Так случается всегда - Эми Хатвани

– Пока не известно, – сказал Мейсон, улыбнувшись и хлопнув ладонью по стене. – Собирай свои манатки, приятель. Нас ждут большие дела!

Он вздернул подбородок и запел фальцетом «Если бы я знал, как спасти жизнь».

Я хмыкнул и покачал головой, стараясь прогнать мысли об Эмбер, чтобы сосредоточиться на предстоящей работе. И это было главным, как сказал мой первый инструктор, когда я только начал учиться на фельдшера «скорой помощи». Если ты не сосредоточишься, люди умрут. Вот так все просто.

– Итак, хорошо провел вчерашнюю ночь? – спросил Мейсон, когда мы уселись на переднее сиденье кареты «скорой помощи» и он включил зажигание.

Мой напарник знал, что я попросил выходной исключительно из-за того, чтобы провести его с Эмбер, поскольку она планировала уехать уже на следующий день. Я редко признавался кому-нибудь в своих чувствах, но в последний год, сидя с Мейсоном по ночам в ожидании вызова, я начал рассказывать ему о нашей с Эмбер дружбе. О том, как мы познакомились и как были дружны в старших классах, и мой напарник просто догадался – и был совершенно прав, – что я питаю к девушке далеко не дружеские чувства.

– Как все прошло?

Мейсон так резко повернул, что мне пришлось упереться рукой в приборную панель.

– Вроде нормально, – сказал я, не желая признаваться в том, что мое сердце сжалось от тоски, стоило мне увидеть Эмбер на кухне в день ее приезда. И в том, что от одного ее запаха у меня подкосились ноги. И в том, что при малейшем ее прикосновении у меня перехватывало дыхание, и я начинал размышлять о том, что вдруг ее чувства ко мне наконец чудесным образом изменились и стали чем-то более глубоким. Ради моего напарника – и ради себя самого – я должен был притворяться, что мне достаточно ее дружбы.

– Она все еще живет с тем парнем?

– Да, – коротко ответил я.

– Прости, приятель, – пробормотал Мейсон.

Машина с визгом пронеслась на красный свет светофора и резко свернула на Джефферсон-авеню.

Я промолчал и уставился на красные пожарные машины, уже заполонившие улицу, радуясь, что не мне придется сражаться с огнем. Раньше я подумывал о том, чтобы последовать примеру отца и стать пожарным, но лишь потому, что я был еще слишком молод, а он всячески пытался заставить меня поверить в то, что у меня нет другого выбора.

– Ты должен ухватить этот мир за яйца, сын, – говаривал мой отец, положив свою толстую руку мне на шею. – Дай им понять, кто здесь босс! Мы вдвоем сделаем это! Команда Хиксов, на выезд!

До того как мы переехали в Беллингхэм и мои родители развелись, я с энтузиазмом кивал в ответ на подобные заявления. Но при этом у меня сводило желудок от страха, что я не оправдаю надежд отца. Я был мальчуганом, который относил умирающих пчел из дома на улицу и клал их в тенек, чтобы они провели последние минуты своей жизни мирно, в привычном для них окружении. Мальчуганом, который с трудом сдерживал слезы при виде бездомной собаки, бредущей по оживленной улице. Мальчуганом, который отдал свой любимый сэндвич с индейкой и сыром бездомному бродяге, сидевшему в одиночестве на скамейке в парке. Мальчуганом, чей отец, глядя на его нерешительность во всем, постоянно говорил, что он должен быть сильным.

Я поморщился, вспомнив тот день, когда решил, что ни за что не смогу выполнять ту работу, которую делал мой отец. Мне было тринадцать, и отец взял меня с собой в больницу, чтобы навестить дядю Кертиса. Он был лучшим другом папы, и они оба были на пожаре, когда одна из стен здания рухнула. Отец пострадал не сильно, но у Кертиса были ожоги третьей степени, и у него обгорело восемьдесят процентов тела. Я до сих пор помню запах антисептика в ожоговом отделении, который я почувствовал, едва мы вышли из лифта. Я помню пожарных, которые толпились в комнате ожидания, и рыдания Кристин, жены Кертиса. Она сидела на стуле, закрыв лицо руками, но когда появились мы с отцом, подняла голову.

– Привет, дорогой, – сказала она, протянув ко мне обе руки. Я нерешительно подошел к ней и позволил обнять себя. Когда мои родители были на работе, я проводил весь день в доме Кертиса и Кристин вместе с их дочерью Трейси. Мне нравилось общество Трейси, особенно когда мы запирались в кладовке и она разрешала мне поднять ее рубашку и потрогать начинавшую расти грудь. Она была первой девочкой, с которой я целовался.

Сейчас Трейси, с заплаканным лицом, сидела рядом с матерью, уставившись в пол. Ее черные волосы были небрежно завязаны в хвост, а худенькие плечи дрожали. Я не знал, что сказать.

– Можем мы с Таем повидать его? – спросил отец у Кристен, и она кивнула.

Я еще раз неловко обнял Кристен, и она крепко прижала меня к себе, впившись ногтями в мою спину. Казалось, что она отчаянно искала поддержку, которую я не знал как предложить.

Кертис – или то, что осталось от него, – лежал на кровати, не шевелясь. Волосы и брови сгорели, а единственная уцелевшая на теле кожа была красной и воспаленной. Остальные участки тела были обугленными и черными и блестели от какой-то мази. Частично его тело покрывали марлевые повязки. Его глаза были закрыты, к вене была присоединена капельница, а изо рта торчала трубка, через которую в его легкие поступал кислород. Он выглядел ужасно, как какой-нибудь монстр.

– Привет, дружище, – сказал отец, подходя к кровати, на которой лежал его лучший друг. Он судорожно глотнул. – Это я и Тай. Он хотел повидаться с тобой.

Я прижался к двери и затряс головой, когда отец жестом велел мне приблизиться.

– Иди сюда, – сквозь зубы прошипел отец.

Он резко помрачнел, а во мне взметнулся страх от такого явного неподчинения отцу, в воздухе висел запах горелого мяса, и внезапно у меня скрутило желудок. Я бросился к мусорной корзине, и меня вырвало. Меня рвало до тех пор, пока внутри уже ничего не осталось.

Когда я наконец выпрямился, я посмотрел на отца.

– Прости, – пробормотал я.

Мои глаза слезились, а горло жгло огнем. И я старался не смотреть на Кертиса, опасаясь, что мне опять станет плохо.

Отец сделал шаг и схватил меня сзади за шею своими жесткими, толстыми пальцами.

– Черт, – прошипел он и повел меня из комнаты. По дороге домой, сидя в машине, отец читал мне проповедь о братстве и ответственности перед друзьями.

– Будь мужчиной, сын, – говорил он. – Это единственное, чего я хочу от тебя.

И даже сегодня я мог слышать презрение, звучавшее в голосе отца. И я чувствовал стыд, который навсегда поселился в моем сердце.

– Ты готов? – спросил Мейсон, прерывая ход моих мыслей.

Он припарковался как можно ближе к месту происшествия. Я кивнул, глядя на дом, который был уже весь охвачен пламенем. И я подумал о том, что здание, наверное, уже нельзя спасти. И о том, смогли ли люди, находившиеся в нем, выбраться из пламени. Или смогли ли пожарные спасти их. И я надеялся, что единственным, что превратится в пепел, были эти стены. С годами я понял, что моя реакция при виде Кертиса была не следствием того, что я не смог справиться с шоком. Просто я испугался, что, если пойду по стопам отца, я закончу так же. Я буду лежать, обгоревший, на больничной койке и, как Кертис, скончаюсь через три дня. И случилось так, что мне суждено помогать таким людям, как он, помогать пострадавшим в несчастных случаях.

Сообщив диспетчеру, что мы прибыли на место происшествия, мы с Мейсоном обежали карету «скорой помощи», открыли задние дверцы и вытащили каталку. Схватив все необходимое, мы побежали по улице к горевшему дому. Я успел окликнуть одного из пожарных.

– Сколько?

– Всего один, – сказал пожарный, указывая на двор соседнего дома.

Восемь пожарных стояли вокруг полыхавшего дома; четверо из них держали длинные шланги, пытаясь потушить пламя, языки которого вздымались высоко к небу. Еще один пожарный стоял на коленях возле лежавшей на траве миниатюрной женщины.

– Что у нас? – спросил Мейсон, когда мы подбежали к ним.

– Надышалась дыму. Женщина, без сознания, примерно двадцать лет. Дыхание ровное, но хриплое. Соседи говорят, что ее зовут Молли. Больше никого в доме не было.

Пожарный поднялся и отошел, уступая мне место, и я взялся за дело. Сначала проверил пульс. Он был ровным и сильным, что было хорошим знаком. Потом я взял у Мейсона кислородную маску и прижал ее к носу и губам женщины.

– У нее легкие ожоги на крыльях носа, – сказал я.

Я осмотрел все тело и нашел несколько ожогов на лодыжках. Они были красные и вздувшиеся – похоже на вторую степень. Потом я произвел все обычные действия – проверку дыхания и циркуляцию крови.

– Цвет кожи неплохой.

Мейсон надел на руку Молли манжету, чтобы измерить давление, и внезапно она начала кашлять, судорожно схватившись рукой за кислородную маску. Она открыла глаза и стала отчаянно крутить головой, пытаясь сообразить, где находится.

– Все в порядке, – сказал я, дотронувшись до ее руки кончиками пальцев, чтобы успокоить беднягу. – С вами все будет хорошо. Вы пострадали во время пожара, но сейчас вы в безопасности. Постарайтесь лежать спокойно.