Хранитель Врат - Роман Кузнецов

– Красиво, – согласился Бригадир. – Коля, объясни, что происходит, почему все как с цепи сорвались?

– Уже началось?

– Что началось?

– Кинжал отдай.

– Не отдам. Нет его у меня.

– Врешь. Он с тобой.

– Откуда знаешь?

– Чую. Я же говорил, что он – это я.

– Ну так ты скажешь, что происходит?

– Я говорил уже: они проснулись, они голодны, хотят крови. Не надо было ходить к пещере. Там они сильнее. Драки были?

– А ты откуда знаешь?

– Значит, были.

– Да, – нехотя согласился Бригадир. – Санек с Глыбой друг другу носы поразбивали, да еще Боцман кого-то задел. Странно, три года таким составом ходим. Не то что драк – ссор даже не было. А тут…

– Это Гончие. Они питаются страхом и ненавистью. Плавают в них, как акулы в кровавой воде. А травмы, смерти были?

– Типун тебе на язык во всю задницу. Даже думать так не моги. Хотя Пикселя завалило. Но он жив. Только нога сломана.

– У тебя хорошая команда, Бригадир. Всего одна драка, и даже убить никого не смогли. Они еще слабы. Уходить вам надо. Немедленно. Сегодня ночь Жнеца. Сегодня они заберут первую жертву.

– Сегодня мы никуда не уйдем. Кто заберет? Кого? Как?

– Зря. Завтра заберут всех остальных.

– А ты? Ты-то что не бежишь?

– Тебя убьют – я заберу Кинжал. Он мой. Без него не уйду.

– То есть нас убьют, а ты останешься?

– Даже в этом теле и без Кинжала я продержусь дольше вас всех, вместе взятых. А потом возьму Кинжал.

– Да что ты заладил: кинжал, кинжал… Зачем он тебе?

– С Кинжалом я загоню их обратно. Хотя с каждой минутой это сделать все труднее. Завтра, может, и не смогу уже, но шансы на выживание увеличиваются многократно.

– Так, значит, с этим ножом и я смогу уйти?

– Ты – нет. Кинжал мой. В нем моя кровь, он тебя не послушает.

– Кто они? Чего хотят?

– Я видел на тебе ромейский крест. Значит, для тебя это бесы. Там их много. Есть Гончие, есть Всадники, есть даже Ящер. Они все разные, но их всех объединяет страсть к убийству и разрушениям. Все ссоры и травмы от них. Они пока слабы, и убить не получается. Но сегодня ночь Жнеца. Сегодня они попробуют забрать душу. Если у них получится, то завтра придут за остальными.

– Откуда?

– Из мира Нави. Часть я привел, часть сами вылезли. Тут Переход есть, не закрытый как до́лжно.

– Ты привел?!

– Я.

– Какие интересные у тебя галлюцинации! А ты не мог привести что-нибудь подобрее?

– Так я на войну шел. Брал под задачу. Вам повезло, что моих помощников развоплотили еще у подножия.

– А ты?

– А меня убили. У Алтаря. Тем самым Кинжалом. До конца убить не смогли. Душа в Кинжал перетекла.

– Все-таки ты нашел там грибы! Я-то думал, ты с наркотой завязал. Я к тебе за советом шел. Думал, что ты единственный, кто голову холодной сохранил. А ларчик-то просто открывался…

Бригадир сплюнул, развернулся и медленно зашагал по направлению к лагерю.

– Ты завтра увидишь, что я прав, – произнес ему в спину Паук. – А совет тебе мой таков: к пещере больше не ходи, оружие все спрячь, даже ножи кухонные, Кинжал носи с собой. Главное, его Саньку не давай, ни при каких обстоятельствах. Он обязательно постарается завладеть. Нельзя допустить. На нем Всадник. Когда начнется, беги сюда. Я прикрою.

Бригадир не ответил, даже не обернулся. Чувство глубокого разочарования охватило его. А еще злость, неконтролируемая злость на ситуацию, на Паука, на ребят, на самого себя. Злость от осознания собственной беспомощности. Он кожей ощущает нависшую опасность, но не понимает ее источника, а посему не способен защитить своих товарищей. Он пришел за помощью, надеясь в шизоидных бреднях изгоя отыскать рациональное зерно, нестандартный ключ, парадоксальное решение, выход… Но все напрасно. Паук окончательно утратил связь с реальностью. Но это не его вина, а его беда. Надеяться на его помощь было глупо изначально. Утопающий схватился за соломинку, та ожидаемо сломалась. На кого обижаться? Однако безумные слова стукнутого товарища отчего-то въелись в мозг и не давали покоя. Бригадир боролся с собой, но где-то в глубине сознания помимо его воли пульсировала мысль о том, что иногда все могут идти не в ногу, и только один – в ногу.

Глава 7

Геннадий Борисович Куцик, в далеком прошлом боец СОБР МВД России, потом бандит, удачливый киллер и ночной кошмар олигархических кланов, а ныне помощник народного депутата, главный специалист по решению проблем деликатного характера, обладатель звучного емкого позывного Спец, сидел, прислонившись к неровному стволу кривого уродливого дерева. Только что он получил сигнал о том, что порученная ему группа завтра снимается с места. Это значит, что у него есть всего сутки на подход, разведку и подготовку операции, что ему надо срываться и нестись сломя голову по солнцепеку. За день надо сделать полуторный марш-бросок, а потом полночи аккуратно подкрадываться к стоянке, чтобы не спугнуть туристов. Теперь у него дефицит времени на разведку, а следовательно, решение надо будет принимать на ходу и в дальнейшем ориентироваться по ситуации. Этого Спец не любил. Он вообще не любил торопиться и предпочитал действовать после тщательного обдумывания каждой мелочи. Впрочем, он умел импровизировать – вся его жизнь была сплошной импровизацией. Жизнь постоянно ставила в ситуации, когда требовалось оперативное принятие быстрых решений и неотложных действий. Однако большинство этих импровизаций казалось таковыми лишь на первый взгляд. На самом деле они являлись следствием глубокой проработки вопроса. «Не зная броду, не суйся в воду», – любил говаривать он. Эта скрупулезность, способность структурировать, эффективно организовывать пространство, время, деятельность, не теряя попусту ресурсов, помноженная на жесткий самоконтроль и дисциплину, не раз спасала жизнь ему и его людям. И вот сейчас его практически лишают его любимой игрушки: изучения, планирования, инструктажа, – и заставляют действовать быстро, «по обстоятельствам». Спецу изначально не нравилась вся эта затея, но есть предложения, от которых невозможно отказаться. Уж кто-кто, а Барин убеждать умеет. Вот и уговорил. А чтобы было полегче, еще пару своих отморозков придал, с профессионально карающим взглядом. На таких посмотреть страшно, не то что спиной повернуться. Ну ничего, своих все равно больше, и они тоже не мальчики из «Пионерской зорьки». Легкое раздражение быстро переросло в злость. Если так пойдет дальше, он этих туристов сам прибьет. Своими руками. Так красиво и элегантно все хотел провернуть. А теперь… Со смачным хлопком Спец закрыл планшет и свистом подозвал помощников. Два дюжих, крайне неприятных на вид молодца поднялись со своих мест. Шеф явно был не в настроении, а значит, возражать или хотя бы сомневаться в целесообразности его приказов чревато серьезными неприятностями.

– Тренер, звал? – спросил Малыш, преданно заглядывая в глаза.

Малышом его нарекли в колонии, еще по первой ходке. Там не стали особо заморачиваться, изобретать велосипед, а сработали грубо, на контрасте. Обладатель столь невинной клички был высок, под два метра ростом, и могуч. Лицо крупное. Нижняя челюсть тяжелая, как у коня, и выдвинута вперед. Пара маленьких глаз под низким лбом смотрит с бешенством. Нос сломан, по крайней мере, трижды. Рот широкий, как у жабы, но губы белые и настолько тонкие, что рот выглядит почти безгубым, как щель в почтовом ящике. Его напарник был похож на Малыша, как брат. Да и погоняло созвучное – Гном. У обоих за плечами трудное детство, спортивная школа-интернат, звание мастера спорта по боксу, по две ходки на брата в места не столь отдаленные и стойкая репутация конченых отморозков. Несмотря на годы, проведенные под скупым северным солнцем, им удалось сохранить отменное здоровье. Стремление убивать со временем не пропало, а, наоборот, переросло в физиологическую потребность. Однажды их обоих практически с того света вытащил Спец. С тех пор они были рядом и служили ему верно и преданно. Ну а вопросов они не могли задавать в принципе, не их стезя, что Спеца вполне устраивало.

– Малыш, Гном, поднимайте ребят, через десять минут выдвигаемся. Туристы решили завтра сливаться. У нас на все про все сутки. Так что руки в ноги и побежали. БК[7] весь берем. По полной. И не ныть. Все ясно? Тогда по коням.

Глава 8

Солнце опустилось за край. Из воздуха очень медленно начал уходить зной. Чистое синее небо незаметно темнело, превращалось в грозное фиолетовое, а бледный серп луны налился зловещим светом, заменил живое оранжевое солнце солнцем вампиров, мертвецов и утопленников.

По-кошачьи тихо ступала волчьеглазая ночь. Где-то за деревьями кричали непривычно жесткими металлическими голосами ночные птицы. Никому не было спасения от ночи. Большинство людей покорялось ей, и люди засыпали – кто с тревогой, кто с надеждой. Но не до сна было Пауку. Тяжелые думы, нехорошие предчувствия, предательский страх мягкими совиными крыльями холодили душу. Но он гнал этот страх прочь, смелее вглядываясь в темноту, прислушиваясь к крикам, доносящимся со стороны лагеря. Он понимал, что один, без Кинжала, да еще в этом ничтожном теле, он может не справиться. Но у него, в отличие от остальных, хотя бы был шанс. Он знал, с кем имеет дело, и мог побороться, хоть и с невысокими шансами на успех. Остальные же слепы, а потому беззащитны. Бросить их – значит обречь на верную смерть. Даже хуже, чем смерть. Это подло. Паук еще мог постараться удрать. Рахман – нет. Он все подготовил и ждал, надеясь, что Бригадир не подведет.