Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия

Жесть. Жесть! Жесть… Как же все достало!

– Я все сказал. Чужая страна, пьяные, охреневшие от вседозволенности мажоры… Нет, Мила.

Дождь все-таки припускает. Успеваю даже намокнуть, пока дохожу до машины.

– В травму, Степан.

Водитель чуть удивленно дергает бровью, но вопросов не задает. Чертыхаясь, стряхиваю с пиджака холодную осеннюю морось. Вопросов нерешенных полно, хотел хоть почту в дороге проверить, да сделать пару звонков, а вместо этого в окно пялюсь на размытые мелкой осенней моросью пейзажи.

Бахилы, халат, отделение. Верчу головой, вспоминая, где тут что, и замечаю Эмилию. Сидит, нахохлившись, как воробей, на топчане у информационного стенда. Кажется, еще более худая, чем я запомнил. Измученная. Перепуганная… Растерянная. Взгляд скользит в пространстве, ни на чем не задерживаясь. Руки шарят по предплечьям, словно в попытке согреться. Картина – обнять и плакать.

Стискиваю зубы и решительно шагаю вперед.

– Чего не позвонила?

Девчонка дергается, напуганная моим тоном. Упс. Простите. Чего не хотел – того не хотел. Хотя кого я обманываю? Я ей еще и по заднице настучал бы, чтобы в следующий раз не геройствовала.

– Роберт Константинович? – растерянно моргает. – Юлий Борисыч сказал, от вас будет человек…

Ага. А тут я собственной персоной. Опять. Только перестал анализировать, что это был за порыв, и на тебе.

– Он и есть, – киваю за спину на Степана. – Отнеси вещи в машину, Степ, – морщусь. – Это все? – возвращаюсь к рыжей взглядом.

– Да, – шепчет она, откашлявшись. – Извините. Я… Не надо было. Я сама. То есть вы не должны…

– В машине жди, – отмахиваюсь от ее бессвязных лепетаний. Куда только делась Милина борзота? Схлынула с остатками красок на лице? Жесть ведь. Глаза блеклые, волосы будто выцвели, кожа серая. Из красочного – если только огромные синяки под глазами. Она и раньше была не особенно красивой, а сейчас вообще – жесть.

Желание встряхнуть идиотку становится сильнее. Но я сдерживаю гнев. Если так разобраться, себе съездить хочется гораздо сильнее. Почему-то.

Сунув руки в карманы, сжимаю кулаки. Молча наблюдаю за Степаном, который сгреб сумки и рыжую под локоток подхватил. Нет, ну все правильно. Я бы тоже подстраховался. Вдруг она отъедет, не дойдя до машины. Учитывая, как она выглядит, это вполне возможно.

Толкаю дверь в кабинет зава.

– Добрый день, Юлий Борисович.

– Роберт Константинович? – округляет тот глаза. – А Эмилия…

– Ждет в машине. Только вы уверены, что ее можно выписывать?

– Более чем. Конечно, ей еще нужно лечиться, но это можно делать и дома. Я могу посоветовать медсестру и массажиста, но их услуги...

– Я оплачу, не проблема, – перебиваю нетерпеливо. На двенадцать у меня назначено подряд два совещания, а уже без пятнадцати. – Это все? Или будут еще какие-то пожелания?

– Нет. Ей положен отдых, отдых, и еще раз отдых. И еще нормальное питание, потому что, как я потом уже понял, – Орлов поджимает губы, – на еде Эмилия тоже экономила.

Да блядь! На здравом смысле она экономила. На здравом смысле!

От злости челюсти сводит так, что зубы не могу расцепить, чтоб ответить. Отрывисто киваю, мажу по Орлову разъяренным взглядом (хотя он-то в чем виноват?) и выхожу за дверь.

На крыльце закуриваю. Выдыхаю дым, поднимаю взгляд к затянутому тучами небу. И снова опускаю. На серой кирпичной стене предупреждающая табличка «курение запрещено». Плевать вроде бы. Мне никто и ничего не посмеет сказать. Но какого-то черта я выхожу из-под козырька под дождь, чтобы докурить там. Из-под козырька и из зоны собственного комфорта, в которой, если честно, для меня давно уж не существует каких-то правил. Раньше это казалось нормальным. Большая ответственность в одном предполагает больший простор для маневра в другом. Вот только ни хрена же непонятно, где та мера условности, на которую ориентироваться, чтобы не пойти совсем уж по беспределу. Прежде я ориентировался на себя. Собственное ощущение правильного. А теперь не могу отделаться от мысли, что потерял связь с реальностью. Занесло… Ой, занесло тебя, Воинов.

Над башкой распрямляется зонт.

– Промокнете, Роберт Константиныч.

Хмыкаю. Надо мной зонт, а сам под дождем. Ладно. Такая работа.

– Да я уже все. Пойдем.

Чертыхаясь, обхожу лужи. Ныряю в салон. К рыжей, что вжалась боком в противоположную дверь. В кармане телефон звонит.

– Роберт Константинович, у вас с Большаковым совещание.

– Сань, давай все переноси. У меня тут, – кошусь на Эмилию, – форсмажор. Есть куда подвинуть?

– Так ведь он уже десять минут как у нас в офисе.

– Черт. Тогда пусть с ним Алексей Дмитриевич встретится. Он в теме. Потом что?

– Горинов.

– Так, это ж правительственное. Ч-черт. Ладно. Туда постараюсь успеть. Остальное раскидай. – Отбив звонок помощника, бросаю ожидающему моего распоряжения водителю: – На Гранатовую, Степ. И давай, что ли, мигалку врубай. Весь день по одному месту.

– Я бы сама справилась, – шелестит Эмилия.

– Ага. Вижу.

Отворачивается, поджав дрожащие губы.

– Куда вы меня везете?

– Поживешь пока в моей городской квартире.

Вскидывается. Глазищи на пол-лица. Язык нервно по губам проходится. Что-то хочет сказать, но я не позволяю ей даже рта открыть.

– Избавь. Квартирой я практически не пользуюсь. Сам живу за городом. Потом найдем что-то более подходящее – съедешь. С работой и прочей херней ты завязываешь до полного выздоровления. Твои геройства никому не нужны. Расходы я возьму на себя. Все же косвенно я виноват в том, что ты в такой жопе. Оклемаешься – верну право голоса. С планом реабилитации ознакомишься, когда он будет составлен. Медперсонал я найму.

– Зачем медперсонал?!

– Уколы ставить…

– Я и сама могу.

– Там еще какие-то процедуры. – Опять отмахиваюсь. – Мне с этим поскорее покончить хочется.

– В первой половине дня у меня занятия.

– Какие в твоем состоянии занятия?

– От этого не откажусь. Что, вы зря целый курс оплатили?! – возмущается.

– Ты мои деньги не считай. Вот, кстати, – достаю карточку, которую год назад отобрал у Милки, когда та на шопинге в Милане за день скупила сумок на сто тридцать тыщ. Не деревянных, естественно.

Смотрит. И не торопится забирать. В глазах, сколько не отводит, видно – борьба. Надеюсь, умница победит гордячку. Так и происходит.

– Я много не потрачу. Не волнуйтесь.

Пропускаю мимо ушей. Все так говорят поначалу.

– Приехали. Пойдем, покажу здесь все.

ГЛАВА 8

ГЛАВА 8

– Это, как видишь, холл. Здесь кухня. Инструкции от техники найдешь в одном из ящиков. Столовая – она тебе вряд ли понадобится. Тут – гостиная. Лестница наверх – там хозяйские спальни. Мой кабинет. В него заходить не надо. Кладовка. Гардероб. Это гостевая спальня. В ней и располагайся.

Воинов резко тормозит, и я, не рассчитав, врезаюсь в его спину. Он с меня ростом. Моя грудь его лопаток касается. А нос – неожиданно мягких волос на затылке. Замираем оба. Не знаю, почему он. Я – абсолютно дезориентированная запахом его тела. Свежести, исходящей от тугого воротничка рубашки, чего-то сугубо мужского, разогретого теплом кожи и доминирующего над всем этим парфюма.

– Извините. Меня еще немного покачивает.

Это сущая правда. Сама не поняла, когда я всю себя исчерпала. Учеба у Майкова привела меня в такую эйфорию, что своих санитарских будней я даже не замечала. Не замечала, что оставляю на работе последние силы, а на учебу иду тупо на бьющем через край адреналине. Даже голод особенно не беспокоил. Хотя, конечно, если кто-то из пациентов оставлял нетронутым ужин, я не брезговала.

– Ясно. Иди сюда, кое-что тебе покажу.

Воинов подзывает меня жестом и пропускает вперед. В довольно скромную по меркам всего остального дома ванную. Видно, для гостей сойдет и такая.