Верлиока - Вениамин Каверин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кот приосанился и погладил лапкой усы. Ему самому нравилась тонкость, с которой он рассуждал.
ГЛАВА XVIII,
в которой оловянные солдатики маршируют, а как бы новобрачных
встречает директор гостиницы с грустными глазами
Достаточно, было чтобы в этот день Ива деликатно напомнила Васе, что они все-таки отправились не в обыкновенное, а как бы в свадебное путешествие, чтобы баба, у которой они купили ведро яблок, оказалась в белых перчатках. Конечно, это устроил Вася, но неосторожно устроил: во-первых, баба, вообразившая бог весть что, запросила втридорога, а во-вторых, яблоки, от которых сводило челюсти, пришлось выбросить в канаву.
Город, в котором Иву и Васю должны были принять за новобрачных, назывался Котома-Дядька.
- Некрасиво, - сказала Ива. - Напоминает какого-то горбатого дядьку, который тащит на спине котомку с прокисшей капустой.
- Ну что ж, - только и сказал Вася.
Окраины были невзрачные, но чем ближе "москвич" подъезжал к центру, тем яснее становилось, что городок действительно нуждался в переименовании.
Девушка, появившаяся в дверях бензозаправочной станции, казалось, только и ждала наших путешественников. Более того, когда они заправились, она попросила их расписаться в книге автографов.
- Страсть люблю автографы, - застенчиво сказала она.
Дома хотелось назвать домиками, у них был уютный, привлекательный вид, хотя некоторые двух- и трехэтажные, пожалуй, обиделись бы, если бы их так назвали. Правда, на улицах было пустовато - рабочий день, - но зато бабы с полными ведрами попадались на каждом углу: счастливая примета, впрочем, подсказавшая скептическому Коту догадку, что в Котома-Дядьке с водопроводом неладно.
Ива попросила остановиться перед магазином "Детский мир" - она любила игрушки.
Воздушные шары давно томились в багажнике, проклиная судьбу, но что-то неуловимо новобрачное, очевидно, все же мелькало в наших героях, потому что хозяйка "Детского мира" ласково встретила их и лично показала свой двигающийся, стреляющий, шагающий многоцветный товар. Ива попросила снять с полки оловянных солдатиков, и целый взвод в парадной форме немедленно выстроился перед ней на прилавке. Они были похожи, как родные братья, однако иные смотрели вперед остолбенело-деревянным взглядом, а у других в крошечных глазках заиграло что-то живое и веселое, когда они увидели Иву. Бравый командир, затянутый в мундир, лихо отдал честь, и взвод, строевым шагом двинувшийся вдоль прилавка, посыпался бы на пол, если бы онемевшая от удивления хозяйка не загородила ему дорогу.
- Что это значит? - спросила она, схватившись за сердце, и девушки-продавщицы, которые видели этот не совсем обыкновенный марш, откликнулись хором:
- Что это значит?
- Ничего особенного, - вежливо объяснил Вася. - Просто им надоело стоять на полке, и они решили немного пройтись.
- Только вчера получила товар, - растерявшись, сказала хозяйка.
- Вот и прекрасно! А сегодня мы его у вас купим.
И солдатики отправились в багажник, где они впервые в жизни встретились с воздушными шарами.
"Все это будет так или не совсем так", - обещал Вася. И действительно: буревестники, например, не прилетели. Но зато они прислали гларусов, и большие, белые, добродушные птицы пожелали Иве и Васе счастья, а потом стали неторопливо устраиваться возле печных труб - надо было отдохнуть после утомительной дороги.
А когда воздушные шары, давно просившиеся на волю, важно покачиваясь, поплыли над "москвичом", не было ни одного прохожего, который не сказал бы: "Подумайте, такие молодые, а уже поженились".
Праздник так праздник! Пора было пообедать, и когда машина остановилась у ресторана, навстречу выбежал - не вышел, а именно выбежал - директор, высокий, стройный, с седой шевелюрой и аккуратноподстриженной седой бородой.
- Здравствуйте, - весело сказал он, опередив швейцара, который хотел распахнуть двери. - Милости просим.
"Седой как лунь, - подумал Вася. - А лицо молодое". Он, кстати, знал, что лунь - это птица с крыльями голубовато-пепельного и белого цвета.
- Но грустные глаза, - угадав его мысли, прибавила Ива.
Директор предложил им на выбор лучшие номера в гостинице, и они выбрали один для Васи, а другой для Ивы с Котом.
Конечно, не только директор, но все официанты были в белых перчатках, а на официантках накрахмаленные фартуки нежно похрустывали при каждом движении.
- К сожалению, мне не удалось достать перепелок, - мягко сказал директор, когда путешественники уселись за самый лучший столик у окна, из которого был виден уютный сквер. - Сезон кончился, охота запрещена. Я могу предложить суп жюльен по Похлебкину, котлеты деволяй, а на третье сливочное мороженое со свежей клубникой. Что касается вашего спутника...- Он в затруднении посмотрел на Кота.
- Щуки есть? - стараясь быть вежливым, спросил Кот.
- Щук, извините, нет.
- А карпы?
- Карпы имеются.
- Живые?
- Недавно уснувшие, - осторожно ответил директор.
- Ну гоните хоть уснувших, - сказал Кот и сердито посмотрел на Васю. "Если ты заставил шагать оловянных солдатиков, - подумал он, - мог бы, кажется, устроить мне пару свежих щучек".
От салфетки, которую Ива хотела повязать ему на шею, он решительно отказался и, помогая себе лапками, с аппетитом съел под столом двух небольших, но жирненьких карпов.
Директор приходил и уходил - присматривал, все ли в порядке.
- Как ты думаешь, удобно спросить, почему у него такие грустные глаза? спросила Ива.
- По-моему, нет. Незнакомый человек, ну как об этом заговоришь? Наверное, какое-то горе.
Кот, отказавшийся от мороженого и дремавший под столом, открыл глаза и прислушался. Потом, мурлыча что-то себе под нос, стал прилежно расчесывать усы.
- Ты куда, котик? - спросила Ива, когда он вылез из-под стола.
- Кто куда, а я в сберкассу, - невежливо ответил Кот, давая понять, что не всегда прилично спрашивать, куда и по какой причине направляется человек или кот.
Он отсутствовал довольно долго, а когда вернулся, глаза его взволнованно блестели, а шерсть хотя еще и не стояла дыбом, но кое-где уже и стояла.
- Узнал, - сказал он.
- Что узнал?
- Все. Поседел в один час. Потерял сына. Или не совсем потерял, потому что сын в городском музее. Не двигается, не говорит, не ест, не пьет - словом, фактически не существует.
ГЛАВА XIX,
в которой рассказывается о том, что случилось в городе
Котома-Дядьке в прошлом году. Директор пьет капли Вотчала,
а девушка-экскурсовод - валерианку
Ежеминутно хватавшийся за сердце директор почти ничего не прибавил к тому, что сообщил Филя.
- Извините, - сказал он, - но когда я начинаю говорить об этом, приходится немедленно вызывать "скорую помощь".
- Я посоветовал ему принять десять капель Вотчала, - продолжал Филя, - и разговор состоялся. Дело в том, что прошлым летом он имел честь принять почтенного посетителя. Элегантный молодой человек в светлом костюме и модной шляпе с узкими полями остановился в гостинице, и официантки в один голос решили, что он "красивый, как Евгений Онегин". Говорил он гладко, сладким голосом, длинными, изящными фразами. Точнее, говорил, пока не напился.
- Напился?
- Да. Кстати, его фамилию, имя и отчество сообщил мне портье, и это может раздвинуть наши представления о Главном Регистраторе, как он себя называл. Леон Спартакович Пещериков собственной персоной. На его лице был заметен след от удара. Правда, еле заметен. Очевидно, кто-то ударил его по лицу тростью.
- Или лозой, - сказал Вася.
Ива слушала их, открыв рот. Собираясь в дорогу, она постриглась, и над розовыми ушами появились крошечные завитки. Она была похожа сейчас на юношеский портрет Байрона. Но, к сожалению, никто не оценил этого сходства.
- Но я не понимаю... - начала она.
- Молчи, девушка, - сурово сказал Кот. - Смысл вышесказанного дойдет до тебя в свое время. Это еще далеко не все, - помолчав, продолжал он. Вышеуказанный Главный Регистратор (дурной пример заразителен: я, кажется, начинаю говорить его языком)... Главный Регистратор, как было упомянуто, напился за обедом и стал приставать к Славе, сыну директора, который забежал к отцу после тренировки. Он требовал, чтобы Слава разделил с ним компанию. Но спортсмен отказался, и тогда Пещериков стал оскорблять его, крича: "Верзила! Оглобля! Дылда!" - и так далее. По словам отца, Слава проявлял завидное терпенье и, только когда Пещериков крикнул: "Коломенская верста!" - слегка стукнул его. Очевидно, это старомодное прозвище показалось самым обидным. Взяв его за шиворот и вытащив из ресторана, он осторожно положил его в глубокую лужу. Кстати, лужа была не только глубокая, но единственная в своем роде, поскольку именно она помешала городу Котома-Дядьке выйти на первое место в области по чистоте.
Кот замолчал. Ему хотелось заложить лапки за спину, как это делают люди, но не удалось, и он только молчаливо, со значительным лицом прошелся из угла в угол.