Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение - Екатерина Гринева

Всю дорогу я думала о Динке. Похоже, Мишка выкинул такой кульбит, что никому мало не покажется. И еще этот клуб «Эдем». Похоже, он ходил туда с Ермолаевой. Я вспомнила, как Динка сказала, что один раз случайно подслушала Мишкин разговор: он с кем-то ворковал и упоминал «Эдем». За что убили Ермолаеву? И куда пропал Мишка?

Я резко затормозила, чуть не прозевав зеленый свет, и поймала сбоку недовольный взгляд кавказца лет сорока. «Чего выпендриваешься, женщина! – говорил его взгляд. – Знай свое место».

Мне стало смешно, и я ему подмигнула. На лице кавказца выразилась целая гамма чувств: от обиды до негодования. Казалось, сейчас выскочит из машины и вручную расправится со мной.

Когда я уже подруливала к дому, позвонила Динка.

– Привет!

– Привет! Понимаешь, мне совсем хреново. Я все Мишке названиваю, но «абонент временно недоступен». Я уже совсем отчаялась.

– Понимаю. Но ты держись.

– Легко сказать!

– А что тебе еще остается. Ребятишки где?

– Во дворе гуляют. Где же им еще быть? Только подумать: все праздники коту под хвост. Такие планы были… В парк сходить погулять, в театр, в музей динозавров.

– Есть такой? – удивилась я.

– Ну этот… как его, естественно-научной истории, что ли.

Динка замолчала, а потом выпалила:

– Я уже не верю, что Мишка живой.

– А вот это ты зря. Брось накручивать себя. Лучше займись чем-нибудь полезным.

– Это чем же?

– Ну, хотя бы вязанием. Когда-то ты хорошо вязала.

– Да… хорошо, – в голосе Динки назревал надрыв.

– Прекрати! – как можно строже сказала я. – Подумай о детях.

Но Динка уже повесила трубку. Перезванивать ей я не стала. Вместо этого набрала телефон Ромки Белякова, оперативника, с которым когда-то свела меня судьба на бескрайних дорогах нашей родины. У меня заглох «Пежо», моя первая машина, и я не знала, что делать – в час ночи со сломанной тачкой. Я встала на дороге и начала сигналить. Все как назло проезжали мимо, даже не делая попытки остановиться. Один притормозил, сделал двусмысленное предложение, а в ответ на мою тираду: «Пошел, козел, на х…» – выразился примерно так: «Ну и разбирайся сама со своей гребаной тачкой». Рома подрулил неожиданно, когда моя надежда почти умерла, и я кляла всех на свете. Высокий красивый Ромка вышел из машины и вежливо поинтересовался, в чем дело. Я объяснила. Он поковырялся в «Пежо», и через десять минут заглохший двигатель заурчал. Я поблагодарила его и протянула свою визитку. Он в ответ – свою. С изумлением я узнала, что мой спаситель работает в милиции. «Таких знакомых у меня еще не было», – со смехом сказала я. «Теперь будут», – ответил он на полном серьезе. И действительно, Роман стал моим хорошим приятелем. Встречались мы не так уж часто: примерно раз в два месяца, но посиделки устраивали душевные: в одном из московских кафе – с обильной трапезой и несметным количеством выпитого пива. При этом Роман жаловался мне на свою жизнь: маленькую зарплату и злую мымру-тещу. Я – на свою: отсутствие подходящего кандидата на роль мужа и полное одиночество. Даже с Динкой я не могла быть такой откровенной; перед ней мне нужно было держать марку сильной успешной женщины. А вот перед Ромкой… Мы были ровесниками, и он был мне как брат. Однажды я даже в шутку сказала, что из нас получилась бы неплохая пара, и тут же пожалела о своих словах. По лицу моего приятеля пробежала тень: он обожал свою жену Оленьку и двух детей-погодков – сорванца Саньку и Марию Романовну. Я сразу обратила свои слова в шутку и пообещала самой себе больше так не шутить. Терять Ромку мне не хотелось. Если бы Беляков находился в Москве в новогоднюю ночь, а не в Турции, ни за что бы я не попала в такой переплет в отделении милиции: Ромка бы обязательно меня выручил. Я не сомневалась в этом.

И вот сейчас я звонила ему в надежде, что он уже в Москве. Роман подошел к телефону; на заднем плане возник гул и чьи-то голоса.

– На работе? – с ехидцей спросила я.

– Угадала.

– Ром! Мне надо с тобой встретиться. Срочно.

– А когда я отказывался? Да и с Новым годом тебя надо поздравить.

– Спасибо. Как провели праздники?

– Отдыхать не работать. Ладно, Рит. У меня сейчас совещание будет. Говори, когда и во сколько.

– Сегодня после работы. В нашем кафе.

– Если бы я знал, когда оно закончится. Ладно, освобожусь – позвоню. Идет?

– Договорились.

После разговора с Ромкой мне стало немного легче.

В нашем любимом кафе «У Саныча» яблоку было негде упасть.

– Черт! – почесал затылок Роман. – Даже не знал, что здесь будет такое столпотворение. Наше кафе набирает обороты популярности. Даже сесть негде.

– Слушай, ты покури на улице, а я попробую проблему разрулить.

– Будешь палить в воздух с криком: «Разойдитесь, гады»? Тогда я должен тебя первым доставить в отделение в наручниках.

– Будь спокоен, дорогой товарищ. У нас свои методы работы, не такие варварские. Работаем тонко, мирно. Комар носа не подточит.

– Уговорила. Я выйду покурить, но только без криминала.

– Иди, иди! – махнула я рукой.

– А остаться и посмотреть на твою работу нельзя?

– Конечно, нет, а то подсмотришь мое ноу-хау.

Беляков вышел, а я пристально осмотрела зал. Кафе напоминало нечто среднее между кавказской харчевней и русской избой. В углу стояла декоративная бочка пива. А над барной стойкой высились оленьи рога.

Публика здесь собиралась соответствующая – не обремененная работой на износ и большими зарплатами. Маргинальные личности и люди без определенных занятий. Мой взгляд зацепился за одного мужика непрезентабельной внешности, распивающего кружку янтарно-густого пива в полном одиночестве. Я подошла ближе и предложила ему за пятьсот рублей покинуть заведение. Он поднял на меня большие глаза, задумался и назвал другую сумму – тысячу. Мы сторговались на семистах. Он залпом допил пиво и, взяв деньги, ушел, что-то бормоча про себя.

Беляков появился на пороге через пару минут после того, как я уселась за стол, с наслаждением вытянув ноги.

– Трупа поблизости нигде нет? – подозрительно спросил он, усаживаясь напротив.

– Представь себе, нет.

– А что ты сделала с товарищем, сидевшим за этим столом?

– Отправила погулять. И он с радостью согласился.

– Чудеса! – повертел головой Беляков. – Тебя бы к нам в отделение с несговорчивыми товарищами беседовать.

– Мы будем мои достоинства обсуждать или еду заказывать? Я хочу салат и кофе.

– Ну а я традиционного пивка и селедочки под шубой. Не возражаешь?

Я развела руками:

– Слово мужчины – закон.

Между первой и второй кружками пива я рассказала Белякову о своей проблеме. В моем изложении она выглядела как поиски сбежавшего мужа от опостылевшей жены. Если бы не труп Ермолаевой, мой рассказ тянул бы на обычную сказку с плохим концом. По мере моего рассказа Беляков все больше и больше мрачнел и под конец стукнул кулаком по столу.

– Рит! Ну я тебя не понимаю! Взрослая, умная баба, а полезла черт-те куда. Да еще сбежала из квартиры, где был труп.

– А что я, по-твоему, должна была оставаться там?

– Ладно, – помрачнел Беляков. – Замнем тему.

– Я думала, ты мне что-нибудь путное посоветуешь…

– Что тут можно советовать. Пусть жена пишет в милицию заявление о пропавшем муже. Что она время-то тянет?

– Надеется, что объявится живой и здоровый, собственной персоной.

Некоторое время мы молчали.

– Ром! – робко сказала я. – А ты не мог бы помочь мне?

– Как?

– Навести справки о клубе «Эдем». Если можешь, – поправилась я.

– Умеешь ты человека загрузить. Да еще в праздники. Не успел я очухаться, как ты ко мне подкатываешь. Да еще с таким заданием, – повертел головой Беляков.

Я знала, что Ромка мне не откажет, но предварительно обязательно поворчит. Такой уж у него характер.

– Беляков, – миролюбиво сказала я, – не сердись. Ты моя единственная надежда и опора. Ты хоть это осознаешь?

– Стараюсь, – хмыкнул он.

Остаток нашего свидания мы посвятили перемыву костей его тещи. Рассказывая о своей позиционной войне с ней, Ромка просветлел лицом и вошел в раж, размахивая руками. Я согласно поддакивала ему. Конечно, лучший вариант для всех – тихо-мирно разъехаться, никого не обременяя. Но треклятый квартирный вопрос в Москве не давал многим такой возможности, вот и приходилось бедолагам терпеть друг друга, скрежеща зубами. Что не добавляло никому хорошего настроения.

Расстались мы с Беляковым взаимно довольные друг другом: он – тем, что отвел душу, я – тем, что заручилась его поддержкой.

По дороге домой я размышляла над Ромкиными словами: может, правда Динке лучше подать заявление о Мишкиной пропаже. Хотя я знала, что в некоторых случаях Динка может быть жутко упрямой и будет настаивать на своем до последнего.

Дома я послонялась по квартире и решила, что пока Беляков достанет мне сведения об «Эдеме», пройдет какое-то время, а сидеть и бездействовать в то время, как Динка сходит с ума, я не могу.