Пуля-Квант - Алексей Бобл

Лабус взобрался на опрокинувшуюся секцию, по­прыгал, проверяя крепость мостка, и повернулся к нам:

— Выдержит. Пригоршня, справишься?

— Да, — прокряхтел Никита и стал набирать раз­гон. — Держись, пацан!

Лабус сбежал за насыпь. Никита, рыча, влетел на­верх, и тут над нами зажегся фонарь. Я едва не вскрик­нул, так неожиданно это произошло. Сумерки быстро сгущались, но по периметру рабочего городка загорел­ся свет. Заснеженный лес, молчащий городок, свет фо­нарей… Меня пронзило ощущение нереальности, ска­зочности происходящего. Никита стащил волокушу по снежному завалу, потянул дальше, а я сидел, расставив руки, ухватившись за доски ящика, и хлопал глазами.

Лишь позже Курортник дал объяснение произошед­шему. Оказывается, в Зоне есть аномальные поля, где происходит концентрация электрической энергии, а есть ионизированные облака, поглощающие энергию из ис­точников питания. Куда она девается? Наверное, в ат­мосферу уходит, черт его знает.

До цели оставалось с километр. Надо только за­браться на холм, чтобы увидеть сооружения второго за­градительного кольца, Периметр Зоны. А там и патруль­ные группы, и укрепленные блокпосты… Я видел, как погрустнел Пригоршня: ему, как пообещал Курортник, светила встреча с особым отделом.

Нога разнылась, действие укола кончилось, я стал хлюпать носом: столько времени на морозе, простыл, как бы с пневмонией не свалиться. Но скоро все это ос­танется позади. Хотя с Никитой и военными сталкера­ми расставаться мне теперь даже не хотелось. Нужно их будет потом отблагодарить как-то, решил я. Ведь та­щили меня, жизнью рисковали.

Почти стемнело. Снег больше не шел, но мороз уси­лился. Когда мы преодолели половину склона, я огля­нулся. Внизу раскинулся рабочий городок, окруженный светлыми пятнами фонарей.

Последние метры до вершины дались Никите тяже­ло. От мороза снег покрылся ледком, но наст был слиш­ком тонок. Сталкер сопел, оскальзывался, проваливал­ся в него, стараясь не отставать от Лабуса.

На вершине холма остановились. Порывами налетал ветер, поземка колола лицо, я щурился. Вот он, конец нашего путешествия — совсем близко!

Окончательно стемнело, пятна фонарей на границе Периметра тянулись слева направо и терялись где-то в лесной просеке в паре километров от холма. Я хорошо видел загнутые вверху столбы и натянутую между ними проволоку. Скорее всего, под напряжением. За столба­ми — широкий ров, дальше должна быть контрольно-следовая полоса, но сейчас там снег, ее не видно. На белом покрывале любой след и так заметен, чистить по­лосу нет никакого смысла. Ближе к лесу протянулся еще один забор из колючей проволоки, вдоль него шла накатанная патрульными группами дорога. Я заметил редкие колышки с табличками по обе стороны от гра­ницы и спросил у Лабуса:

— Что это?

— Мины, — ответил он. — Курортник, к посту дви­нем или патрульную группу дождемся?

Командир молчал. Пригоршня стянул шапку, в отсве­тах фонарей лучше стал виден румянец на щеках. Стал­кер вытер пот со лба, взъерошил волосы.

Вдруг Лабус резко повернул голову, а Курортник приложил пальцы к наушнику. Я понял: это значит, что связь появилась. Отлично, сейчас они вызовут патруль­ную группу!

Курортник озабоченно поправил усик микрофона и прокричал:

— Пост тридцать два, я «Курортник», дайте связь с «полсотни пятым»!

Пауза — наверное, связист на посту запрашивал ко­ды. Курортник назвал несколько цифр.

Лабус с Пригоршней опасливо переглянулись. Похо­же, Никита начал догадываться, что происходит, а вот я пока ничего не мог понять, хотя и ощутил тревогу. Бы­стро натянув шапку, сталкер подобрал веревку от воло­куши и поправил оружие за спиной.

— «Полсотни пятый», подтвердите информацию, — вновь заговорил командир. — Нахожусь севернее пять­сот от поста тридцать два. Прием. — Пауза. — Вас по­нял. — И уже нам: — Валим! Валим отсюда!!!

Лабус подсветил планшет детектора, указал в сторо­ну леса и сорвался с места, крикнув:

— Там чисто!

— Что, Курортник? — спросил Пригоршня, потянув за веревку.

— Три пары штурмовиков. Кассетными боеприпаса­ми нанесут БШУ в нашем районе. У нас десять минут.

— Успеем, — отозвался Лабус, на ходу стягивая рюк­зак. — Лишь бы по лесу не отбомбились. Успеем, Леха!

Военсталы, прижав рюкзаки к груди, побежали на­зад к склону. Одновременно развернувшись, упали на спину, сгруппировались и покатились вперед головой, быстро набирая ход.

Пригоршня, скинув с себя веревку, бросил ее мне:

— Держись, пацан! Проверим сани на прочность! Упершись ладонями в мою спину, он начал разгонять

волокушу. Засвистел воздух, гулко забухало сердце в груди. Пригоршня, крякнув, запрыгнул на сани, и мы по­неслись по склону вслед за военсталами.

Глава 4

СМЕНА ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Скатились с холма быстро, и Пригоршня, вошедший в азарт, даже выкрикнул:

— Хэй-ей!

У самого подножия волокуша подпрыгнула на кочке, сталкер потерял равновесие и, громко вспомнив чью-то мать, шмякнулся в снег. Сани, проскользив еще немно­го, остановились.

Подбежали Лабус с Курортником, выхватили у меня поводья и так резко дернули, что я, вскрикнув от боли в ноге, едва не прокусил до крови губу.

Военсталы потянули волокушу к спасительному ле­су. Сзади заскрипел снег — Пригоршня догонял, чер­тыхаясь на бегу. Вскоре он сменил Курортника, кото­рый был без снегоступов и больше мешал, чем помо­гал Лабу су.

— Три минуты! — крикнул командир. — Быстрей! Наверное, ему невидимый диспетчер — или кто он там? — орал в эфире, сколько у нас осталось времени. А может, военстал запустил секундомер на ПДА, не знаю. Лабус и Никита рванули что было сил, мы достиг­ли опушки, продрались сквозь редкий кустарник. Я за­крыл руками лицо, защищаясь от веток. Раздался крик командира:

— Стой!

Они остановились, тяжело дыша, я посмотрел впе­ред — там темнела лесная чаща. Оглянулся на коман­дира, озаренного сзади светом фонарей, слабо дохо­дившим сюда из рабочего городка. Подняв к лицу ру­ку с каким-то устройством, он стал озираться. Это у него прибор ночного видения, понял я, ищет место для укрытия.

— Лабус, детектор?

Военстал, успевший включить сканер, ответил:

— Прямо чисто.

— Есть! Поваленная ель, лево двадцать. Я вперед, вы за мной. — Курортник врубил фонарь и поспешил в чашу.

Волокушу бросили, не пройдя и пяти шагов, тянуть ее дальше было слишком тяжело — мешали кочки и де­ревья. Пригоршня подхватил меня, Лабус забрал ПНВ, а Курортник подобрал рюкзак с ГСК.

— Минута, — сказал командир.

Мы остановились возле поваленного дерева, лучи фонарей выхватили из темноты облепленные землей корневища старой ели. Там, где она росла, зияла при­личных размеров воронка. Какая сила могла выкорче­вать столетнее дерево?

Пригоршня спустился на дно воронки первым, уса­дил меня, Лабус скатился следом. Курортник забросил ГСК под дерево, туда, где корни и длинные пушистые ветви создавали подобие шалаша, но прыгать не спе­шил, возился с чем-то. Лабус подсветил фонарем — ко­мандир вытянул руку с картонной трубкой, выстрелил сигнальный патрон и спрыгнул.

— Ложись! — крикнул Лабус.

В яму проник гул идущих на малой высоте штурмо­виков.

Все привалились к промерзшему склону. Я закрылся локтями, зажал ладонями уши и приоткрыл рот. Дроб­ный грохот взрывов слился в гул, заглушив звук само­летных двигателей. Земля мелко задрожала, сверху по­сыпались ветки и снег.

Новая волна грохота — уже ближе, сильнее. Вибра­ция земли передалась телу, я сглотнул — в уши будто ваты напихали.

И тут шандарахнуло так, что меня подбросило. Ря­дом с хрустом повалилось дерево. Земля посыпалась на голову, попала в рот, я зафыркал, но не услышал се­бя — заложило уши. Опять сглотнул и закашлялся.

Заметались лучи фонарей, мне в лицо посветили, я зажмурился, и луч ушел в сторону. По-прежнему ниче­го не слыша, протер глаза. Пригоршня поднялся на чет­вереньки, помотал головой, стянул шапку и стал выгре­бать из-за ворота песок. Курортник, выбравшись из ямы, присел на краю, достал сигарету. На его груди бледно-зеленым светом горел Г-образный фонарик.

Ко мне подошел Лабус, опустил свой фонарик к зем­ле и, видимо, заговорил. Его губы шевелились, но я ни­чего не слышал. Поняв, что я оглох, военстал взял ме­ня за подбородок, повернул голову и осмотрел одно ухо, потом второе. Опять заговорил. Я только развел рука­ми. Тогда он сплюнул и полез наверх.

Я еще несколько раз сглотнул, задрал голову и уви­дел, что военсталы о чем-то спорят. Фонари они погаси­ли, на лицах играли оранжевые сполохи. Наверное, ра­бочий городок разбомбили, и это зарево от пожарища.

В голове стоял противный комариный писк на одной ноте. Накатила тошнота, я скривился, дотронулся паль­цами до уха — что-то влажное и теплое… Поднес ла­донь к лицу, но света не хватало, перед глазами стали расплываться круги. Лизнул палец — металлический привкус… Кровь.