«Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою - Иоганн Фосс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вольф оставляет его слова без комментариев и вместо этого тепло улыбается ему. Они обмениваются рукопожатиями.
— Надеюсь еще увидеться с вами. Удачи вам, мой мальчик. Да благословит вас Господь!
Предлагаю Филиппу проводить его, надеясь по пути обменяться с ним парой слов наедине. Вольф провожает нас до дверей. Прежде чем свернуть на улице за угол, Филипп оглядывается и салютует, приложив руку к козырьку фуражки. Вольф стоит у порога, невысокий, стройный, в плотно обтягивающем фигуру мундире. Он ответно салютует нашему гостю.
Мы шагаем по городским улицам молча. Затянувшуюся паузу первым нарушает Филипп.
— Выходит, мы немного заглянули за кулисы, верно? И то, что увидели, не вызывает особого воодушевления.
— Но ты же сказал, что услышанное тебя не обескуражило!
— Понимаешь, я должен был это сказать, но на самом деле считаю, что дело гораздо сложнее, чем кажется. Твой дядя мне очень понравился. Он замечательный человек и, несмотря на свой высокий статус, открыт и прост в общении. Однако, подобно всем военным, он смотрит на войну как на сложную шахматную партию, на череду ходов различных фигур. Если наступает критическая ситуация, они приходят к холодному логическому выводу: нужно прекратить страдания и жертвы и немедленно начать поиски мирного выхода.
— Вообще-то, Филипп, напрямую дядя Вольф так не говорил, — возразил я.
— Конечно, нет, постарайся правильно понять меня. Я хочу сказать, что мы не можем рассматривать войну на Востоке как игру со своими правилами. Дело обстоит иначе. Это схватка между культурой и нигилизмом, противоборство ценностей западной цивилизации и варварского отрицания нашего культурного наследия. Другая сторона не признает никаких правил. Она допускает лишь безоговорочную правоту пролетариата. Вспомни все преступления, совершенные во имя его диктатуры: ради ликвидации частной собственности миллионы так называемых кулаков были уничтожены, на одной только Украине заморили голодом двенадцать миллионов человек, церкви превращены в свинарники, попраны все моральные ценности прошлого. Уничтожив классовых врагов, большевики взялись за истребление трудящихся масс, своих же соотечественников. С первых же дней установления советской власти они хотят установления власти над всем миром. Большевики готовы воспользоваться любой возможностью, чтобы навязать Западу свою политическую систему. Сначала они попытались сделать это в Германии, затем в Испании.
Филипп говорил спокойным бесстрастным тоном, как будто рассуждал вслух, а не пытался опровергать слова дяди Вольфа. Я решил не прерывать его и выслушать до конца.
— Вспоминая об этом, начинаешь понимать, что вся Европа противостоит большевизму, а Германия — ее авангард в этой священной борьбе. Нынешняя война — не игра в шахматы, не рыцарский турнир с присущим ему благородством. Войну не выиграть одним лишь военным умением и голым профессионализмом. Для победы нужно нечто большее.
В душе я согласился с Филиппом, и мне снова вспомнилась книга Двингера «Между белыми и красными». Подобные высказывания я слышал и раньше — из источников, не слишком почитаемых в кругу нашей семьи. Это были хвастливые и высокопарные пропагандистские речи, произносимые партийными функционерами. Поэтому я мгновенно принял решение выступить в роли адвоката дьявола.
— А тебе не кажется, что правила военного профессионализма в дни войны не действуют? По-моему, довольно рискованно предсказывать, что мировоззрение возобладает над военным профессионализмом, разве не так? Неужели мировоззрение помогает солдату переносить холод? — спросил я, пожалуй, немного резко.
Филипп ответил не сразу.
— Нам нужно и то, и другое! Высокая военная эффективность и широкий взгляд на мир. Нам требуется понимание того, что сегодня война ведется не между старыми европейскими противниками, а между двумя враждебными социальными системами. Я хочу, чтобы это понимала вся Европа, чтобы молодые жители европейских стран были готовы принять участие в борьбе против коммунизма. Я надеюсь на то, что эта цель — отстаивание западных ценностей — станет понятна им и они пожелают стать на нашу сторону.
Вскоре мы приблизились к дому родителей Филиппа. Было темно, но он попытался заглянуть мне в глаза.
— Думаешь, я веду пустые пропагандистские речи? Отнюдь! Подобные взгляды разделяют уже многие люди. Добровольцы прибывают из всех уголков Европы — Норвегии, Швеции, Дании, Голландии, Бельгии, Франции, Швейцарии, Южного Тироля. Их включают в ряды войск СС, из них формируют отдельные дивизии. Скоро войска СС будут сражаться не только за свою родную страну, но и во имя торжества идей западной цивилизации.
Я снова почувствовал прилив воодушевления, мне хотелось узнать больше сведений на эту тему. Филипп принялся рассказывать о молодых людях из европейских стран, о том, что их военные части снабжаются современным оружием и они выполняют отдельные боевые задачи. От него я узнал о молодых офицерах, с которыми ему доводилось встречаться, об их высокой военной подготовке, о приобретенном ими за короткий срок фронтовом опыте, о совершенных ими подвигах и полученных наградах. На пути из Карелии в Германию он встретился с некоторыми из них в Берлине. Очевидно, они произвели хорошее впечатление на Филиппа, и он считал их новой офицерской элитой, появившейся совсем недавно, за последние месяцы войны. По его словам, эти люди сильно отличались от прочих его знакомых в войсках СС, не говоря уже о партийных функционерах.
Наши прежние отношения с Филиппом возродились. Теперь в них появилось нечто новое, вызывающее у нас обоих живой интерес. Слушая его, я почти забыл о том, что он служит в армии. Когда я признался ему в этом, Филипп сообщил, что подал рапорт о переводе в войска СС и надеется в скором будущем получить назначение в соответствующую офицерскую школу. Он рассчитывает, что этот вопрос решится до окончания отпуска. Его семья об этом пока ничего не знает, и он не уверен, как она отнесется к подобному решению. Но на сегодня разговоров хватит, он должен попрощаться со мной. Филипп направился к дому и вскоре исчез в темноте.
— Удачи тебе! — прошептал я ему вслед.
* * *На обратном пути я попытался осмыслить то, что услышал сегодня вечером. Чтобы лучше разобраться в своих ощущениях, я даже пошел домой окольным путем.
Во-первых, меня сильно смутила бессмысленность приказа генералов, адресованного нашим солдатам на Восточном фронте, — «самопожертвование — это долг». Эта фраза долго звучала в моем сознании. В ту пору я был полон романтических и идеалистических представлений о воинском долге. Поскольку война началась тогда, когда я был достаточно юн, мне очень хотелось поскорее достичь призывного возраста и попасть на фронт. Я много мечтал о военных подвигах и часто рисовал в воображении разнообразные приключения, вроде заброски в русский тыл с каким-нибудь диверсионным заданием. Предложенная Филиппом версия поступления в ряды войск СС для отстаивания европейских ценностей и борьбы с большевизмом показалась мне особенно привлекательной. Правда, я тогда имел довольно смутное представление о том, какой может быть Европа, объединенная целью борьбы с коммунизмом и забывшая ради нее былые разногласия и обиды. Может ли она превратиться в новый рейх, о котором говорилось в стихотворении Стефана Георге, из которого я помнил лишь последние строчки?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});