Враг хозяина штормов - Марина Комарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышал ли ты о Волчьей пророчице, йенгангер?
Я вздрогнул — голос скремта вывел меня из какого-то странного оцепенения. Что ж, кажется, Сирген собирается поиграть по своим правилам. Если это будет недолго, то можно и выслушать.
Я повернулся к нему. Скремт сидел напротив в вырезанном из ванханенского черного дуба кресле. Волк положил ему голову на колени, словно не грозный лесной зверь, в котором живет хранитель рода, а преданный пес.
— Сядь, нам предстоит долгий разговор. Утаивать правду я не собираюсь.
Приглашающим жестом он указал на стоявшую рядом скамью. Судя по изяществу, с которым она была выполнена, здесь могли сидеть только уважаемые гости.
Волчья пророчица… пророчица… В голове что-то крутилось, но точно вспомнить я не мог. Только обрывки старой легенды о том, как женщина из сгинувшего гордого рода могла говорить с волками и предсказывать будущее.
— Кое-что, легенду.
В серых глазах Бессмертника появилось какое-то странное выражение. Он глянул на женщину на стене, потом снова на меня. Выражение тут же исчезло.
— Четыреста лет назад это не было легендой.
Я замер. Четыреста лет! Значит, мое предположение оказалось верным. И замок, и одежда Сиргена, и…
— Четыреста лет назад род Бессмертников владел третью всего Ванханена. Слава о нашем флоте разнеслась как на север, так и на юг. Мы открыли торговый северный путь. Мы сумели заинтересовать лаайге.
Я знал эту историю, но почему-то никаких имен толком не сохранилось. Бабушка рассказывала о прошлом Ванханена, но не называла род Бессмертника. Старая Ингва Глемт считала, что имена могут привести к беде. Особенно если с этими именами связаны темные истории.
— Женщина, которую ты видел возле склепа и здесь, — он махнул в сторону росписи, — это Сигрид — моя родная сестра.
Сестра. Значит, внешнее сходство — не прихоть судьбы, а наследственность. Но взгляды… Невольно я снова посмотрел на нее. Может, мне после бессонной ночи кажется?
— У нее был дар, — тем временем продолжал Сирген. — Видеть то, что скрыто от простых людей. Слышать голоса, которые никогда не были человеческими. Здесь я был глух и слеп. Но у меня имелся другой дар — слышать море. Куда бы я не вел корабль, он приходил в целости и сохранности. Бури обходили нас стороной, а морские жители не строили козней. Торговля шла успешно, после каждого похода мы возвращались с полными трюмами. Казалось, что сам Гунфридр — Владыка Морей — черпал со дна сокровища и благодать, осыпая ими мои корабли. Злые языки говорили, что наша мать не зря ходила в одинокий храм на скале, и мы вовсе не дети Ансуна Бессмертника — бесстрашного воина и хозяина замка. Говорили, будто продала она душу и тело Гунфридру и родила от него «проклятых близнецов».
Хриплый голос словно вернул на родные берега, и я увидел аквамариновые волны, бьющие о скалистый берег, и высокие мощные стены замков. Одинокий храм на скале. Я часто там бывал: деревянные стены, маленький алтарь, окруженный плоскими камнями. На камнях — высушенные травы и матовый желтый янтарь, там всегда запах хвои и моря. Изображенное на стене сплетение водорослей складывалось в человекоподобную фигуру Гунфридра. Говорили, что его подняли со дна моря. В этом храме никогда не было служителей и жрецов. Если человек хотел поговорить с богом, он приходил сюда. И никто не задавал вопросов, что происходило дальше. Это личное дело каждого.
— Мы не обращали внимания. Сигрид я всегда понимал лучше кого бы то ни было. Так же, как и она меня. Порой на нас бросали косые взгляды, но нас это не волновало.
Я удивленно изогнул бровь, но промолчал. В конце концов, было ли у них что-то или нет — это не мое дело.
— Беда пришла в тот год, когда сестру посватал Хозяин Штормов. Наших родителей уже не было в живых.
По телу пробежала дрожь. Ненавистное имя заставило сжать кулаки. Убью.
Повисла тишина, я вдруг сообразил, что Сирген, прищурившись, смотрит на меня. Волк тоже поднял голову и глянул в мою сторону. Ждут, что я сделаю, утбуржьи дети.
Губы Сиргена чуть дрогнули в улыбке, будто он остался доволен увиденным.
— Сигрид перед его приездом бросала руны. После этого она сказала, что скорее бросится со скалы в море, чем станет женой чудовища. Я был единственным защитником сестры и никогда не отдал бы ее против воли даже самому могущественному и богатому жениху.
И почему я чувствую, что главные здесь слова «никогда не отдал»? И неважно кому.
— Хозяин Штормов был оскорблен. И хоть отказ принял с достоинством, но перед уходом сказал, что уничтожит нас всех, если Сигрид не изменит решения. Угрозы мы слышали часто, но почему-то именно в этот раз почувствовали, что быть беде. Ночью сестра пришла ко мне…
Волк почти по-человечески вздохнул и неожиданно тихонько заскулил.
Сирген погладил его по голове:
— Тише, Уло, тише. Я знаю.
— Хозяин Штормов держит свои обещания.
Скремт хмыкнул:
— Да. Хотя сперва казалось, что он про нас забыл. Прошло восемь месяцев. Я вышел в плавание. Наши корабли шли к лаайге. И в первый раз за все время мы попали в бурю. Безумную, ледяную, не дающую передышки. Наш драккар носило по морю очень долго. Очень…
Серые глаза смотрели куда-то сквозь меня. Да, сейчас Сирген смотрел в прошлое, ничего не видя и не слыша.
— Моя команда погибла. На борту не осталось ни единого живого человека. Не знаю, сколько все это продолжалось. Порой мне казалось, что я сам давно мертв. А потом произошло что-то странное. Я увидел Хозяина Штормов, он ничего не говорил, лишь криво улыбнулся и вдруг рукой сделал жест — нарисовал в воздухе кольцо, а потом скрестил руки, развернув ладонями к себе.
Мне стало не по себе. Старый жест, сильный, пришедший к нам еще из тех времен, когда на земле почти не было людей. Как Посредник я знал его очень хорошо. Круг в воздухе — мир живых, скрещенные руки — запрет на жизнь, развернутые ладони — служба тому, кто сделал человека мертвецом. Не каждый может воспроизвести этот жест. Нужны огромные знания и опыт, чтобы самому не угодить в ловушку. Ведь можно нечаянно сделать так, что окажешься на службе у убитого тобой существа.
— После этого корабль сквозь шторм и дикий ветер стрелой помчался вперед. Спустя время я понял, что оказался возле родных берегов и при этом не чувствовал больше боли и усталости. Было странное ощущение, будто я вмиг сумел исцелиться. Единственное, что не давало мне покоя, — странное оцепенение. Словно все уже произошло, а я знал, что ничего не изменишь.
Уло снова заскулил, но тут же умолк.
— Единственным живым существом, встретившим меня, был он.