Истории Эписа. Некромант - Софья Эл

да не сожрет твою душу Безмолвная, была на Бесконечной войне. Смотрела в глаза Чудовищу и выбралась живой! Почему тогда именно ты так не веришь в него? — Крейн повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

— Я верю в него больше, чем ты думаешь, Эрик! Поэтому знаю, что то, что убивает остальных, станет его спасением. И если для защиты необходимо отказаться от ребенка — то именно это и должна сделать мать, Крейн. Он мой сын! — голос сорвался на крик.

Крейн снова вздохнул. Не знаю, что он так старательно пытался высмотреть в моих глазах, но судя по тому, как разочарованно отвел взгляд — не нашел. А я снова почувствовала, как накатило облегчение. Всегда тяжело, когда он словно пронзает глазами, заглядывая в самую душу.

— Как и мой, Вел.

Нервно дернувшись, я отвернулась к окну. Все время в подземельях гнала от себя мысли о том, что на другой стороне оставила не только сына. Я сосредоточилась на Максе и старалась не думать больше ни о ком. Долгое время Крейн был моим хорошим другом. Мы сами все испортили.

— Тогда кому, как не тебе, понять меня, Эрик? Ты бы не сделал для него того же? Ты, — ткнула пальцем в мужа, — отказавшийся от всего ради него, от семьи, от денег и наследства, — прошипела я, — еще тогда, когда Макс даже не родился.

— Он — моя семья, — Эрик поднялся, — вы оба были семьей. И плевал я на его энергетический резерв, на твое происхождение и на то, что так неправильно. Я готов был отдать жизнь за вас обоих, Вел. А теперь что? Если раньше моему сыну грозила опасность из-за того, что он — Рабос, то теперь его пропавшая на пять лет мать стала некромантом, — голос мужчины перешел на рык, а я втянула голову в плечи — ты понимаешь, что именно сделала? Теперь для Макса угроза как твои друзья-некроманты, так и все твои враги!

— Не вали все на меня, Эрик! У тебя-то, детектива Башни Смотрящих, наследника, отрекшегося от рода, обладателя самых высоких запасов энергии с неконтролируемыми выбросами, врагов, конечно, нет, — практически выплюнула я.

— Зато моя собственная мать не может меня сожрать, Вел.

Лучше бы ты влепил мне пощёчину, Крейн. Да, некромант должен питаться. Теперь я не просто источник угроз для сына. Я сама представляю опасность для него. Но не настолько.

— Я не могу поверить в то, что ты делала это для защиты сына, Вел.

Брови поползли на лоб. То есть настолько отвратительной матерью меня считает человек, с которым мы вместе прошли самые главные ужасы жизни? Осирис, знавший меня с детства, видевший в походах и заставший безумие. Оскорбить сильнее Крейн просто уже не мог.

— Зря.

Эрик схватил меня за руку и потянул на себя, поднимая на ноги. Я зашипела, а мужчина схватил за плечи и, сжимая их до боли, тряхнул.

— Сейчас, глядя мне в глаза, скажи, что ты не пыталась поднять. И я поверю тебе, Вел. Каждому сказанному тобой слову. Я сделаю все, чтобы помочь тебе выбраться из этого дерьма. Ну?

Надежда, которую я никогда не смогу оправдать. Горечь моей лжи, готовой вырваться наружу. Но я не поступлю так. Больше никогда.

Рука с висящими на ней грязными кусками гниющей плоти, тянущаяся ко мне. Запах, от которого желудок стоит в горле. Белые обглоданные кости. И жуткий вой в моих ушах. «В-в-ва-а-а-а-а-а-а…». Воспоминания, которые навсегда поселились в моем мозгу. То, от чего хочется вскрыть череп и вытащить пальцами, лишь бы не видеть снова и снова. Ни одна печать не смогла удержать. Старейшина блокировал, но оно снова возвращалось. Мертвые братья вокруг. «Я отпускаю тебя».

— Не могу сказать, Эрик. — Крейн вздрогнул и отпустил меня.

— Собирайся, нас ждет Башня Смотрящих. Я готов очень внимательно выслушать все, что расскажешь, — Эрик было направился к двери, но остановился. — Вот, Макс сказал передать тебе, — в воздухе что-то блеснуло.

Поймав, я раскрыла ладони. В руках лежало фамильное кольцо Крейнов. То, что я оставила в кроватке. Единственное, что было у моего сына от матери все эти годы. Я посмотрела на Эрика.

— Если ты думала, что сын не скажет своему папе про то, как общается с мамочкой, то ты совершенно его не знаешь, Вел, — Крейн усмехнулся.

— Эрик, — замялась, но слова, на удивление, полились сами, — я не могла желать лучшего отца для Макса, чем ты.

Мужчина грустно улыбнулся. Старые загрубевшие раны кровоточили сегодня у нас обоих. Казалось, что мы давно вылечились и очерствели. Но нет. Пять долгих лет. Бездна между нами. Но если бы это был не он — могла я быть спокойна за Макса все это время?

— Мы оба знаем, что это не так. И кого ты хотела видеть на моем месте, — детектив отвернулся, — жду тебя внизу.

Когда еще не было Правящих, задолго до начала Бесконечной войны, на Земле жили люди. Говорят, что не было у них Даров, а была лишь жизнь. Конечно, те, кто не предполагает Мира другого, кроме созданного последним гневом Всевышнего, уже и забыли, как в его же Книге описано создание общества. Люди, разозлившие Его. Древнее человечество. Отрицание их существования тем не менее не мешало современному обществу вовсю использовать блага старой цивилизации. Одним из таких даров и была Башня Смотрящих.

Стояла она на севере Эписа, где начиналась граница, острой пикой пронзая облака. Но мало кто из законопослушных граждан знал, что подвалы Башни были так же глубоки, как высока вершина. А уж о том, что происходило глубоко под землей, знали лишь сами Смотрящие. Целые лабиринты, уходившие в самое сердце Мира. Говорят, что, если прислушаться, от Башни доносятся стоны навечно заблудших душ. Про нее ходило множество слухов, но одна легенда, больше похожая на сказку, которую еще детьми мы шепотом рассказывали в Доме Рабоса, была моей любимой.

Жил в Эписе мужчина из Древних людей. Плохи были дела его — молодая жена ушла, забрав детей, засуха убила урожай, а голод и морозы — всех его родных. От горя решил он руки на себя наложить. Выпил крепко и начал мылить веревку. И тогда, пожалев, явился Всевышний к нему и предупредил, что, если не исправятся люди, падет на них Его гнев. Но если мужчина заставит всех подчиниться — помилует Всевышний, а самого человека вознаградит Дарами. И станет его жизнь веселее, вернется жена, а поля всегда будут плодородить.

Только вот ошибся Всевышний. С черной душой был человек. Не любил он людей