Реликт (СИ) - Тепеш Влад

— … Владислав?

Ладно, придется с ней пообщаться, чтобы как-то выведать, каким именно образом они на меня вышли. Хотя я себя не обманываю: мне вряд ли удастся от них сбежать.

Чуть поворачиваю голову:

— Ну?

— Наконец-то. У нас к тебе важный разговор, но ты, наверное, и сам это понял.

— Зачем?

Это ставит ее в тупик:

— Что — зачем?

— Зачем мне с вами общаться? У нас нет тем, интересных одновременно и вам, и мне.

Тут впервые подал голос упитанный:

— Владислав, а тебя сейчас совершенно ничто не беспокоит?

Интересно он формулирует вопрос «ты что, совсем не боишься?»…

— А должно? Когда-то это должно было случиться. Вы выиграли, мы проиграли. Рано или поздно все должно было прийти вот к этому.

— Мы? — переспросил тощий.

— Мы. Я и мне подобные. Мы уже давно проиграли борьбу за выживание, тысячи лет назад. Это была игра в одни ворота, по сути, мы слишком сильно поддавались и теперь я — последний. Так что не вижу смысла о чем-то договариваться, давайте переходить сразу к следующему пункту.

— Погоди, Владислав, — сказала женщина. — Ты имеешь в виду, что являешься представителем вида, отличного от человеческого, и никогда не был человеком?

— Именно. Надеюсь, теперь вы не станете просить у меня вечной жизни? А то за последние три тысячи лет меня этой просьбой малость подзадолбали.

Женщина повернулась к пухлому и с ноткой самодовольства произнесла:

— Ну и кто был прав?

Вот тут уже я удивился.

— Так ты наперед об этом догадалась? Но откуда⁈

Она улыбнулась:

— А, так тебе все-таки что-то нужно, пусть даже всего лишь ответ на этот вопрос. Чем не повод для диалога?

Я вздохнул.

— Не вижу смысла все равно. На свете нет и никогда не было ничего более жалкого, чем хищник, пытающийся договориться с едой. Это унизительно. А с вашей стороны еще и очень глупо, ведь вы же должны понимать, что как только нас не будет разделять бронестекло — все предыдущие договоры утратят силу.

— Вполне резонно, — сказала женщина.

Она встала, взяла со стола папку, подошла к двойной двери и своей ид-картой отперла магнитный замок.

— Мне кажется, это плохая идея, — забеспокоился толстый.

— Посмотрим, — сказала та.

Как только внешняя дверь за ней закрылась, она открыла внутреннюю и вошла внутрь, к моему удивлению.

— Ты, должно быть, кастрировала Чака Норриса, — сказал я.

— М-м-м… не поняла?

— Где еще ты могла достать пару настолько крепких яиц, чтобы добровольно войти в клетку к хищнику-людоеду? Есть еще вариант со слабоумием, но если ты догадалась каким-то образом, кто я такой, то это не тот вариант.

Она подошла к столу, положила свою папку и села напротив.

— Да нет, Чак Норрис в полном порядке. У тебя дома холодильник забит мясом, и это все свинина и говядина. Еще ты ходишь в школу днем и встречаешься с кучей девушек вечерами, то есть всегда на виду. С того времени, как ты появился в этом городе, ни тут, ни в округе не пропадали люди. Ты не ешь человечину, Владислав, и сам намного человечнее, чем пытаешься казаться.

Я усмехнулся.

— Я кажусь тебе человечнее, чем я есть. Мимикрия во всей своей красе. Мои предки миллионы лет приспосабливались к тому, чтобы притворяться твоими предками и охотиться на них, и я сам достиг в этом вершин мастерства. Просто относительно недавно вы придумали деньги и мясные лавки, это сделало охоту гораздо менее рациональным способом добычи пропитания.

— А разве это не есть критерий человечности и цивилизованности? — улыбнулась она. — В общем, меня зовут Ева Леринц, и теперь, когда нас не разделяет бронестекло, мы можем поговорить о важных вещах?

— Смотря о каких именно. И все же, как вы меня нашли? Навела мафия?

Ева кивнула:

— Вроде того, хоть и не прямо. У нас свои люди среди судмедэкспертов по всей стране, потому мы быстро узнаем о странных смертях. В твоем случае странной деталью стало странное ранение на руке покойного Луиджи Франко.

— И как это позволило вам выйти на меня, я не понимаю?

Она достала из папки два снимка и положила на стол. С первого же взгляда мне все стало и без ее комментария.

— Мы вышли на тебя благодаря ряду невероятных совпадений. Вот первое из них. Эти останки разделяют три тысячи километров и не менее двадцати тысяч лет. Разные разновидности, разные культуры, разные эпохи. Сами скелеты крайне необычные, возможно, принадлежали людям с генетическими дефектами, такая версия насчет них существует. Общая деталь — отсутствие нижней челюсти, но присутствуют «украшения» в виде странного вида двух половинок челюсти и двух странных клыков неизвестного хищника. Одна находка была сделана в начале двадцатого века, вторая — в конце. Какая вероятность, что две культуры употребляли одну и ту же разновидность очень специфического украшения?

Я недоверчиво уставился на нее:

— Стоп-стоп… Неужели «странное украшение» оказалось достаточным для того, чтобы навести на мысль о существовании криптида, в точности похожего на человека⁈ Да ну, не верю.

— Для всего остального научного мира — недостаточно. Но у меня была подсказка. Владислав, ты был когда-нибудь в Румынии?

— Был. Много раз.

— А во время второй мировой?

— Эм-м-м… Наверное, там и был как раз в этот момент.

Ева чуть помолчала.

— Моя покойная прабабушка часто рассказывала мне сказки, в том числе о стригоях. Это такие румынские вампиры… Когда я училась в университете, нам дали в качестве курсовой работы задание собрать и обработать какие-нибудь фольклорные сказания, неизвестные широкой общественности. Что-то очень местное… И я записала прабабушкины сказки. Моя работа привлекла профессора одной деталью: он впервые встретил сказки, в которых стригои были добрыми. А я с удивлением узнала, что во всех остальных румынских и валашских сказках они — чудовища. Профессор захотел узнать источник, и я расспросила прабабушку за полгода до ее смерти. И она призналась, что сама сочинила эти сказки. А на вопрос, зачем представлять стригоев добрыми, ответила, что тот единственный стригой, которого она встретила, оказался добрым. У них в деревне до войны жил парень-немец. Верней, выдавал себя за немца. Был красив, силен, остроумен. В поле не работал, но хорошо охотился и потому имел кое-какие деньги, и в целом никто ничего плохого сказать о нем не мог. Завидный жених, о котором мечтали многие сельские девушки, не исключая и мою прабабушку. А потом в то глухое село приехали немцы. Прабабушку забрали тоже, она на четверть была еврейкой. Везли их куда-то на крытом грузовике. И вот посреди леса — остановка, а потом внезапно душераздирающие крики, потом стрельба, потом снова страшные, леденящие душу вопли… И потом дверь в кузов кто-то вырвал с петлями, и прабабушка увидела стригоя. Затем он сразу же поспешно убежал в чащу, и больше она его никогда не видела. Его вид, по словам прабабушки, был чудовищен, но она узнала его по верхней половине лица. По белокурым волосам и голубым глазам. Тот самый парень-охотник. Он был ранен в лицо, и потому одна половина его раздвоенной челюсти с клыком свисала, не давая вернуть человеческий облик… Он остановил конвой, повалив на дорогу дерево, и перебил охрану, часть растерзав, часть перестреляв, и таким образом спас многих людей, которые иначе в лучшем случае оказались бы в концлагере. Кстати, его и звали примерно так же, как и тебя, только на румынский манер. Владос. Это ведь был ты, не так ли?

Я вздохнул.

— А твою прабабушку звали Тимя и она имела привычку вплетать в косу белую ленточку?

— Да, ее так и звали, насчет ленты не знаю. Бабушке я, конечно, не поверила, но затем мой бывший парень, археолог, показал мне два вот этих снимка как загадку природы. Но я сразу же вспомнила о рассказе прабабушки. И вот теперь, получив сообщение медэксперта, заподозрила, что наконец-то повстречаю настоящего криптида-стригоя. Дальше было просто: мы начали искать молодых мужчин, блондинов с голубыми глазами, вероятно, представляющихся не местными. Найти тебя было делом техники, все приметы совпали. Обследовали дно озера, предполагая, что ты можешь прятать там останки жертв, нашли только коробку со средствами для побега и убедились, что ты и есть искомый стригой.