Прыжок в ледяное отчаяние - Анна Шахова

— По-моему, вы мудрите. — Влад сел в кресло. — Не наркотики же хранил там Сверчков. Или Михайлова — оружие?

Люша, пожав плечом, села рядом.

— Как знать. А что у вас с рабочей версией?

— Ну, есть кое-что, — загадочно прищурился начальник. — Но требует обдумывания и общения с некоторыми товарищами, вернее, господами.

— Гнете линию Отбросова? Или как там этого?.. — Шатова пощелкала пальцами.

Влад расхохотался. Люша отметила, что улыбка ему идет. И она заулыбалась дружелюбнее.

— Он — Набросов, Юлия Гавриловна. Кличка — Бассет.

Люша услышала позывные своего мобильного из сумки, лежавшей в прихожей. Она не успела подбежать и, ликуя, перезвонила мужу, который за последние недели впервые разыскивал ее сам.

— Да-да! — изобразила она деловитость.

— Ты где носишься? Я дома — голодный-холодный, а изба неметеная, печь не топлена, — за шутливостью Люша услышала тревогу.

— Дела, — ответствовала она загадочно и сухо.

— Что за дела? — резко спросил Саша.

— Сейчас нет возможности говорить. Я буду, Сашуль, не раньше… восьми. Суп в холодильнике, оладьи на столе в желтой миске.

— Да опустошил я твою миску! — перебил ее недовольный муж. — Ты все-таки в расследование решила ввязаться?! — В его голосе зазвучали гневные нотки.

— Все-все, до скорой. Целую, — проворковала «коварщица» и захлопнула телефон. «Знай наших!» Новоявленная сыщица победоносно опустила аппарат в сумку и неожиданно поняла, что в течение дня НИ РАЗУ не подумала об измене мужа и уж тем паче не заплакала. Будто начисто забыла о пекущей душу беде.

«Какая умница моя мадам Быстрова!» — Люша мысленно расцеловала Светку и уставилась, уперев руки в боки, на необъятный встроенный шкаф.

Шубы, куртки, сапоги, пледы, подушки, чемоданы, портпледы — Люша устала от перелопачивания вещей не меньше, чем от вскапывания огорода.

Ничто не «зацепило» ее. Ни в одном кармане, ни в одной сумке — ничего подозрительного. Может, она что-то упускает?.. Одну из верхних полок наполняли старые тетради — конспекты, несколько методичек и учебников. Большая часть на английском. Люша вспомнила листки с биографией Михайловой, которые успела пробежать глазами еще на кухне: Виктория окончила иняз. Потом — работа редактора на телевидении, в международном отделе. Экономический факультет новоиспеченного вуза позволил погибшей продвинуться по коммерческой лестнице в медийном пространстве.

Перебрав несколько верхних тетрадок для проформы, Люша запихнула их назад. Все! Финита! Голова больше не воспринимала информацию, внимание не концентрировалось. Вдруг в сыщице шевельнулось странное чувство тревоги. Что-то она определенно недоглядела в шкафу. Вернее, увидела, отметила, но не придала значения. «Переработала…» — вынесла вердикт Шатова. Но чувство «невыключенного утюга», недоделки не оставляло и позже, когда она прощалась с Владом, отдавала ключи соседке Галине Карзановой и говорила с ней.

— Галина Вадимовна, а сами-то что вы думаете по поводу трагедии? — спросила Люша женщину, морщившуюся от слез.

— Не знаю, не знаю, что и думать. Видно, Вика не выдержала того напряжения, которое навалилось на нее в последние годы. Такая трагедия с дочерью, невероятно сложная работа. Они там как пауки в банке на этом телевидении, — зашептала заговорщически Галина Вадимовна.

— С сильными людьми так бывает: не гнутся, как осинки, а стоят дубами и… ломаются. — Женщина закрыла лицо рукой.

— Вы любили Викторию? — сочувственно спросила Люша.

— Прекрасным она человеком была. Прекрасным! — И Карзанова, расплакавшись, скрылась в квартире, хлопнув дверью.

Влад решил встретиться после обыска со свидетельницей самоубийства Натальей Юрасовой, координаты которой не без труда выклянчил по телефону у раздраженного следователя Епифанова. Рандеву «для галочки». По телефону Юрасова говорила резко, даже грубо: «Отстаньте. Я все рассказала. Не видела НИЧЕГО и НИКОГО». Влад все же уломал гневную женщину «прогуляться перед сном». К вечеру потеплело. Под ногами шамкал раскисший ледок, темное небо набрякло, опустилось и будто давило вязкой влагой.

Юрасова вышла из подъезда с собакой — крохотным рыжим шпицем, который накинулся на Загорайло с визгливым лаем.

— Патрик, прекрати! — дернула собаку хозяйка. — Он, как видно, тоже не любит милицию, — брезгливо поморщилась Наталья.

Владу она понравилась с первого взгляда: исполненная достоинства, сверкающая из-под очков черными глазищами, ненакрашенная, хрупкая.

— А за что вы не любите полицию, уважаемая Наталья Семеновна? — учтиво поинтересовался сыщик.

— Давайте без расшаркиваний, господин Загойло.

— Моя фамилия Загорайло. — Влад показал Наталье раскрытую «корочку».

— Простите. — В свете фонаря близорукая Юрасова ничего не разглядела, но этот высоченный мент, смахивающий на лощеного представителя золотой молодежи, которую Юрасова любила еще меньше, чем стражей правопорядка, отчего-то перестал внушать ей прежнее, «телефонное» раздражение.

— Меня интересует единственное: не выходил ли кто-то, привлекший ваше внимание, из подъезда погибшей Михайловой сразу после ее падения.

— Да разве я могу это помнить?! — Девушка остановилась, гневно подняв руку. — Вы представляете, что я тогда испытала? И куда смотрела?!

— Да-да, конечно, я и не надеялся… Но вдруг все же? — Влад достал из кармана вязаную шапку канареечного цвета, напялил ее, заиграв длинными завязками. Наталья бросила взгляд на немыслимый младенческий помпон и с трудом сдержала смешок.

Патрик затеял возню со знакомой боксершей, и Влад засмеялся:

— У нас тоже боксерша дома. Грэта обзывается. В паре со шпицем порода, оказывается, выглядит особенно устрашающе.

Миновав в молчании еще один дом, оба поняли, что тем для разговоров не придумать, и повернули обратно.

— Я провожу вас, Наталья.

— Не беспокойтесь, рано еще, и я под защитой. — Юрасова сверкнула улыбкой, указывая на Патрика, который уже принимал Влада за доброго знакомого и задорно скалился и хозяйке, и этому новичку. Прощаясь, Наташа вдруг помрачнела и печально закачала головой:

— Неужели ее кто-то вытолкнул?

— Это мы и должны установить, — сухо сказал Влад и вдруг, покачнувшись, схватился за спинку скамейки.

— Что с вами? — подалась к нему девушка.

Влад смущенно заулыбался, оседая на лавку:

— У вас нет конфетки?

— Господи, какой еще конфетки? Да что ж это такое-то?! — будто сквозь ватный тампон услышал Загорайло, после чего абсолютно оглох и ослеп.

…На сумрачном потолке плавало голубое пятно. Влад приподнялся — с груди соскользнул шерстяной плед. У широкой кровати, на которой он лежал, стоял синий ночник, пускающий вверх бледный луч. В комнату кто-то стремительно вошел, включил яркое бра над головой. Это оказалась свидетельница Юрасова — в узком свитере и джинсах, со стянутыми в пучок темными волосами. Глазищи под очками смотрели испуганно.

«За одну ее оливковую кожу жизнь отдашь», — подумал Загорайло и в бессилии откинулся на подушку.

Следом за Наташей в комнату вошла женщина средних лет — необычайно похожая на Юрасову, только с короткой стрижкой.

— Мам, он снова в обмороке? — зашептала и, кажется, чуть не заплакала свидетельница.

— Да нет. Просто слабость сильная. Как вы себя чувствуете? — Женщина присела около Влада и стала проверять у него пульс.

— Я, простите, где? — спросил Загорайло придушенным голоском, который сам не узнал.

— Вы в надежных руках. У Юрасовой Натальи Семеновны, биохимика, и ее мамы — Ангелины Ивановны, врача-эндокринолога. А что, совсем не помните, как «скорая» уезжала, как поднимались к нам наверх? — Мама-эндокринолог кольнула чем-то палец Влада и поднесла глюкометр к глазам.

— Смутно, — вздохнул Влад.

— Плохо, — в тон ему ответила Ангелина Ивановна. — И давно у вас сахар обваливается? Или вы законченный диабетик?

— Обваливается недавно. И я вроде не диабетик.

— С диетами, что ли, экспериментируете? — Дотошная врачиха вооружилась тонометром, который подала дочь. Загорайло увидел расстроенное донельзя Наташино лицо и твердо решил стать диабетиком, чтобы она жалела его непрестанно.

— Да нет. С печенью проблемы. Неудачная операция. — Влад с опаской смотрел на свою пережатую рукавом тонометра руку.

Ангелина Ивановна примолкла, изучая экранчик аппарата. Удовлетворившись цифрами, кивнула.

— И что? Про запас сахара с собой, про глюкометр никто не рассказывал из врачей?

— Еду забыл. Дома на столе. Глюкометр еще не приобрел. Боже мой! — Влад вдруг резко сел, и на лбу его тут же показалась испарина. — Мне срочно нужно позвонить домой!

Юрасова-старшая широко улыбнулась — как ни похожа она была на дочь, но Наташиным шармом все же не обладала.