Все Грани Мира - Олег Авраменко

Я задумчиво потёр лоб.

— Халатов у меня не водится. Зато могу предложить тёплую рубашку. Годится?

— А она… достаточно длинная?

— Да.

— Тогда неси.

— А больше ничего не нужно? — напоследок спросил я.

— Ну, ещё… это…

— Хорошо, — сказал я. — Принесу и «это».

«В словах Леопольда о массе идиотских условностей есть зерно истины, — думал я, роясь в шкафу в поисках самой длинной рубашки. — После того, что случилось между нами ночью, она могла бы прямо сказать: и ещё принеси мои трусики…»

За завтраком мы не проронили ни слова. Сначала Леопольд пытался завязать с нами беседу о себе (как я уже убедился, это была его любимая тема), но мы упорно отмалчивались, не обращая на него ровно никакого внимания. В конце концов кот обиделся, гордо замолчал и вместе с Лаурой устроился погреться возле тёплой батареи парового отопления.

Поев и выпив кофе, я развесил на балконе выстиранную Инной простынь, а она тем временем помыла посуду. После этого мы вернулись в комнату, Инна села на диван, а я — в кресло.

И по прежнему молчали…

Наверное, это был один из тяжелейших моментов в моей жизни. Я должен был заговорить первым — и не о чём-нибудь, а о том, что случилось ночью. Я прекрасно понимал, что инициатива должна исходить от меня, но никак не мог подобрать нужных слов.

«Инна, мне очень жаль, но случившегося уже не изменить…»

«Инна, как только я увидел тебя…»

«Инна, хоть мы познакомились только вчера, обстоятельства сложились так, что…»

«Инна, я думаю, что нам нужно определится в наших дальнейших отношениях…»

Я полностью отдавал себе отчёт, почему тяну с началом разговора. Буквально с первой секунды нашего знакомства я понял, что Инна предназначена мне самой судьбой, что мне нужна только она — и лишь она одна… Я уже не представлял своей жизни без неё, и потому панически боялся услышать ответ вроде: «А какое мне, собственно, до тебя дело? Ты напоил меня, соблазнил, а теперь ещё смеешь говорить о чувствах. Да иди ты знаешь куда!.». Я подозревал — куда.

Чтобы набраться смелости и хоть немного успокоить нервы, я закурил. Инна бросила на меня быстрый взгляд и тоже взяла сигарету. Я неодобрительно покачал головой, однако дал ей прикурить. От первой же затяжки она закашлялась. Тотчас в комнату заглянул Леопольд.

— Инночка! — произнёс он укоризненно. — Что же ты делаешь? Потеря девственности ещё не причина, чтобы начать курить.

Щёки Инны вспыхнули румянцем. Она со злостью погасила сигарету в пепельнице.

Мне в голову закрались котоубийственные мысли.

А Леопольд, обеспечив себе путь к отступлению, продолжал:

— Однако странные вы существа, люди! И ты, Владислав, и особенно ты, Инна. Вспомни, что ты говорила вчера вечером.

— И что же? — тихо спросила Инна, блуждая взглядом по комнате.

— А то не помнишь! — фыркнул он. — «Я сошла с ума, котик! Я влюбилась!» А сегодня что — передумала, разлюбила?

Я резко вскочил на ноги с твёрдым намерением швырнуть Леопольда в окно. Но кот был готов к этому и немедленно ретировался на кухню.

Я чисто машинально захлопнул за ним дверь, чтобы он больше не мешал нам, а все мои мысли целиком были заняты анализом его последних слов. Наверное, с минуту я простоял в глубокой задумчивости, затем робко подступил к Инне, опустился перед ней на корточки и взял её руки в свои.

— Инночка, — спросил я с замиранием сердца, — так это правда?

Она потупила глаза и тихо, чуть ли не шёпотом, ответила:

— Не помню.

Тогда я поднёс к своим губам её руку и нежно поцеловал маленькую ладошку.

— Солнышко моё, я же спрашиваю не о том, что ты говорила вчера, а о том, что ты чувствуешь сегодня.

Наконец Инна подняла глаза, ласково посмотрела на меня и немного смущённо улыбнулась:

— А если да, то что?

И тут я вспомнил! Вспомнил всё, что случилось прошлым вечером. И ночью…

Это была настоящая фантастика!

Воспоминания придали мне смелости, и я уверенно обнял Инну.

— Родная моя, любимая, ты же ждала принца…

— И нашла его, — сказала она, прильнув ко мне. — Тебя, Владик.

— Я совсем не похож на принца…

— Но для меня ты принц. Когда я увидела тебя, то сразу поняла, что мы созданы друг для друга… И теперь не важно, каким я раньше представляла тебя, это уже не имеет значения. Главное, что ты мой принц, и… Не задавай глупых вопросов, лучше поцелуй меня.

Мы поцеловались. Если у меня ещё был кое-какой опыт в поцелуях, то у Инны его вообще не было; но это не мешало нам целоваться пылко и страстно…

Немного погодя Инна спросила:

— Владик, неужели это правда, что я у тебя первая?

— Правда, — ответил я. — Чистая правда. Тебя это удивляет?

— Ну… так, немного. Просто ты не похож на тех парней, которые сторонятся женщин. Тебе уже двадцать четыре года, и я уверена, что ты часто влюблялся.

Я утвердительно кивнул:

— Да, влюблялся. Но всегда влюблялся в таких девушек, которые считали, что мужчина должен первый проявить инициативу. А я всякий раз пасовал.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, комплексы.

Инна покачала головой:

— Это ничего не объясняет. У всех нас комплексы. Людей без комплексов не бывает.

Я погладил её волнистые белокурые волосы и заглянул в её васильковые глаза. Сбылась мечта всей моей жизни — я встретил свою голубоглазую блондинку…

— Наверное, я ждал тебя, родная, — наконец произнёс я. — Ты ждала своего принца, а я — свою принцессу. Просто мне пришлось ждать дольше… Вот и всё.

Первые пять месяцев нашей с Инной супружеской жизни я иногда вспоминаю с ностальгией — точно так, как приятно бывает взрослому, возмужавшему человеку вспомнить своё беззаботное детство. Тогда мы просто любили друг друга, просто были счастливы вместе, просто жили сегодняшним днём, редко оглядываясь в прошлое и почти не задумываясь о будущем. Однако детство, какой бы золотой порой оно ни было, всего лишь прелюдия к взрослой, самостоятельной жизни. Дети не навсегда остаются детьми, а со временем вырастают; вот так и в нашу с Инной идиллию рано или поздно, но с неизбежностью восхода солнца, должна была внести свои коррективы суровая действительность.

Действительность эта нагрянула к нам в один прекрасный августовский день в облике трёх людей в штатском. Что это были именно люди в штатском, а не просто люди в строгих серых костюмах с галстуками, мы поняли из «уставного» выражения их лиц и военной выправки, ещё до того как они предъявили нам удостоверения. Двое из них оказались большими «шишками» — полковником и майором службы безопасности. Третий был рядовым агентом, в руках он держал видеокамеру; я немедленно окрестил его оператором.