Дороги вглубь - Вадим Охотников

- Когда же, наконец, принесут графин с водой! - волнуется конструктор. Вася! Вася! - вскрикивает он и мчится по лестнице вниз, в раздевалку.

Из зала уже доносятся голоса собирающихся на вечер.

- Никакого вступительного слова не надо, - заявляет кто-то.

- Нет! Обязательно нужно что-нибудь сказать!

- Это конечно...

- Где Вася?!! Я не могу так, товарищи! Куда он исчез? - слышится голос Катушкина, снова бурей ворвавшегося на сцену.

- Да оставь ты в покое своего Васю! Скажи лучше, почему до сих пор нет Крымова?

- Время действительно позднее, - замечает Ермолов, глядя на часы. Товарищ Катушкин! Почему нет Олега Николаевича? Может быть, надо послать за ним? Человек все-таки новый...

- Уже давно послали. Целая делегация пошла.

Вскоре беспокойство устроителей вечера достигло высших границ. Вернулись люди, посланные за Крымовым, и заявили, что его решительно нигде нет.

- Объясните мне толком, - обратился к Катушкину Ермолов, уже не на шутку обеспокоенный отсутствием Крымова, - вы с ним договорились? Он дал согласие выступить?

- Сегодня три раза ему напоминал о вечере! Хотя... должен признаться... смущенно начал конструктор, - твердое согласие я получил только на выступление в прениях. Учитывая его скромность, на большем не настаивал. Все равно собравшиеся упросят его прочитать стихи.

- Полтора часа назад я говорил с ним в приемной директора, - вмешался в разговор Петряк. - Спрашивал, готов ли он к выступлению. Он, правда, предупредил, что это будет "разговор в общих чертах", но о том, что не сможет прийти, ничего не сказал.

- Эх, вы!.. Ор-га-ни-за-то-ры... - протянул Ермолов. - Не договорились как следует, напутали. Безответственная работа, товарищи... Стыдно за вас.

Между тем гул голосов людей, собравшихся в зале, все усиливался. Тяжелый занавес, словно под напором этих звуков, нетерпеливо раскачивался.

Крымов вышел из кабинета директора с чувством обиды. "

Мы вынуждены отложить разработку проекта", - вспомнил он слова директора.

Олег Николаевич шел по коридору, судорожно сжимая в руках папку. Назойливо громким казался ему звук собственных шагов, отраженных от покрытых масляной краской стен коридора.

- Да что с вами? Очнитесь наконец!

Крымов останавливается. Его держит за руку Зоя Владимировна.

- Ничего не понимаю... Вы заставили меня буквально бежать за вами! Это не только рассеянность... Вы чем-то взволнованы?..

- Нет, нет... Ничего... - бормочет Крымов, стараясь высвободить руку. - Я действительно иногда бываю рассеянным...

- Вы, наверное, думаете о предстоящем выступлении?

- О каком выступлении? Вы меня извините... я очень тороплюсь.

- Ничего не понимаю. Очень странно... - Семенова с удивлением посмотрела вслед быстро удаляющемуся инженеру.

Постояв несколько минут и, видно, приняв какое-то решение, она последовала за ним.

Крымов направился в парк. Дождь давно прекратился. Вечернее солнце пробивалось сквозь остатки туч, уносимых ветром. Вскоре зеленые ветви, еще блестевшие от влаги, окружили Крымова со всех сторон. Он разыскал скамейку, расположенную в глубине парка, и, сев на нее, задумчиво склонил голову над папкой с чертежами.

Мысли проносились быстро, одна за другой.

Олег Николаевич вспомнил об инженере Катушкине и его настойчивом требовании прочесть ему "свои стихи". О поэзии почему-то говорил Трубнин, человек, не любящий искусства. И, наконец, директор... Все это было непонятным и странным.

Долго сидел Крымов, перебирая в голове всевозможные догадки. Солнце спускалось к горизонту, и на песчаную аллею ложились тени деревьев.

Постепенно чувство мелкой обиды стало сглаживаться. Его сменяло другое, нараставшее в душе быстро, как буря. "

Надо бороться... - думал Крымов. - Добиваться осуществления проекта - это мой долг. Общественный долг. При чем тут обида!"

Он поднял голову, улыбнулся и неожиданно почувствовал облегчение.

Вдруг ему показалось, что рядом зашевелились ветви.

Он не ошибся. Из-за кустов вышла Семенова.

- Очень прошу простить меня, - проговорила она, направляясь к скамейке. Не слишком красиво следить, но вы вели себя странно... Я просто боялась оставить вас одного.

Появление Семеновой обрадовало Крымова.

- Садитесь, Зоя Владимировна. Очень рад, что вы пришли сюда. Я, кажется, вел себя действительно...

Крымов не договорил фразы и умолк, словно ни знал, что дальше сказать.

- С вами происходит что-то неладное. Если бы я могла рассчитывать на вашу откровенность, то, уверяю вас... - начала Семенова и также не договорила.

Некоторое время сидели молча.

- Скажите, - наконец нарушила молчание Зоя Владимировна. - Вы очень любите поэзию?

- Ничего не понимаю, - пробормотал Крымов. - Как будто сговорились! Почему вас всех интересует поэзия, искусство?.. Чего вы от меня хотите? Больше всего на свете я люблю технику! Понимаете - технику! Техника - мое искусство и моя поэзия... Я люблю ее по-настоящему, романтически, глубоко...

Семенова с удивлением смотрела на говорившего, силясь что-то сказать, но он не дал ей вставить ни слова.

- Мои воспоминания о детстве связаны именно с техникой! - возбужденно продолжал Крымов. - Вот я иду с матерью по улице города. Проезжает автомобиль - тогда это было редкостью... Меня охватывает волнение. Я слежу за удаляющейся машиной. Горе матери, если остановится испорченный мотоцикл. Меня не оторвать от него. Я буду стоять, рассматривая его со всех сторон, следить за каждым движением человека, который его исправляет... Помню своего дядю инженера. Для меня был праздник, когда он приходил к нам. Дядя казался мне необыкновенным человеком. Мать говорила, что он строит машины... Дядя машет рукой, изображая таким образом шатун двигателя. Он пытается объяснить мне принципы работы машины. Его кулак описывает круг, и я вижу: дядя вращает, рукой невидимый коленчатый вал. У меня колотится сердце. Прекрасная машина с тысячами мельчайших деталей, нарисованных моим воображением, становится ощутимой, реальной... Затем бессонная ночь. Наутро маленький трехколесный велосипед должен превратиться в самоходную коляску. Я думал, что велосипедные колеса будут беспрерывно вращаться, если к педалям привязать веревкой пружины от матраца. Тогда одна пружина, сжимаясь, потянет педаль и растянет другую, привязанную ко второй педали. Так они будут перетягивать друг друга, вращая при этом колесо. Я уже видел себя на велосипеде-самоходе, который мчится по асфальтовому тротуару на удивление всем мальчишкам. Меня ожидало разочарование. В то время я еще не знал, что изобретаю вечный двигатель...

Крымов замолчал и, подперев голову руками, глубоко задумался.

- Олег Николаевич, - тихо проговорила Семенова. - Какого вы мнения о Трубнине?