Арийский миф III рейха - Андрей Васильевич

Еще одно переселение было прослежено профессором Талль-греном, который считает странников индогерманцами, хотя Коссинна называет их «финнами». В долине Верхней Волги имеется несколько некрополей, состоящих из отдельных могил, выложенных камнями, точно так же как и могилы в Ютландии. Они содержат кремневые кельты, ожерелья из зубов, сосуды, формы которых не очень отличаются от таковых же из шведских погребений носителей культуры боевых топоров, которых Талльгрсн теперь рассматривает как выходцев из Дании. Эту цивилизацию называют фатьяновской культурой. Согласно профессору Талльгрену, она возникла вследствие продвижения воинственных племен из Скандинавии, возможно, через Восточную Пруссию или Финляндию (где культуры боевых топоров также известны) в Центральную Россию. В данном районе этот автор не находит продолжения фатьяновской культуры, но на Кавказе, в медном веке на Кубани, она могла бы получить дальнейшее развитие. Не вызывает сомнения, что сокровища кубанских могил попали туда из Месопотамии, но, вероятно, и не только оттуда. Талльгрен пишет: «Как и во время великих переселений первых столетий нашей эры, северные варвары заняли троны восточных правителей и спрятали в своих могилах награбленные сокровища». В таком случае мы имели бы дело с потоком северных индоевропейцев, который встретился с другим потоком, идущим через степи, но на этот раз в сторону Древнего Востока, где они появились как правители Митанни, хетты, персы и индусы,

Наконец, в Скандинавии и на севере Германии цивилизация бронзового века, которая должна была принадлежать древним германцам, является прямым потомком местной цивилизации каменного века, оплодотворенной торговлей с Британией, Богемией, Венгрией и Италией, однако развивавшейся без смены населения и культуры.

Итак, перед нами схематическая картина расширения скандинавской цивилизации и основного ее этнического компонента из Скандинавии и Германии. События доисторического прошлого предшествуют эпохе Великого переселения народов первых столетий нашей эры. Но эти переселенцы, которые стремились к центрам древней культуры и завоевали их в конце каменного века, еще не были германцами, их можно рассматривать как индогерманцев, индоевропейцев. Куда бы они ни последовали в своих странствиях, в конечном итоге они появляются под названиями кельтов, италиков, эллинов и индоиранцев. Что касается финнов, лингвистические связи которых с индоевропейцами являются существенной частью теории Пенки и Коссинны, их культуру легко идентифицировать. От Норвегии до Урала протянулась довольно архаичная неолитическая культура, для которой характерны орудия труда из кости или их имитации из сланца, круглодонные горшки и натуралистическая лепная пластика. Характерные черты материальной культуры свидетельствуют о родстве ее создателей с носителями культуры маглемозе-доббертин и, следовательно, об их западном проис^ хождении. Но, ограниченное лесами и болотами сурового Севера^ это население задержалось в своем развитии и долго оставалось на стадии собирательства, несмотря на наличие меновой торговли и контактов с народом боевых топоров. Эти примитивные охотники вполне могут быть предками саамов и финнов, хотя последние пре~ вратились в отдельный народ гораздо позже, и произошло это в Приуралье. Таким образом, связи финнов с индоевропейцами нашли бы свое удовлетворительное объяснение. Мы должны и далее иметь возможность отвечать на возражения, высказанные де Мишели и другими исследователями против гипотезы о северной (или восточной) европейской колыбели индоевропейцев. «Почему, — спрашивают они, — мы приписываем особые достоинства скандинавской расе и ее арийской речи, если финны при этом не были индоевропеизированы?» Мы могли бы на это ответить: поскольку финны были оттеснены в неприветливые леса и болота, то ни эти приполярные области, ни их дикие жители не вызывали никакого интереса у индоевропейцев, которые предпочли наслаждаться плодами труда других, освоивших для себя непроходимую лесистую местность.

Таким образом, получается, что доктрина германистов представляет собой наиболее всеохватывающий и последовательный синтез истории индоевропейских народов. Это единственная доктрина, которая опирается на объединенные результаты последних археологических исследований и данных филологии. В то же самое время это один из самых достоверных и, конечно же, самый сжатый очерк развития европейской цивилизации, который когда-либо был представлен на обсуждение. Действительно, если она сможет доказать свою состоятельность и в свете данных этнологии и археологии, ее, вероятно, и нужно будет считать самым достоверным решением индоевропейской проблемы.

КРАНИОЛОГИЯ

Пожалуй, ни одна из прикладных антропологических дисциплин не подвергалась в последнее время такой критике, как краниология (наука о черепах. — Прим. ред.). Несмотря на то что измерения черепной коробки (краниометрия) практикуются до сих пор[11], многие критики (главным образом из числа предвзятых историков и публицистов) пытаются свести эту научную отрасль исключительно к пресловутым нацистским замерам черепов. С одной стороны, ряд подобных обвинений в какой-то мере справедлив, так как без краниологии расовая программа нацистов не носила бы столь всеобъемлющего характера. Но с другой стороны, ответственность за применение полученных данных должна была быть возложена на медиков и антропологов, а не на сугубо научную отрасль,

Для того чтобы дать читателю представление о краниологии как науке и, в частности, об одном из ее важнейших методов — краниометрии, приведем цитаты из монографии В. Алексеева и Г. Дебеца «Краниометрия. Методика антропологических исследований»[12]:

«Краниология издавна является одним из важнейших разделов этнической антропологии. В середине XIX века, когда антропология выделилась в самостоятельную отрасль знания, представляющую собой «переход от морфологии и физиологии человека и его рас к истории»[13], краниологические исследования составляли основное содержание новой науки. Но предпосылки к этому были заложены значительно раньше.

Еще в середине XVI века некоторые анатомы предлагали сопровождать изучение черепа измерениями. Это предложение не нашло поддержки как из-за отсутствия соответствующего инструментария, так и вследствие отрицательного отношения к точным измерениям и цифрам большинства морфологов и врачей XVII—XVIII веков, довольствовавшихся описанием. Даже известный геттингенский анатом И. Блюменбах, работавший во второй половине XVIII — первой четверти XIX века (автор расовой классификации и учения о различиях черепов у представителей разных рас), предпочитал пользоваться описательными характеристиками. С другой стороны, предлагавшиеся приемы измерения черепов основывались на выборе случайных соотношений, не были связаны в какую-либо систему и поэтому не получили сколько-нибудь широкого распространения.

Однако еще в середине XVIII века разносторонний анатом и талантливый художник датчанин П. Кампер разрабатывал краниометрическую методику. Он впервые указал на необходимость установки черепа в определенной горизонтальной плоскости при краниометрических исследованиях. Была выбрана плоскость, проходящая через середину слуховых отверстий и нижний край грушевидного отверстия[14]. Вертикальная профилировка лица оценивалась им при помощи угла между упомянутой плоскостью и лицевой линией, идущей ото лба до края резцов. Наряду с этим П. Кампер впервые в истории антропометрии ввел понятие об относительных величинах, или индексах, в дальнейшем занявших прочное место в антропологических исследования.

Рубежом, с которого начинается развитие научной краниометрии, следует считать 1842 год, когда появилась работа шведского анатома А. Ретциуса о форме головы у населения Северной Европы. В ней Ретциус впервые применил классификационный принцип к черепным размерам, разделив все народы земного шара на короткоголовых — брахицефалов и длинноголовых — долихоцефалов. Для определения формы головы он предложил черепной (на живых — головной) указатель, выражающий ширину черепной коробки в процентах к ее длине. Одновременно с этим черепа подразделялись на ортогнатные (с вертикальным профилем лица) и прогнатные (с выступающими вперед челюстями). Таким образом, все народы мира были распределены по форме черепа на четыре группы. Эта классификация, пусть даже очень схематичная, показала пользу краниометрических исследований и значение их для установления родственных взаимоотношений между народами. Она получила широкую известность и оказала большое влияние на развитие антропологии.

Дальнейшее развитие краниометрической методики связано с деятельностью основателя Парижского антропологического общества П. Брока. В его исследованиях содержалась система измерений черепа, включающая удачные приемы, введенные его предшественниками, но в основном разработанная самим Брока. Предложив почти все краниометрические точки, употребляемые в настоящее время, и точно определив многие измерения черепа, он тем самым избавил краниологическую литературу от царившей в ней путаницы. В этом отношении огромную роль сыграли его «Антропологические инструкции», напечатанные в 1864 году, — первое серьезное руководство по краниометрии и антропометрии в мировой антропологической литературе. Вместе с точным определением краниометрических точек и измерений Брока ввел горизонтальную плоскость, которая широко применялась во французских работах по краниологии. Эта плоскость была проведена через нижние точки суставных бугров затылочной кости и альвеол передних резцов и была названа альвеоло-кондилярной.