Петербург Достоевского - Николай Анциферов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Он останавливался иногда на перекрестках улиц, пред иными домами, на площадях, на мостах; однажды зашел отдохнуть в одну кондитерскую. Иногда с больший любопытством начинал всматриваться в прохожих; но чаще всего не замечал ни прохожих, ни где он идет. Он был в мучительном напряжении и беспокойстве и в то же самое время чувствовал необыкновенную потребность уединения».[140]
Эти блуждания — род недуга; отметим здесь противоречие между тягой в людные места и потребностью в уединении.
Ордынов:
«ходил по улицам, как отчужденный, как отшельник, внезапно вышедший из своей немой пустыни в шумный и гремящий город. Все ему казалось ново и странно. Но он до того был чужд тому миру, который кипел и грохотал кругом него, что даже не подумал удивиться своему странному ощущению… Все более и более нравилось ему бродить по улицам. Он глазел на все как фланер[141]…Он читал в ярко раскрывшейся перед ним картине, как в книге между строк. Все поражало его; он не терял ни одною впечатления и мыслящим взглядом смотрел на лица ходящих людей, всматривался в физиономию всею окружающею[142] любовно вслушивался в речь народную…часто какая нибудь мелочь поражала ею, рождала идею.
…В глазах его был огонь; он чувствовал лихорадку и жар попеременно…вся эта пошлая проза[143] и скука возбудила в нем, напротив, какое то тихо-радостное, светлое ощущение.[144]»
В этих замечательных отрывках Достоевский поведал нам, как он сам умел всматриваться в Петербург, схватывать выражение его лица, и созерцая его «мыслящим взглядом» прозревать за внешней оболочкой присутствие иного бытия.
Всех этих скитальцев Петербурга, блуждающих по улицам подобно фланёрам, как бы различны они ни были, всех их объединяет одна черта. Они находятся во время подобных «бесцельных» прогулок в возбужденном, часто лихорадочном состоянии. Их вид привлекает внимание. Они производят впечатление чудаков или пьяных, а то и просто сумасшедших. И еще одна черта объединяет их: все они бродят не бесцельно. Что же толкает их на улицы Петербурга? Этих одиноких людей, бедных людей, униженных и оскорбленных, слабых сердец, идиотов — манит чуждая для них жизнь. Эта таинственная суета Петербурга, в которой пульсирует какое то подлинное бытие, сулит выход из одиночества. И вместе с тем для них эта неведомая, а казалось бы столь близкая жизнь остается чуждой, для их душ — запредельной, только манящей, но никогда не отдающейся. В этой жизни города они искали забвение своего «я», своей обособленности; но не внутри возникающим подвигом, напряжением волн, стремящейся ко благу, старались они преодолеть обособленность своего я, а лишь извне идущими раздражениями окружающей их жизни. На улицах они находили легчайший способ соприкосновения с внешней жизнью, которое могло им дать порой мгновенное рассеянье и даже забвенье, но не исцеленье.
При описании этих блужданий, Достоевский обыкновенно отмечает маршруты своих скитальцев. Так, например, мы можем проследить по плану путь господина Голядкина, или же кн. Мышкина перед припадком. Но особенно полно освещены и сложный маршрут и психологический смысл его на примере из «Преступления и наказания».
Раскольникова мы редко застаем дома, в его коморке.
«Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид со своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок.»[145]
Раскольников предпочитал бродить по городу без «деловой» цели, «чтоб еще тошнее было».[146] Среди простора Петербурга, на его бесконечных проспектах, ровных и прямых как стрелка улицах, слагается эта ничем не задерживаемая, роковая мысль о праве на жизнь другого, логически совершенная, которая подчиняет себе, насилуя душу. Она гонит голодного студента все вперед, все дальше и он, не владея собой, шагает но улицам самого фантастического города. Раскольникова легко приметить.
«Вы выходите из дому — еще держите голову прямо. С двадцати шагов вы уже ее опускаете, руки складываете назад. Вы смотрите и очевидно, ни перед собой, ни по бокам уже нечего не видите. Наконец, начинаете шевелить губами и разговаривать сами с собой, при чем иногда вы освобождаете руку и декламируете, наконец, останавливаетесь среди дороги и надолго.»[147]
Вспомним приведенное выше описание дочери писателя своего отца блуждающего по улицам Петербурга. Оно почти совпадает с образом одиноко бродящего Раскольникова.
Этот образ мы должны представлять себе на фоне петербургских улиц. Достоевский дает нам подробное описание целого ряда маршрутов блужданий своего героя. Для портрета создается фон — городской пейзаж. Проследим один из этих маршрутов.
«Наконец, ему стало душно и тесно в этой желтой каморке, похожей на шкаф или на сундук. Взор и мысль просили простору. Он схватил шляпу и вышел… Путь же взял он по направлению к Васильевскому острову через В-й проспект.»[148]
Жил он, как выясняется из других текстов, в Столярном переулке у Кокушкина моста. Следовательно, он шел через Вознесенский проспект. Мысль все гонит Раскольникова вперед, все дальше и дальше к Невским просторам, к зелени островов. Она еще не царила в его сознании, а лишь подстерегала душу.
«Он ведь знал, он предчувствовал, что она непременно «проснется» и уже ждал ее…она была только мечтой, а теперь… теперь являлась вдруг не мечтой, а в новом, грозном и совсем незнакомом ему виде, и он вдруг сам сознал это… Ему стукнуло в голову и потемнело в глазах. Он поспешно огляделся, он искал чего то. Ему хотелось сесть и он искал скамейку; проходил же он тогда по К-му бульвару.»[149]
Новое указание маршрута: Раскольников остановился на Конногвардейском бульваре.
«Этот бульвар и всегда стоит пустынный, теперь же во втором часу и в такой зной никого почти не было. И однако же в стороне, в шагах пятнадцати»[150] — Раскольников наблюдает жуткую сцену. После неудачного вмешательства, он продолжает путь.
«Да пусть их переглотают друг друга живьем, мне то чего!»
(стр. 51).Повернул было он к своему товарищу Разумихину, но передумал. Таким образом прошел он весь Васильевский остров, вышел на Малую Неву, перешел мост и поворотил на Острова.
Далее идет описание Островов.
«Иногда он останавливался перед какой нибудь изукрашенной в зелени дачей, смотрел в ограду, видел вдали на балконах и на террасах, разряженных женщин и бегающих в саду детей. Особенно занимали его цветы; он на них всего дольше смотрел. Встречались ему тоже пышные коляски, наездники и наездницы; он провожал их с любопытством глазами и забывал о них прежде чем они скрывались из глаз…»
(стр. 55)Раскольников искал здесь выхода из того города, в котором зародилась роковая мысль.
«Зелень и свежесть понравились сначала его усталым глазам, привыкшим к городской пыли, к известке, и к громадным, теснящим и давящим домам. Тут не было ни духоты, ни вони, ни распивочных».
Вот в нескольких штрихах Петербург Раскольникова. Об этом подробнее ниже.
«Он пошел домой, но дойдя до Петровского острова, остановился в полном изнеможении, сошел с дороги, вошел в кусты, пал на траву и в ту же минуту заснул»
(стр. 55)Страшный сон приснился Раскольникову — сон об истязаний клячи. Произошла какая то подпольная работа души.
«Он встал на ноги, в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь тому, что зашел сюда, и пошел на Т-в мост» (Тучков мост).
«Он почувствовал, что уже сбросил с себя это ужасное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно! «Господи», молвил он, — покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой… мечты моей!» Проходя через мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца. Свобода! Свобода! Он свободен теперь от этих чар, от колдовства, обаяния, от навождения!»
(стр. 62)Впоследствии он вспоминал это время «минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой».[151]
И Достоевский прослеживает все это с той же тщательностью. Излагая со всей точностью маршрут своего героя, он отмечает его характерную особенность: Раскольников делает неожиданные крюки. Так было и в этот раз. Усталый, измученный, он, делая явно ненужный крюк, возвращается домой через Сенную.
