Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии - Гай Орловский

Я молчал, наконец сказал осторожно:

— Так что мне ждать от коллегии кардиналов?

Он тяжко вздохнул:

— Мне очень не нравится тон, который ты взял в разговоре с ангелами… Я имею в виду ангелов небесного легиона. С темными уже неважно, с побежденными не считаются.

Я признался:

— Мне мой тон тоже не нравится. Более того, скажу честно, я откровенно трушу. Наверное, потому и хамлю.

Он горько усмехнулся:

— Даже ты, сын мой, доблестный Фидей Дефендер, трусишь?

— Увы, — сказал я откровенно. — Страшно. Это же какие силы! Однако как иначе напомнить светлым ангелам, что они вообще-то совершили рейдерский захват власти, и мы это понимаем?..

— Захват власти?

— Да, — ответил я, — раньше там была хоть какая-то слабенькая оппозиция, можно было вести полемику, чтоб не так скучно… А партия Михаила воспользовалась предлогом и умело вытеснила противников. Да, все у них прошло благополучно, и если и трусили вначале, то за эти тысячи лет уверили себя, что так и было изначально. Я лишь напоминаю им, что Господь оставил для нас всех несколько иные правила. Для всех, ангелам тоже. Это и вызывает ярость, будто клевета какая!

Он сказал слабо:

— Это они еще бы стерпели. Но их старшие видят, что это для тебя, сын мой, лишь платформа, с которой желаешь заключать соглашения на новой основе. Ведь желаешь? По глазам вижу. А это для них серьезнее и опаснее. Да, они силой вытеснили оппозицию и укрепили свою власть, но теперь ты вроде бы желаешь что-то пересмотреть им в ущерб!

— Так и есть, — подтвердил я. — Но это не мятеж, а лишь возвращение к истокам!..

Он насторожился:

— К истокам?

Я объяснил почтительно:

— Как в церкви то и дело заново перечитывают Библию, чтобы придерживаться прежней линии, не уходить далеко в сторону.

Он сказал строго:

— Может быть, не следует перечитывать Библию… простым людям?

— Ваше преосвященство, — спросил я в испуге, — но… почему?

— Вера, — ответил он значительно, — тоже должна реформироваться и развиваться. А Библия… это основа. Возвращаться к основам — это отрицать все новое, что создала богословская мысль.

— А если богословская мысль, — возразил я, — ушла далеко в сторону?

— А ты можешь об этом судить? — спросил он. — Нелегко даже нам, которые всю жизнь посвятили, и то…

— Некоторые вещи заметны сразу, — сказал я. — Например, для того чтобы быть понятным простому народу, была сделана нехорошая уступка язычеству. Я говорю о том, что великого пророка Иисуса Христа начинали почитать, как бога, а потом вообще объявили сыном Всевышнего. И не так, что все мы — дети Творца, а в буквальном смысле! Дескать, Творец, как языческий Зевс, что совокуплял женщин…

Он дернулся, на лице отчетливо проступило острое неудовольствие.

— Как можно такое слышать от Защитника Веры?

— Я Фидей Дефендер, — согласился я, — но при чем здесь Христос?.. Я и его защищаю от умаления его достоинства! Это был великий пророк, поднявший человечество на новую ступень развития, понимания и добавивший ему человечности. И я никому не позволю принизить его величайшую роль именно в очеловечивании того зверя, которым был до его прихода человек.

Кардинал произнес с негодованием:

— Но ты же отрицаешь его божественное происхождение!

— Тем самым его возвеличивая, — возразил я. — Вот вы и кардинал заседаете в конклаве кардиналов наряду с теми кардиналами, что стали ими благодаря высокому положению своих семей, высоких титулов… я ведь правильно понял, что вы не являетесь выходцем из древнейшего рода, что некогда поставлял королей? Но такие вот занимают кресла и в коллегии кардиналов, а вот вы — потому что трудом, упорством, ярким умом и невероятной работоспособностью пробились из самых низов простонародья и теперь вы тоже в Высшем Совете Кардиналов. Скажите, кто из вас более достоин уважения?

Он быстро открыл рот, доводов много, но медленно закрыл, посмотрел на меня исподлобья:

— Я не могу давать себе оценку.

— Но другие вам дали, — заверил я. — И она говорит о том, что вы просто гениальный человек, добившийся многого. Будь вы сыном герцога, место за столом папской курии было бы не вашей заслугой.

Он стиснул челюсти, посмотрел на меня зло и растерянно.

— При всей ясности ваших доводов, — проговорил он тяжелым голосом, — вам придется бороться против всей церкви!

— Всей? — спросил я.

Он зыркнул на меня из-под кустистых бровей:

— Что вы задумали?

— В церкви не дураки, — сообщил я. — Они знают правду. Большая часть, вы правы, останется на привычных прежних позициях. По разным причинам. Но все же наиболее активная, что всегда в меньшинстве, может принять мои доводы.

Он покачал головой, голос прозвучал с прежней непримиримостью:

— Тоже по разным причинам! Из них главная — потеснить старых кардиналов и захватить их место, как всегда во время реформ!

— Но кто-то, — сказал я, — в самом деле увидит возможности для церкви?

Он почти завопил, так прозвучал его надсадный и надтреснутый голос:

— Какие возможности?

— Такие же, — ответил я, — какие продемонстрировали вы, кардинал Гальяниницатти.

— Сэр Фидей?

— Вы показываете всему простому народу, — напомнил я, — что не все так тоскливо и безысходно в нашем мире.

— Простите?

— Простой народ, — пояснил я, — глядя на вас, скажет себе и детям, что если много трудиться, учиться и совершенствоваться, то такому будут открыты все дороги к власти и могуществу. Что у нас наконец-то все больше начинают оценивать людей не по происхождению, а по их личным качествам!

Он поморщился, помолчал, я видел по его лицу, как хочется принять эту точку зрения, предельно лестную для него лично, однако проговорил со вздохом:

— Сэр Фидей, вы думаете о людях слишком хорошо. Это свойственно юным и романтичным.

— Я полагал, — сказал я, — юные как раз во всем изначально разочарованы.

Он покачал головой:

— Юности свойственны крайности. Либо мир прекрасен, либо все в дерьме и жить незачем. На самом же деле мир не белый и не черный, он… хуже всего, серый. Был бы черный, люди скорее бы устыдились своего скотского существования! А так никто вашу реформу не примет.

Я сказал быстро:

— Разве это реформа?

— Реформа, — ответил он твердо.

— Это не так, — сказал я жалко, — всего лишь мелкое уточнение. Возвеличивающее сущность Христа!

Он вздохнул, лицо стало мрачным.

— Вы сами сказали, часть кардиналов занимают места в папском совете по праву высокого рождения. И это никем не оспаривается, потому что освящено древними обычаями и законами. Обычаю следуют потому, что он обычай, а вовсе не из за его разумности. Народ соблюдает обычай, твердо веря, что он справедлив. А обычаи ломать, сэр Фидей… это не просто.

— Есть средства, — возразил я, — бороться с преступлениями — это наказания. Есть средства для изменения обычаев — это такие достойные примеры, как ваша жизнь.

Глава 7

Я видел по его лицу, хоть он и попытался скрыть, что польщен моими словами, однако ответил мне с тяжелым вздохом:

— Сэр Дефендер, все же лучшие законы рождаются из обычаев.

— Золотые слова, — сказал я с подчеркнутым восторгом, — в большинстве случаев именно так, как вы сказали вдумчиво и зело ответственно. Один мудрец изрек, что без помощи предубеждений и обычаев он бы заблудился в собственной комнате!

— Вот-вот…

— С другой стороны, — продолжил я, — как вы понимаете, следование обычаям тормозит развитие любого королевства, любого общества. И вообще, люди никогда не испытывают угрызений совести от поступков, ставших у них обычаем, даже если тот пришел из такой древности, когда особи в самом деле пожирали друг друга… Ах да! Вспомнил вот. Правда ли, что высший из ангелов по имени Метатрон, первый после Творца, которому подчинены все архангелы, серафимы и херувимы… был человеком?

Он ответил настороженно:

— Да, это праведник Энох, что был за мудрость и чистоту помыслов живым взят на небо. А что?

Я перекрестился и сказал с чувством:

— Разве этим символическим действом нам не указано… всему человечеству!.. каким путем двигаться? Личные заслуги должны ставиться в обществе выше знатности, близости ко двору, родственных связей, что и было исполнено в вашем случае! И в таком направлении должен двигаться мир.

Он пробормотал:

— Я польщен вашим сравнением, сэр Фидей. Но помните о вашей главной цели! Вам нужно получить помощь, потому не затевайте полемик.

Я поклонился:

— Ваше святейшество, все же надеюсь, вы поддержите меня на конклаве?

Он покачал головой:

— Самое большее, что могу обещать, это неучастие в спорах. Я вообще посоветовал бы вам сосредоточиться на одной-единственной просьбе: получить помощь, о чем и написал нам Верховный Инквизитор. И ни о какой реформе церкви даже не заикаться!

В дверь стукнули, заглянул слуга: