Черная Птица - Густав Эмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставив своего друга на попечении жены, полковник последовал за управляющим, и оба они отошли в сторону, чтобы никто не помешал им обдумать план действий, который следовало предпринять во избежание грозящей опасности.
Глава VI. О том, как неожиданно прервано было совещание полковника с его другом
Полковник присоединился к своей семье только тогда, когда позвонили к ужину. Он извинился перед Вильямсом Гранмезоном, что его задержали неотложные распоряжения, которые надо было отдать рабочим. Но Вильямс, слушавший с большим интересом рассказ госпожи Курти, едва заметил отсутствие своего друга, хотя и принял его объяснения, по обыкновению, с самой любезной улыбкой.
Полковник во время своего длинного разговора с Леоном Маркэ условился с ним, что они расскажут Вильямсу об опасности, которая нависла над плантацией, чтобы он также мог быть настороже и обеспечил себя от какого-нибудь неприятного события насколько возможно скорым возвращением в Новый Орлеан.
Ужин прошел очень весело; дети изощрялись друг перед другом в остроумных выходках, радостно возбужденные благодаря прелестным подаркам, которыми Вильямс битком набил свой чемодан и карманы широкого сюртука. Люси и Джордж, как старшие, были наиболее щедро оделены, как и следовало ожидать, но и младшие дети, которых Вильямс знал только по письмам полковника, не были им забыты. Люси получила от своего крестного отца две прекрасные книги, интересные и в то же время поучительные, с массой гравюр и, кроме того, кусок лионского шелка на платье и накидку с капюшоном и рукавами, чтобы одевать в сырые и свежие вечера, девочка была на седьмом небе от радости и не знала, как и благодарить своего крестного отца за такой приятный сюрприз. Но самым счастливым и гордым своим подарком был, без сомнения, Джордж, так как Вильямс, давно зная его мужественный и буйный характер, привез ящик, обшитый русской кожей и содержащий превосходный карабин. Подарок этот пришелся как нельзя более кстати и невозможно было бы придумать чего-нибудь более подходящего. С семилетнего возраста мальчик брал правильные уроки гимнастики, верховой езды и фехтования у Леона Маркэ – лучшего учителя, какого только можно было бы достать; и Джордж, который очень любил эти физические упражнения, делал в них быстрые успехи. А за последние два года, когда Джемс тоже стал принимать участие в этих уроках, Джордж сделался, так сказать, учителем своего брата, так что к двенадцати годам он удивительно развился физически: высокий, стройный, красиво сложенный, он казался по крайней мере на три года старше своего настоящего возраста.
Но кроме этих физических упражнений, Джордж, как и его брат и сестры, должен был серьезно заниматься иностранными языками, науками, музыкой и рисованием. Специально для этого полковник пригласил учителя и гувернантку, которые под его неусыпным руководством, должны были научить детей всему, что им следовало знать, чтобы занять впоследствии почетное место в обществе, в котором им предстояло жить.
Итак, подарок Вильямса доставил Джорджу величайшую радость. Ужин прошел очень весело, и вечер был чудесный.
Около десяти часов вечера полковник захотел сам проводить своего друга в назначенную для него и роскошно меблированную комнату. Попрощавшись уже и пожелав спокойной ночи, полковник вдруг остановился в дверях и сказал с чувством:
– Ты устал?
– Я! Ни капли! Я проехал сегодня всего несколько миль. Прошлую ночь я провел на плантации у Рукета, на берегу притока Красной реки.
– Знаю, это в трех или четырех милях отсюда!
– Вот именно. Эти Рукеты – милейшие люди. Они ухаживали за мной, как за каким-нибудь принцем, и сегодня утром не хотели меня отпускать.
– Узнаю этих гостеприимных людей! – сказал полковник. – Но, конечно, ты желаешь теперь спать?
– Честное слово, нет! Уверяю тебя, что я привык ложиться очень поздно. В Новом Орлеане, как ты помнишь, разумеется, живут скорее ночью, чем днем.
– Это верно.
– Так что, откровенно говоря, я нахожу тот час, когда вы ложитесь спать, немного ранним.
– И что же из этого следует?
– Что я не усну раньше часу или двух.
– Я понимаю тебя. Не стесняйся со мной, милый друг. Мы расходимся рано ради детей, которым надо ложиться вовремя. Ведь дети, ты знаешь, требуют продолжительного сна; но я и мой помощник, Леон Маркэ, ложимся позже.
– Прекрасный человек этот Маркэ! – заметил Вильямс.
– И испытанной верности! – прибавил полковник. – Это чистый клад для меня. В былое время он служил лейтенантом под моим началом. Я был очень счастлив, что нашел его и взял к себе.
– Да, он, по-видимому, очень предан тебе.
– Он готов для меня в огонь и в воду. Я уж и счет потерял всем случаям, когда он мне спас жизнь.
– О-о!
– Верно, мой друг. И вот, по вечерам, когда все в доме улягутся спать, мы с ним проводим чудесные часы вдвоем за стаканом грога, покуривая сигары и трубки и болтая о прошлом, что всегда имеет столько прелести для старого солдата.
– Но это просто восхитительно! – воскликнул Вильямс.
– Прибавь к этому, – заметил полковник, – что ночи в этих местах удивительно хороши, небо усыпано звездами, а воздух напоен ароматом; все время слышишь какие-то таинственные звуки, глухие и гремящие, неизвестно от чего происходящие и которые кажутся могучим дыханием заснувшей природы.
– И ты, неблагодарный друг, – вскричал Вильямс, – вместо того, чтобы предложить мне принять участие во всех этих прелестях, которыми я не могу наслаждаться в городе, невозмутимо пожелал мне спокойной ночи и оставил меня на произвол судьбы! О, это дурно, Лионель, это поистине преступление и оскорбление дружбы!
– Ты прав, – улыбнулся полковник. – Но я думал, что ты устал. Ведь вы, городские жители, не приспособлены к жизни на плантациях и не закалили себя на открытом воздухе; довольно какого-нибудь пустяка, чтобы вы раскисли и расхворались. Как же я мог решиться?..
– Та-та-та, твои слова не имеют ни малейшего смысла, и твой предлог никуда не годится. Просто ты эгоист и хочешь захватить все только себе самому. Подумай, мой друг, что, оказывая мне гостеприимство, ты тем самым налагаешь на себя обязанность заботиться о моем счастье и развлечениях во все время, что я пробуду у тебя.
– Это справедливо, и я сделаю в этом отношении все, что только будет в моих силах.
– Я буду безжалостен и не уступлю своего права ни на йоту, так и знай наперед. И, для начала, я требую, чтобы меня не оставили одного, точно старого беззубого льва, а позволили мне провести славный вечерок, или, вернее, ночь, в обществе твоем и этого милейшего Леона Маркэ, которого я уже полюбил до безумия, даром, что почти не знаю его; но последнее обстоятельство нисколько не беспокоит меня, так как мы познакомимся еще.