Каспий, 1920 год - Иван Исаков

- Ну, отцы… Вот эти шарики и «одесские штучки» {36} знаю, может, не хуже вашего, а со стекляшками в первый раз встречаюсь и ни черта в них не понимаю. Разъясните, пожалуйста {37}.

Старший, возможно бывший кондуктор, кашлянув в кулак и расправив пышные усы, солидно, но с явным удовольствием начал:

- Так что мы имеем здесь якорь, минреп и мину…

На «Каспии» сигнал: «Вижу неприятеля. Румб…!»

Командир «Карамыша» не боится, но дает понять, что с минами на борту он не очень расположен вступать в артиллерийский бой.

Мы ничего на горизонте не видим - мостик канлодки вдвое ниже, чем у флагмана. Да и дальномера нет.

Не успеваем обсудить обстановку, как флагман поднимает:

1) «Позывные заградителей»!,

2) «Продолжать операцию»!

Молодец Озаровский! Снимается и со своей канлодкой («Рошаль») идет на сближение с противником.

Минеры работают еще остервенелее. Не успеваем стирать пот. Воду пьем что твой насос.

«Каспий» и «Рошаль» идут бортом к невидимому нам противнику.

Вслед за пухлыми, ватными облачками (от нас огня не видно) доносятся глухие орудийные выстрелы.

Как ни интересно, но рассматривать некогда. Работаем. Командир «Карамыша» смотрит в бинокль и периодически сбегает на ют и докладывает или прямо орет с мостика.

* * *

Еще через минут тридцать-сорок приближается «Каспий». Опять на нем сигнал: «Продолжать операцию!»

* * *

Через час, давно без бушлатов, несмотря на свежий ветерок, вымазанные краской, зимней смазкой (тавотом), потные, даже не успевая глядеть за горизонтом, мы уже работали как черти.

На две сотни «Р» и «С» и сорок больших мин (1908 года) даже по старым инструкциям девять минеров было недостаточно. Но на попытку привлечь «подсобных» из команды «Карамыша» «старики» подняли бунт: «Никого не допустим!»

Здесь было и опасение, как бы неопытные матросы чего бы не напутали, но еще больше - желание самим управиться с таким важным боевым заданием.

Единственно, на что вынуждены были согласиться «старики», - это чтобы рулевые и боцман канлодки нарубали минрепа (на длину двух глубин, с запасом на узлы), для того чтобы потом мины ставить «серьгой» по глубинам, взятым лотом.

На баке на двух наковальнях рубили стальной трос и клали марки, а на корме «колдовали» минеры.

Чтобы нам не мешали и для липовой «конспирации», два прохода на корму были завешаны брезентами, свисавшими с мостика позади гребных колес.

* * *

Разбились на «минные партии».

Никольский оказался простым, умным, опытным, а главное, веселым человеком. Он руководил походя, как бы шутя и играя, но на самом деле работал сам как десятый минер, не упуская никакой мелочи и твердо добиваясь четкого и точного «окончательного приготовления» мин.

Подражая ему, стал одиннадцатым минером и начальником другой партии.

Все шло, как наметили.

Но вдруг - случилось страшное!

Окончив готовить все мины образца 1908 года и часть типа «С», кто-то из минеров сдернул брезент с линии «рыбок», но через две-три минуты остолбенел.

Протер глаза. Посмотрел на нас, потом опять на мины, потом опять на нас, каждый раз мрачнея все больше.

- Заглушки! - выдавил он из себя одно слово. - Подлецы!… Заглушки…

Не сразу, не веря глазам, не веря на ощупь, мы наконец убедились в том, что временные заглушки (диск на резьбе с ушком для удобства завинчивания и отвинчивания), те самые, которыми закрываются отверстия для вставления запальных приборов с ударным механизмом, оказались ввинченными так глубоко, что сбоку были видны два-три витка нарезки во фланце корпуса мины, а ушко срублено, место сруба зачищено и затем все аккуратно закрашено суриком.

Внешний вид мин был настолько опрятный, чистый, хорошо отделанный, что эта «мелочь» абсолютно не бросалась в глаза. Новые мины - с завода, а не из старых запасов Николая Романова.

Но не вывинтив заглушки, нельзя было вставить запальные стаканы (ввинчивавшиеся по тем же нарезам, что и заглушки).

Иначе говоря, кто-то обезоружил двести мин в Петрограде, тем самым помогая англичанам на Каспии.

Курс политграмоты продолжается

Итак, мы здесь, в Каспийском море, воюем с англичанами и офицерами - дезертирами из императорского российского флота, а в это время на две тысячи километров к северу, в Петрограде, союзники и друзья этих предателей портят мины и делают нас бессильными против мощного, коварного и мстительного врага.

Вот новая иллюстрация особенностей гражданской войны.

Нет. Надо смотреть шире. Эта война - одна из форм классовой борьбы.

Догадаться срубать ушки, зачищать срез и закрашивать суриком мог только минный офицер или инженер. Исполнителями могли быть и матросы и рабочие. Но для этого надо было всего два-три человека на сто мин. Причем часть из исполнителей, помоложе, могла даже не понимать, что к чему. А двух-трех предателей или подкупленных, из «шкур», особенно эсера или меньшевика, всегда найти можно. Но суть не в них, а в том классе, из которого вышли Родзянко, Гучков, Колчак, Деникин и тот, кто это сделал.

Обходил и ощупывал все «рыбки» почти механически, а думал и думал все время.

Никольский съездил со старшиной на «Ф. Энгельс» - там то же самое.

Но как могло случиться, что до момента постановки никто не заметил? Только ли дело в артистической работе?

Ясно, что нет! Очевидно, в приемке, на складах, в портах - или единомышленники, или такие же «святые», как я, которые до конца не поняли, что такое классовая борьба.

Злость, ненависть, даже какая-то доля стыда за этих людей не помещались внутри. А собственно, почему я должен стыдиться, если еще в 1917 году навсегда порвал с ними? Да и рвать было нечего - «инородцу», не из дворян, «черному гардемарину».

Меня всегда раздражали газетные призывы к бдительности и вызывали досаду такие выражения, как «нож в спину революции».

Но вот он, этот нож!

Не в газете, а в натуральном виде!

Еще один урок политграмоты. Да еще какой!

Представил себе, как сейчас в Питере кто-то, довольный, потирает руки и хихикает.

Рванулся на мостик, к командиру, но передо мной встал старший:

- Куда?

И хотя я не обязан был отчитываться перед ним, понял, что сейчас дело не в церемониях.

- На мостик. Надо срочно дать шифровку в Астрахань!

- Не надо. Спугнем! А потом сейчас не в этом первое дело. Нам дадено - на все про все - двое суток. Половину суток уже проволынили. С Астрахани заменять поздно. Да я знаю, что там больше нет. Есть только на подходе, где-то застряли на железной дороге. Сейчас надо думать, как из положения выходить!