По ту сторону добра (Справедливость - мое ремесло - 5) - Владимир Кашин

7

Вооружившись санкцией прокурора, Коваль снова отправился в Русановку. Мощный газик - на "Волге" проехать по песчаным дорогам было невозможно быстро отвез Дмитрия Ивановича вместе с лейтенантом Струцем и экспертом-химиком Павловым на место. Остановившись возле высокого деревянного забора, отгораживавшего участок Крапивцева от переулка, Коваль послал Струця пригласить понятых.

Пока лейтенант ходил по ближайшим дачам, Коваль осматривал забор зубцы его резко вырисовывались на фоне голубевшего неба. Уже во время первого осмотра Дмитрий Иванович отметил про себя, что Крапивцев беспардонно нарушает правила коллективного садоводства, по которым высоким забором отгораживать участки запрещалось.

Вскоре явился Струць с понятыми, и все двинулись по узенькой дорожке между словно бы по ниточке высаженными и аккуратно подвязанными виноградными лозами. Коваль обратил внимание, что высокий домик в глубине сада был построен тоже против устава: из кирпича, на два этажа.

- Дворец, да и только, - неодобрительно сказал лейтенант Струць, заметив, что Коваль, оглядывая особнячок, покачал головой.

Поликарп Васильевич Крапивцев явно не ждал непрошеных гостей. Да и кому приятно появление оперативной группы милиции?

По тому, как дрожала санкция прокурора в руках Крапивцева, Коваль понял, что хозяин дома в большой тревоге. Растерянный неожиданным визитом, Крапивцев жестом пригласил всех сесть на длинный, стоящий под стеной диван.

- Мы не в гости, - буркнул лейтенант Струць.

Коваль разделил группу по объектам обыска.

Вскоре в большой комнате на стол легли пачки денег, сберегательные книжки. Подполковника они особо не интересовали. Только заметил с иронией: "И все это дал огород?" Увидев, как испуганно кивнул в ответ Крапивцев, понял, что именно этого боялся хозяин.

Коваль искал следы убийства, следы еще не разгаданного экспертами яда. Лейтенант Струць и Павлов также искали это ядовитое вещество. Но если Коваль начинал обыск со сложным чувством, то у лейтенанта Струця оно было откровенное и прямое: он нашел стакан со следами отравы, сам вышел на преступника и теперь явился сюда, чтобы довести дело до конца. Бросая строгие взгляды на одетого в серую полосатую пижаму Крапивцева, он уже видел его в колонии.

И яд был найден. Его действительно не очень прятали: почти открыто стоял в сенях в литровой банке с обычной пластмассовой крышкой.

Лейтенант Струць с выражением особого удовлетворения поставил эту банку с темно-красной, почти бордовой жидкостью на стол перед Ковалем.

Дмитрию Ивановичу ретивость Струця не понравилась. Подумал, что лейтенанта еще надо воспитывать, чтобы одновременно с естественным удовлетворением при обнаружении доказательств, подтверждающих избранную им версию, у него не пропало и чувство горечи от того, что преступление произошло, что совершил его человек, по внешним данным такой же, как и все люди, как и сам он, лейтенант Струць.

Несколько граненых стаканов, находившихся в доме Крапивцева, оказались той же формы и размера, что и найденный лейтенантом в траве.

Их было четыре.

- Где остальные? - допытывался Струць.

- Там, - Крапивцев показал на красивые, из тонкого стекла стаканы в небольшом буфете.

- Нет, такие, как эти. Граненые!

Крапивцев недоуменно пожал плечами и кивнул на стол, на котором были выставлены в ряд найденные стаканы.

- Вы что, только четыре купили?

- Брали больше. Один был с настойкой от радикулита... - Крапивцев указал на банку с подозрительным зельем. При этих словах Струць насторожился, словно гончая, учуявшая зайца. - Другой разбился...

- Когда?

- Не помню. Наверное, давно.

- А тот, что с лекарством был?

- Выбросил.

- Куда, не помните?

- Нет.

- И вы не знаете? - обратился лейтенант к жене Крапивцева.

Полная, немолодая, но еще крепкая, до черноты загоревшая женщина сидела в углу на диване не шевелясь, с застывшим испуганным взглядом.

Когда Струць обратился к ней, она тупо посмотрела на него и затрясла головой.

- Не к Залищуку во двор подбросили?

На лице Крапивцева уже после первых вопросов лейтенанта появилось удивленное выражение: почему милиция интересуется какими-то стаканами, зачем поставили на стол пыльную, обернутую тряпкой банку с настоем?

Но когда Павлов освободил банку от тряпья, снял крышку и начал принюхиваться к содержимому, как кот к горячей каше, Крапивцев побледнел.

- Вы с банкой поосторожнее, - глухо проговорил он. - Лекарство кусачее, только поясница терпит. А в рот занесете, не дай бог, - беды не оберетесь...

- Что это за настой? - строго спросил Коваль.

При этих словах подполковника Струць снова воспрял духом.

Понятые напряженно следили за Ковалем и Крапивцевым.

- Да говорю же, от радикулита, поясницу натираю, когда болит. Побьешь целый день поклоны на грядке - разогнуться не можешь.

- На чем настаиваете? - спросил Павлов.

- У людей покупал. Разные корни и травы: и обвойник греческий, и крестовник, и еще какая-то пакость, не знаю точно, но жжет здорово...

- А то, что держите в доме смертельную отраву, это знаете хорошо? строго спросил Коваль.

- Так я же ее прячу!

Подполковник еще больше напугал Крапивцева, когда спросил, где он хранит домашнее вино, в какой посуде, не в похожей ли, и не стоит ли оно у него в сенях, рядом с ядовитым настоем...

Эти вопросы удивили Струця. Он подумал, что подполковник дает Крапивцеву возможность избежать обвинения в предумышленном убийстве и объяснить отравление Залищука как несчастный случай, который произошел по неосторожности.

Однако Крапивцев или не понимал, или не хотел воспользоваться подсказкой. Упрямо твердил, что вино хранит не в таких банках, а в больших бутылях, которые никогда не держит в сенцах. Для вина, сказал он, имеется маленький, но удобный погребок под кухней, и он повел Коваля в подвал, чтобы подтвердить свои слова.

Поручив лейтенанту допросить дочь и зятя Крапивцева, которые сидели в другой комнатке, подполковник двинулся за хозяином.

Пока Струць строго расспрашивал молодых людей о стаканах и настое, в соседнюю комнату вернулся Коваль и повел дальше допрос Крапивцева. Но интересовался он вещами, казалось, далекими от конкретного дела. Разглядывая хозяина, загорелого, напоминавшего своими крепкими руками с узловатыми, почерневшими от земли пальцами большую корягу, Коваль не спешил.

Неторопливость подполковника нервировала Крапивцева, и его глубоко посаженные глаза все время испуганно поблескивали. Он молчал. Наконец, внимательно осмотрев небольшую комнатку, обставленную по-городскому, с красивым ковром на всю стену, Коваль сказал:

- Я обязан допросить вас, гражданин Крапивцев Поликарп Васильевич, в связи с отравлением гражданина Залищука Бориса Сергеевича.

Крапивцев, давясь, сглотнул подступивший ком и вцепился в столешницу.

- Да вы что! - Он растерянно посмотрел на жену, словно ища у нее поддержку и защиту, потом вскочил, тут же сел. - Да вы что?! Это я Бориса?

- В тот вечер, возвращаясь домой после вашего угощения, гражданин Залищук упал и умер. Причиной смерти было отравление... Об этом вы знаете?

- Слышал, - еле ворочая языком, произнес Крапивцев. - Чтобы я?.. Как можно такое говорить!.. - Он даже перекрестился.

Жена Крапивцева тихо ойкнула и заплакала, сжавшись в углу дивана. Мельком глянув на нее, Коваль продолжал:

- Давайте последовательно. Расскажите о ваших взаимоотношениях с погибшим.

Крапивцев тяжело дышал, грудь ходила ходуном.

- А что сказать...

- Как вы узнали о смерти Залищука?

- Жена его, Таисия, среди ночи подняла крик, сбежались люди. Мы с соседом Миколой Галаганом понесли его в хату... Потом побежали к метро, вызвали "скорую", но было поздно...

Крапивцев все еще тяжело дышал, словно только что бежал к телефону.

- В каких вы с Борисом Сергеевичем были отношениях?

- Нормальных, - поежился Крапивцев. - Не целовались, но и не дрались.

- Ссорились?

- Это как сказать... - Крапивцев понемногу успокаивался, и голос его стал уверенней. - Я с ним не ссорился, нечего было нам делить... Правда, если хватит лишнего, любил поругать меня за то, что я на рынке торгую. Но я на это не обижался - пьяный... как голый, что с них возьмешь! Случалось, и в гости приходил, как в тот вечер... Я угощал, не скрываю, чего уж тут...

- Несмотря на то что он везде выступал против вас?

- А это он делал не от большого ума, а может, из зависти! Сейчас государство поддерживает людей, которые имеют подсобное хозяйство. Даже постановление есть. Если все двести семьдесят миллионов навалятся на государственные магазины, то и прилавки разнесут...

- Что-то я ни в одном универмаге не видел разбитых прилавков, висят себе костюмы, пальто и другие товары...

- Я о продовольственных говорю, - мрачно сказал Крапивцев. - Стыдно смотреть, когда из села едут в город не только за хлебом, потому что забыли, как его выпекать, но даже за луком, буряком, капустой... Грядку ленятся вскопать, чтоб вырастить себе эту несчастную луковичку или редиску... А на того, кто руки к земле прикладывает, поливает ее своим потом, волком смотрят, будто он вор какой... Вот и я не могу без земли, без того, чтобы в руках не подержать, комочек не размять... Сколько можно было бы на днепровских поймах и на озерах уток выращивать, а на дачах кроликов держать, поросенка завести... Так ведь запрещали... Устав садоводов, говорили, не разрешает. Дыши воздухом и цветочками, а земля пускай гуляет... Вот и покойный, пусть ему земля будет пухом, этого не понимал. И не один он. Это большая беда, что таких людей, как Залищук, от земли отлучили, лодырями сделали...