это было легче сказать, чем сделать. И пойдя по своему пути, Игори поняла, что это сложнее, чем она думала. Может быть, она начала действовать слишком поздно. А возможно, будущее у них было лишь в воспаленном воображении создателя. Мысль тяготила ее так же, как и всегда. Взять власть в свои руки оказалось легко, для этого ее и создали. Но теперь, когда она вела людей, то чувствовала себя… потерянной. Игори постарела, и пусть все тело могло болеть, она продолжала вести их, не в силах сдаться. То был еще один дар Благодетеля.

Так она бесцельно блуждала по коридорам дворца, чувствуя себя призраком в