Хранитель Времени - Дэвид Зинделл

– Нет. Я закончу дистанцию.

– Он намного опередил вас.

Она была права. Соли свернул с Продольной на желтую улицу, соединяющуюся с моим тайным прямым путем к Академии.

– Не беспокойся, малютка, – сказал я. – Он ранен, испытывает боль и кашляет кровью. Я нагоню его на полдороге до Борхи.

Но я опять ошибся. Я несся что было духу, но так и не догнал его ни у шпилей Борхи, ни на дорожке вокруг башни Хранителя Времени. Я вообще его не догнал.

Ветер ревел у меня в ушах, как зимняя буря, когда мы въехали яа территорию Ресы. Толпа разразилась криками, Бургус Харша махнул зеленым финишным флагом, и Леопольд Соли, едва не теряющий сознание и потерявший столько крови из поврежденных легких, что резчику потом пришлось делать ему переливание, опередил меня на десять футов.

С тем же успехом они могли быть десятью световыми годами.

3

БАШНЯ ХРАНИТЕЛЯ ВРЕМЕНИ

Цель моей теории – доказать раз и навсегда надежность математических методов… Настоящее положение дел, когда мы постоянно натыкаемся на парадоксы, невыносимо. Как это возможно, что определения и дедуктивный метод, повсеместно используемые в математике, приводят к абсурду? Если даже математическое мышление несовершенно, где же нам тогда обрести истину и уверенность?

Дни после пилотских гонок, едва не завершившихся смертью Леопольда Соли, бежали быстро. Сухая, ясная солнечная погода сменилась снегопадами. Снег постоянно заваливал дорожки, обеспечивая работой замбони. Предполагаемых убийц Соли так и не поймали. Все ресурсы Ордена были пущены в ход, и Хранитель Времени разослал своих шпионов подслушивать у дверей и заглядывать в окна (или чем там шпионы занимаются), но пользы это не принесло. Нашему Главному Пилоту оставалось только беситься и требовать, чтобы мою мать допросили акашики. «Необходимо оголить ее мозг, – гремел он на пилотском конклаве, – разоблачить ее ложь и козни!» О том, какой блестящей репутацией он пользовался, свидетельствует то, что пилоты, многие из которых выросли и принесли присягу во время его долгого отсутствия, проголосовали «за».

Через четыре дня мать предстала перед Николосом Старшим. Его компьютеры представили ее мозг живым, как фравашийская фреска, и маленький пухлый Главный Акашик объявил, что не нашел в ее памяти намерения убить Соли.

Той же ночью, в своем кирпичном домике в Пилотском Квартале, мать сказала мне:

– Соли заходит слишком далеко! Николас объявляет меня невиновной, а Соли твердит свое: «Известно, что в лешуанском матриархате применяются препараты, уничтожающие определенные участки памяти». Как же, жди! Стала бы я уничтожать часть собственного мозга!

Я знал, как ей дороги сто биллионов нейронов, составляющие ее мозг, и я не верил, что она, подобно сектантамафазикам, способна принять афагеник и стереть часть своей памяти; но после того, что она сказала мне в день состязаний, в ее невиновность поверить я не мог. Даже если предположить, что она воспользовалась-таки наркотиком, я все равно не узнал бы об этом. Природа микроповреждений памяти такова, что мать должна была забыть как о своем преступлении, так и о том, что стерла память о нем.) Обозлившись, я спросил ее дрожащим голосом:

– Как это тебе удалось надуть Главного Акашика?

– Даже родной сын сомневается во мне! – воскликнула она, привалившись к голой кирпичной стене своей спальни. – Как я ненавижу этого Соли! Главный Пилот возвращается и отнимает у меня то, что мне всего дороже. Я пошла к Хранителю Времени и солгала, да, солгала. Я молила его попросить Соли освободить тебя от клятвы.

– И Хранитель послушал тебя?

– Он считает себя хитрецом. Но я сказала ему, что мы улетим на Триа и поступим в торговый флот, если он не поговорит с Соли. Хранитель мнит себя бесстрашным, но скандалов боится.

– Так и сказала?! Да он же сочтет меня законченным трусом!

– Какое кому дело, что он подумает. Зато я спасла тебя от глупой смерти.

– Ни от чего ты меня не спасла, – сказал я, направляясь к двери. – Никогда больше не лги ради меня, мама.

Я сказал ей, что решил сдержать свою клятву, и она расплакалась.

– Как я ненавижу Соли! – кричала она, когда я открыл дверь на улицу. – Он еще узнает, что такое моя ненависть.

Следующие несколько дней я провел, готовясь к путешествию. Я консультировался с эсхатологами и другими специалистами, надеясь почерпнуть у них хоть какую-нибудь информацию относительно загадочного явления, известного как Твердь. Бургос Харша сказал мне, что первых галактоидов открыл Ролло Галливер, который полагал, что они – пришельцы из другой галактики.

– Апокрифы первого Хранителя Времени гласят, что Кремниевый Бог возник в туманности Эты Киля к концу Веков Роения. А в хрониках Тисандера Недоверчивого мы находим сходное указание. Но разве на такие источники можно полагаться? Рейна Эде в истории Тихо утверждает, что эти существа произошли из семени Эльдрии, как и хомо сапиенс. Ты спросишь, во что верю я сам? Я не знаю, во что верю.

Колония Мор полагала, что Эльдрия, до того как спрятать свой коллективный разум в скрученном пространствевремени сингулярности, должна была иметь большое сходство с Твердью.

– Что до ее цели, то это цель всего живого: стать самим собой. – Мы долго с ней говорили, и я сказал, что многие молодые пилоты не согласны с тем, что у жизни вообще есть какая-то цель. Колония в ужасе уставилась на меня своими маленькими глазками и воскликнула: – Это ересь, причем очень древняя!

Я был, конечно, не единственным, кто собирался в странствия. Казалось, будто весь Орден загорелся мечтой разгадать Старшую Эдду. В чем она – тайна бессмертия человека?

– Надо узнать, отчего проклятые звезды взрываются – в этом и заключается тайна, – сказал Бардо. Впрочем, он был прагматиком и не часто задумывался над эзотерическими проблемами. Другие думали, что тайна Экстра – лишь первая часть Старшей Эдды. (Хоть и чрезвычайно важная.) Где искать ее разгадку? Фантасты, технари, пилоты – многие из нас подозревали, что за три тысячи лет, несмотря на все накопленные Орденом знания, мы упустили из виду нечто важное, а возможно, и главное. Историки умоляли Хранителя Времени разрешить им покинуть Город и порыться в ксандарийской библиотеке, чтобы там поискать ключи к разгадке. Неологики и семантологи заперлись в своих холодных башнях, где создавали и открывали новые языки в уверенности, что тайна Старшей Эдды – как и вся иная мудрость – сокрыта в словах. Фабулисты плели свои вымыслы, не менее реальные, по их утверждению, чем любая реальность, и заявляли, что Старшая Эдда есть то, что создаем мы сами. И кто мог поручиться, что они не правы? А пилоты… Мои храбрые собратья, Ричардесс и Зондерваль, отправились в мультиплекс на поиски затерянных планет и новых видов мыслящих существ. Томот и еще сто мастер-пилотов задались целью составить карту Экстра. Соли тоже собирался в Экстр, намереваясь проникнуть за его внутреннюю завесу, а Лионел придумал очередной план обнаружения Старой Земли. Даже трусишка Бардо собрался в путь – правда, не слишком опасный: он задумал предпринять собственную частную экспедицию на Ксандарию. Отдельные циники-специалисты вроде моей матери вовсе не собирались рисковать жизнью ради мечты, но все равно – это было волнующее и даже славное время, которого нам больше пережить не придется.

Накануне моего отлета, когда в Городе бушевала метель, Хранитель Времени вызвал меня в свою башню. Я дрожал в своей тонкой камелайке, скользя мимо серых угрюмых зданий, отделяющих башню от Ресы, и жалел, что не намазал лицо жиром или не надел маску. Это просто оскорбительно – появляться перед Хранителем Времени с обмороженной физиономией. Тепло башни показалось мне как нельзя более приятным – приятно было даже торчать в приемной наверху, топая ботинками о красный ковер и дожидаясь, когда мастер-горолог доложит о моем приходе.

– Он ждет вас, – сказал наконец горолог, запыхавшийся после подъема к покоям Хранителя и спуска обратно. – Будьте осторожны – он сегодня в скверном настроении. – По винтовой лестнице я поднялся в святая святых башни, где стоял и ждал меня Хранитель Времени.

– Что, Мэллори, – хорошо носить пилотское кольцо на руке?

Хранитель был человек угрюмого вида, с буйной гривой густых белых волос. Большую часть времени он выглядел очень старым, хотя никто не знал в точности, сколько ему лет. Когда он хмурился, что бывало с ним часто, в углах рта у него выступали желваки. Толстая шея была жилистой, как и все подобранное, ширококостное тело. Я стоял в просторной, ярко освещенной комнате, а он разглядывал меня, как всегда, когда я к нему приходил. Черные, как два куска еще не остывшего обсидиана, глаза, вбитые глубоко в череп, смотрели горячо, беспокойно, гневно и страдальчески.

– Много ли нужно, чтобы убить тебя? – спросил он.