Среди красных вождей том 2 - Георгий Соломон (Исецкий)

А между тем дело не ждало: из Москвы на меня сыпались требования "срочно", "крайне срочно", "в ударном порядке", "немедленно" закупить те или иные товары и не­медленно же их выслать. Многие из этих требований были для военного ведомства. Предложения от поставщиков сыпались. Имя весьма малочисленный штат и не имея юриста и не получая на мои требования ответа от Лежавы, я срочно по прямому проводу вторично потребовал юриста… Ответа все не было. Между тем Гуковский как - то при встрече со мной, нагло и лукаво улыбаясь, спросил меня: — Что же, вы не получили еще ответа от Лежавы по поводу юриста? Хе-хе хе-хе!….

Не буду подробно объяснять — это потребовало бы много места, — но я узнал, что получив мое требование о командировании юриста, Лежава не нашел ничего лучшего, очевидно, "для ускорения дела", как обратиться к Гуковскому с запросом, для чего - де, Соломону нужен цивилист… Гуковский же, понятно, всячески тормозивший дело, и стал ему выяснять… Между тем я, не получая note 58ни удовлетворения, ни ответа на мои оба запроса, в третий раз послал резкую телеграмму тому же Лежаве, подтвердив ее еще боле резким и решительным письмом. И вот "честный" Лежава после столь продолжительного молчания, вдруг телеграфно запрашивает меня: "Сообщите немедленно, подробно мотивировав, зачем вам нужен юрист".

Зная всю закулисную сторону и отдавая себе настоящий отчет в сущности этого запроса, сжимая кулаки от бессильной ярости и гнева, отвечаю, ссылаясь на все мои телеграфные и письменные запросы, телеграммой. И одно­временно пишу Лежаве грозное и откровенно - ругатель­ное письмо, ясно говоря в нем, что хорошо понимаю смысл и значение этой обструкционной переписки ичтобольше не буду писать, а обращусь с докладом по на­чальству, т. е., к Красину в Лондон (напоминаю, что Красин, находясь в Лондоне, оставался Наркомвнешторгом), что слагаю с себя и возлагаю на него всю не толь­ко моральную (что ему, этому не помнящему родства добру - молодцу, мораль!), но и служебную ответствен­ность…

"Честный и мужественный" Лежава испугался икомне был немедленно командирован один из лучших московских цивилистов, почтенный и честный Альберт Сигизмундович Левашкевич, передавший мне лично письмо от перетрусившего Лежавы, в котором "этот без пяти минут государственный человек" писал:

"Вы не можете представить себе, дорогой Георгий Александрович, с каким трудом мне удалось испол­нить Ваше столь законное требование…. Но в конце концов я Вам командирую лучшего нашего юриста, которым, знаю, Вы будете довольны и который поможет Вам разобраться во всех гнусностях и мошенничествах этогопроходимца Гуковского…".

Дальше шла note 59просьба "уничтожить это письмо", что я и сделал. Ко­нечно, будь я интриганом, я показал бы его Гуковскому.

С приездом Левашкевича (кстати, это было уже после окончания войны между Польшей и СССР, примерно, в половине сентября), я хотя бы в одном отношении вздохнул с облегчением. И до сих пор я вспоминаю с теплым чувством о той самоотверженной работе, которую этот поистине благородный юрист вынес на своих плечах в защиту русского народа (Левашкевич не принадлежал к коммунистической партии, а, следовательно, был у всякого рода "мерзавцев, на правильной стезе стоявших" под подозрением и всегда был легко раним. — Автор.).

И вот в тождестве наших точек зрения на эти интересы мы с ним и сошлись, хотя лично мы стояли далеко друг от друга: я боялся лично сходиться сколько-нибудь близко с приличными сотрудниками, чтобы не навлечь на них неприятностей. Я думаю, мне незачем говорить о том, что Гуковский, ознакомившись со взглядами Леваш­кевича на все его договоры, всецело совпавшими с моими, возненавидел его всеми фибрами души. И он старался ему вредить и мне стоило — только отмечу, не вдаваясь в подробности — больших усилий, отвращать от него удары, которые старался нанести ему Гуковский.

Прежде всего я поручил Левашкевичу составить нормальный тип договора в виде особого формуляра, в который оставалось только вставить необходимые детали, относящиеся к данной поставке. Это была нелегкая за­дача, с которой Левашкевич справился с честью. Но вот тут то и произошло одно обстоятельство, которое дало Гуковскому формальное оружие против Левашкевича и само собою, против меня, как начальника, учреждения.

note 60Выработав формуляр договора, Левашкевич одно­временно производил анализ существующих договоров, заключенных Гуковским, об общем характере которых я уже говорил. Все эти дела были настолько запутаны, и сознательно запутаны, что даже такому опыт­ному цивилисту, как Левашкевич, было трудно в них разобраться, особенно, если еще принять во внимание, что дело происходило в Эстонии, только - что начавшей кон­струироваться, и где поэтому в области права была боль­шая неразбериха… Между тем в Ревеле - же находился, в качестве русского эмигранта, знаменитый адвокат, старик Кальманович, который по поручению эстонского правительства был занят кодификацией законов, вошедших в кодекс этой молодой страны.

Поэтому, с моего разрешения, Левашкевич обратил­ся к нему за помощью. И почтенный старик, хотя и эмигрант, но весь, всею душой русский и готовый служить России, какова бы она ни была, горячо взялся за дело. Нечего и говорить, что, ознакомившись с этими "догово­рами", честный старик пришел в ужас, своим искушенным взглядом тотчас же заметив чисто мошенни­ческую сущность этих сделок. А их была масса! И, позволю себе сказать, что и оба мои юриста и я, мы глу­боко страдали, изучая эти дела.

Я не буду приводить описание всех тех договоров, по поводу которых мне нужны были советы моих юристов: это потребовало бы целое самостоятельное исследование, для чего у меня нет при себе материала. Но все эти дела, надо полагать, хранятся в архивах ревельского торгпредства, если, конечно, они для сокрытия следов нарочито не уничтожены. Я приведу описание тех шагов, которые мы приняли и из за которых пришлось вести борьбу с Гуковским и само собою, с его, стоявшими за note 61кулисами,не выступавшими открыто «уголовными друзь­ями».

Выше я говорил о договорпо поставке гвоздей неким П., который пропустив срок, требовал пролонгации, в чем я ему отказал и который поставил часть товара в несообразной укупорке и спутанной спецификации. Тем не менее он требовал еще денег, грозил судом. Все дело было явно нарочито запутано.

Узнав о моем намерении аннулировать этот договор, поставщик обратился, конечно, за защитой к Гуковскому. Мне была известна закулисная сторона этой сделки. Я знал, что для того, чтобы получить этот заказ, П. уплатил громадные взятки и самому Гуковскому, и Эрлангеру, и его зятю. И вот, получив мое письмо с сообщением о том, что я аннулирую заказ и требую возмещения всех убытков, П. и обратился к Гуков­скому, который стал настаивать, чтобы я сделал поставщику еще разные льготы и оставил договор в силе. Узнав, что я привлек к делу Кальмановича, Гуковский просил меня пригласить и его, говоря, что он даст исчерпывающие объяснения, которые изменят мой взгляд на этот вопрос.

Разобравшись в дел по переписке, Кальманович остановился, между прочим, на том пункте договора, где было указано, что речь идет о "наличном" товаре, а между тем прошло много времени, прежде чем, испу­гавшись угрозы судом, П. представил, как я выше указал, с громадным опозданием часть товара в виде разного "гвоздильного сброда", который я отказался при­нять по полному его несоответствию с договором.

Исполняя настоятельное желание Гуковского, я пригласил его и он пришел ко мне в кабинет в то время, когда там были Кальманович и Левашкевич.

note 62Когда я обратил его внимание на то, что в договоре ясно указано, что речь идет о "наличном" товаре, он решительно заявил:

— Да, я знаю. Но, подписывая договор, я считал и понимал и знал, что у П. товара нет и что ему придется его раздобывать, на что потребуется время. И вот, я за­являю, что в случае возбуждения иска против П., скажу, не обинуясь,шантажного иска, я сочту своим долгом честного человека выступить на суд свидетелем с его стороны… И я покажу суду, что "соломоновские" домога­тельства неосновательны, лживы и совершенно шантажны… Я, — с жаром колотя себя в грудь, продолжал он, — выявлю на суде правду, чистую правду, как бы ни была она тяжела Георгию Александровичу… И я вам советую, — обратился он прямо ко мне, — в ваших же интересах советую отказаться от шантажа и честно выполнить лежащие на вас обязательства по этому дого­вору… Не срамитесь! Не компрометируйте вашего высокого звания уполномоченного Наркомвнешторга!…

— Позвольте, Исидор Эммануилович, — перебил его поседевший в уголовных делах старик Кальманонович, — но ведь правда то, настоящая правда, о кото­рой вы говорите, на стороне представительства, интересы которого защищает Георгий Александрович, а ненастороне поставщика…