Землепроходец Ерофей Хабаров - Галина Леонтьева

В облике Мангазеи братья Хабаровы увидели много общего с родным Устюгом. И это было не случайно. Мангазею строили выходцы с Русского Севера. Дома стояли на высоком подклете. Наличники окон, крылечки украшались богатой резьбой по дереву, напоминавшей кружево. Крытые дворы жилых домов и шатровые звонницы трех мангазейских церквей — Успенской, Василия Мангазейского и Желтоводской представляли образцы знакомой Хабаровым с детства архитектуры. Был в Мангазее и «свой святой» — Василий Мангазейский, поклониться которому приходили паломники из Сибири. Он считался покровителем промысловиков.

Но особенно большое впечатление у Ерофея и Никифора оставил Мангазейский гостиный двор. Он размещался на берегу реки Таз и фасадом смотрел на город. В гостином дворе рядами тянулись торговые лавки и полки. Некоторые из лавок имели два этажа: нижний предназначался для торговли, верхний — для жилья. В подвальных помещениях лавок хранились товары.

Чем только не торговали в гостином дворе этого заброшенного в далекую тундру северного городка! Здесь предлагали пушнину: меха соболей, песцов, лисиц; продовольствие: хлеб, мясо, рыбу, соль, мед, вино, квас; металлические и деревянные изделия: котлы, ножи, сковородки, тарелки, рыболовные крючки, ложки; охотничье снаряжение и приспособления для ловли пушного зверя: капканы, ловушки, сети; средства передвижения: лодки, каюки, нарты, оленьи упряжки, лыжи.

Первой обязанностью любого приезжего было «явить себя», т. е. зарегистрировать свой приезд в приказной избе, которую часто называли съезжей избой. Этот порядок Хабаровы знали хорошо. В приказной избе местный подьячий записал в книгу их имена и прозвища, место, откуда пришли, и род занятия: «Яро-фейко и Никифорко Хабаровы, устюжане, промышленные люди». Таким же образом переписали и участников их ватажки. Но вместо слова «промышленные» указали: «пришлые в наймех у Ярофейка и у Никифорка Хабаровых». Как промысловики братья заплатили в казну годовой промышленный оброк по 50 коп. каждый и получили об этом отписи, т. е. расписки у подьячего.

Вторым государственным учреждением, куда должен был заглянуть каждый приехавший с товаром человек, был таможенный двор; Он находился рядом с торговой площадью недалеко от гостиного двора. Хабаровы пришли в Мангазею не с пустыми руками. Еще в Устюге Великом они прихватили кое-какой това-рец «про мангазейскую руку», рассчитывая обменять его у русских промысловиков и нерусского населения на собольи меха. С товара была взята его десятая стоимость. Очистившись перед казной, Ерофей с Никифором с помощью земляка-устюжанина устроились на ночлег в одном из жилых домов на посаде. В доме были две клети, и спутники Хабаровых расположились здесь же. Отдых после тяжелого пути был недолгим — всего несколько дней. Охотничий азарт, молодой задор не дали долго засиживаться на месте, и Хабаровы отправились на промысел.

К великому разочарованию братьев, соболь под Мангазеей был уже в значительной мере выбит. Да и конкуренция на промыслах была велика. За хорошей охотой наиболее расторопные промысловики подавались дальше — в район Тунгуски, Енисея и Таймырского полуострова, или Пясиды, именуемого так по названию одной из его главных рек. С 30-х гг. XVII в. все большее значение промыслового центра стало приобретать Туруханское зимовье, стоящее между Мангазеей и новыми районами добычи соболя. Ко времени прибытия Хабаровых в Мангазею Туруханск стали называть «новой Мангазеей».

Добраться туда было нелегко. Но подвернулся удачный случай. Воеводе Палицыну срочно потребовался таможенный целовальник в дальнее Хетское зимовье. Смышленый, не боявшийся никакой работы Ерофей Хабаров обратил на себя внимание воеводы еще во время совместной поездки до Мангазеи. Теперь он решил доверить Хабарову сбор таможенных пошлин. Ерофей ухватился за предложение Палицына, поскольку плавание к месту «целовальничьей» службы обеспечивалось казенным транспортом. Весной 1629 г. во главе маленького отряда Е. Хабаров добрался до устья Енисея, оттуда морем дошел до устья Пясиды, далее волоком — до реки Хеты, где стояло Хетское зимовье. Здесь Ерофей стал таможенным целовальником и одновременно помощником ясачного сборщика. Как правило, таможенным целовальникам, тем более исполняющим службу такого рода впервые, из воеводской канцелярии давались наказные памяти. К сожалению, память Хабарову до нас не дошла. Но можно составить представление о круге его обязанностей.

На Таймыре дел у Ерофея было много. Он осуществлял контроль за тем, чтобы покупка торговыми людьми мехов соболя у нерусского населения не опережала сбор ясака и чтобы лучший соболь попадал в казну, а не в руки частных лиц. При таможенном досмотре Ерофею приходилось рассортировывать пушнину по сортам — «лучшую с лучшей, середшою с середней, худую с худой» и брать с нее таможенную пошлину «от девяти десятым зверем». В случае утайки пушнины, денег, товара Хабаров вместе с таможенным сборщиком конфисковывали их в казну и взыскивали с нарушителей штраф (протаможье).

Помогая ясачному сборщику, Ерофей ездил от стойбища к стойбищу, собирал ясак соболями, лисицами, песцами, оленьими «ролдугами». Для ясачных людей он возил государевы подарки: котлы, топоры, сукна, одекуй. Ясак делился на окладной и неокладной. Окладной ясак вносился переписанными и хорошо известными налогоплательщиками на основании поименных ясачных книг. Неокладной ясак сборщики получали с тех кочевых родов и племен, которые переписи не поддавались. Таковых на Таймыре было еще много. В поисках неокладных налогоплательщиков Хабарову пришлось исколесить значительную часть полуострова и тем самым принять участие в его географическом обследовании. .

Весь таможенный и ясачный сбор вписывался в таможенные и ясачные книги с указанием имен плательщиков. Торговым, промышленным, ясачным людям выдавались расписки в получении у них пушнины, товара или денег. Работа таможенного целовальника и. ясачного сборщика предполагала ведение документации.

Вероятно, что в Сибирь Ерофей пошел, владея началами чтения и письма. И это умение было сразу же оценено и исполь; зовано воеводской администрацией.

Как служебное лицо, связанное со сбором пошлины и ясака, Ерофей не имел права лично участвовать в промысле в качестве руководителя артели. Поэтому весь свой капитал он перевел на имя Никифора, который с ватагой промысловиков добывал пушнину в центральной части Таймыра. Места были новыми, неиспромышленными. Дело ладилось. С Таймыра Хабаровы возвращались с большой прибылью.

Приезд Ерофея в Мангазею совпал с распрей между воеводами Палицыным и Кокоревым. Мирская организация мангазей-ских промышленников потребовала от воевод прекратить рознь. Как отмечает историк В. А. Александров, эта позиция мангазейского мира объяснялась стремлением «обезопасить себя от воеводской анархии». Промысловики Мангазеи составили «одинашную запись», призвали к единению туруханских промышленников и приняли сторону воеводы Палицына, осадив. Кокорева в Мангазейском остроге. Ерофеи Хабаров был не из тех, кто в создавшейся тяжелой ситуации отсиделся бы в стороне или «побрел убегом» из Мангазеи в другие сибирские города. В разгоревшихся событиях он принял самое активное участие, встав, подобно большинству своих товарищей-промысловиков, на сторону воеводы Палицына. В какой-то мере этот выбор был сделан под влиянием личной обиды на Кокорева, который отобрал у Хабарова 17 соболей, а самого отдал на поруки. Находясь в гуще событий, Ерофей Павлович участвовал в написании челобитной на Кокорева и вызвался доставить ее в Москву. Этот поступок характеризовал Хабарова не просто социально активным, но и очень смелым человеком. Акт написания и подачи челобитной на воеводу, который был представителем царской администрации в уезде, нередко расценивался властями как дерзость, мятеж и заканчивался наказанием челобитчиков батогами, кнутом или тюрьмой.