Тщетность, или Гибель «Титана» - Морган Робертсон

К тому времени, когда он закончил пеленать девочку, она пришла в себя и известила об этом слабым, больше похожим на стон, плачем. Но он и так уже слишком много сил и времени отдал ей, что грозило для него переохлаждением и болевым шоком. Проблем с пресной водой они не испытывали - ее было предостаточно во всех углублениях на поверхности айсберга. Мясо медведя годилось в пищу и избавило их от голодной смерти, но для его приготовления необходим был огонь. Огонь нужен им был и для того, чтобы согреться и избежать воспаления ран. А дым от костра, возможно, будет замечен каким-нибудь из проходящих поблизости судов.

Роуланду остро необходимо было взбодриться, и он приложился к фляжке с виски, рассуждая, что если к спиртному и добавлен наркотик, в нынешнем его состоянии это лишь принесет физическое облегчение, не замутив сознание. Затем он исследовал обломки, щедро рассыпанные по льду. В массе своей это было высококачественное, прекрасно подходящее для растопки дерево. В самом центре груды обломков покоилась стальная спасательная шлюпка с настеленной на носу и корме воздухонепроницаемой палубой. Согнутая почти под прямым углом, шлюпка лежала на боку. Если завесить парусиной один ее край, а во втором развести огонь, то это новое убежище будет куда удобнее и теплее, чем руины капитанского мостика. Вряд ли найдется такой моряк, в кармане которого не отыщется коробок спичек. Роуланд настрогал щепы для растопки и разжег огонь. Потом завесил шлюпку парусиной и принес сюда жалобно просящую пить девочку.

Он отыскал в шлюпке жестяную банку — вероятно, кто-то из рабочих оставил ее здесь еще до того, как шлюпка была подвешена на шлюпбалку «Титана» — и напоил малышку, добавив в воду несколько капель виски. Затем он принялся готовить еду. Отрезав кусок мяса от филейной части медведя, он насадил его на деревянный вертел и зажарил на огне. На вкус мясо было сладковатым, но вполне съедобным. Он хотел было предложить его ребенку, но сообразил, что прежде следует вспороть кокон, в который он замотал девочку, и освободить ей руки. Чтобы защитить ручки малышки от холода, ему пришлось пожертвовать одним из рукавов своей рубашки. Тепло и пища на некоторое время утешили дитя, и Роуланд улегся в теплой шлюпке рядом с ним. Фляжка с виски опустела еще до того, как угас свет дня. Матрос бредил в лихорадке, в то время как состояние ребенка немного улучшилось.

9

Это бредовое состояние, перемежавшееся редкими просветлениями сознания, во время которых Роуланд оживлял потухший костер. готовил медвежье мясо, кормил девочку и перевязывал ее раны, продолжалось три дня. Страдания моряка были немыслимыми. Искалеченная рука - вместилище пульсирующей боли — раздулась вдвое по сравнению с естественным размером, а сломанные ребра не позволяли нормально дышать. Свои раны он полностью игнорировал и тот факт, что Роуланд до сих пор оставался живым, можно было объяснить либо невероятной стойкостью его организма, либо некими удивительными свойствами медвежьего мяса, либо же тем, что спиртное иссякло слишком быстро. Вечером третьего дня он истратил последнюю спичку, чтобы воскресить потухшее пламя костра, и окинул взглядом темнеющий горизонт. Сознание его было ясным и здравым, но вот тело ослабело до крайности. Даже если бы в этот момент вдали показался парус, он все равно не разглядел бы его. Но паруса не было.

Подъем на вершину ледяной гряды был теперь ему не по силам и Роуланд вернулся к шлюпке, к девочке, которая спала, обессиленная плачем. Примененная им простая и довольно рискованная манера пеленания, нацеленная прежде всего на защиту девочки от пронизывающего холода, оказалась эффективным средством лечения ран. Она почти полностью лишала ребенка подвижности, хотя это и связано было с неудобством и страданиями. Роуланд минуту рассматривал изнуренное, с дорожками слез на щеках личико, обрамленное спутанными локонами волос, потом наклонился и нежно поцеловал ее в щеку. Поцелуй разбудил малышку, и она заплакала, зовя мать. Он не стал даже пытаться утешить ее, поскольку понимал, всю бесплодность таких попыток. Проклиная судьбу, он вылез из шлюпки, сделал несколько шагов и уселся на груде обломков.

— Мы сможем продержаться еще некоторое время, — мрачно размышлял он, — по крайней мере, до тех пор, пока я буду сохранять огонь.  Но что потом? Когда-нибудь закончится медвежье мясо, да и айсберг может растаять настолько, что снова перевернется. Нас, должно быть, отнесло далеко от судоходного района. «Титан» успел преодолеть девятьсот миль, прежде чем случилась катастрофа. Течение в этом месте ориентировано вдоль пояса туманов — на запад и юго-запад. Но помимо поверхностного течения есть еще и глубинные. Они тоже играют большую роль. Мы находимся вне зоны туманов, скорее всего южнее ее, а значит — как раз между главными морскими путями. После случившегося эти алчные подлецы переведут все корабли на южный трансатлантический путь. И в темноте один из этих кораблей вполне может наскочить на хрупкую спасательную шлюпку, в которую, надеюсь, она все же смогла попасть. Будь прокляты все эти водонепроницаемые отсеки и ни черта не видящие впередсмотрящие... Выделить всего двадцать четыре шлюпки на три тысячи душ. Каждая лодка закреплена на шлюпбалках просмоленными канатами. Чтобы спустить на воду все эти шлюпки необходимо не меньше тридцатиматросов. И никто не додумался разместить хотя бы один топор на шлюпочной палубе или выдать морякамдостаточно острые и крепкие охотничьи ножи... Был у нее шанс спастись? Если шлюпку все же удалось спустить на воду, Мира вполне могла попасть в нее. Первый помощник знал, что ее дочь у меня, и наверняка, сообщил ей об этом. Имя девочки, очевидно, тоже Мира. Так она звала ее в моем сне... Что за гадость они подсыпали мне? Гашиш? И чего они хотели добиться?.. А вот виски было первоклассное... Обо всем этом можно на время забыть, по крайней мере до того момента, пока я не окажусь на твердой земле... Если вообще когда-нибудь окажусь...

Диск луны показался из-за зазубренного ледяного пика, залив поверхность айсберга пепельно-серым светом. Заискрились тысячами сверкающих точек мелкие ручейки и водопады, пересекавшие тело айсберга, заблестела подернутая рябью поверхность луж, черные тени легли в углублениях и пустотах. Эта причудливая в своей красоте картина породила у Роуланда гнетущее ощущение своего ничтожества. Ему показалось, что огромная мертвая глыба льда, на которой он волей судьбы очутился, куда важнее для Вселенной, чем он сам, его надежды, планы и страхи. Ребенок устал плакать и уснул, обессиленный, а моряк все ходил взад вперед по льду.