Убийство в Кантоне - Robert van Gulik

— Большая их часть. Мы любим селиться подле своих святынь. Молитвы правоверных возносятся к небу с вершины минарета, а когда один из наших кораблей входит в бухту, мы зажигаем огонь маяка и молимся, благодаря за его благополучное возвращение. — Мансур глубоко вдохнул. — Лет пятьдесят тому назад один из родичей нашего пророка — да хранит его Аллах! — пришел в этот города, а потом умер в хижине у Южных ворот. С тех пор многие правоверные поселились в этом святом месте, дабы оставаться поближе к его гробнице. А моряки ваши обычно находят кров неподалеку от причала, на одном из шести больших постоялых дворов.

— Я познакомился тут с одним мореходом, — обронил Чао Тай, — и этот малый по имени Ни владеет вашим языком.

Мансур встревожено посмотрел на гостя.

— Отец Ни был ханьцем, а вот мать — персиянкой, — без всякого выражения уточнил он. — Эти персы — полные ничтожества. Наши славные воины во главе с великим халифом изрубили их в кровавое месиво. В битве при Нихавенте, сорок лет назад.

Яо, предложив выпить еще по чаще, спросил:

— А правда ли, что к западу от владений халифа обитает белокожий народ с голубыми глазами и желтыми волосами?

— Таких людей не бывает, — возмутился Чао Тай. — Если только это не духи или демоны!

— Однако они существуют на самом деле, — мрачно подтвердил Мансур. — И к тому же хорошо дерутся. Светловолосые даже умеют писать, только не так, как мы, а наоборот — слева направо.

— Экая чушь! — довольно усмехнулся Чао Тай. — Тогда они точно духи. В Загробном Мире все делается наоборот, не как у людей.

Мансур допил чашу.

— У некоторых из них не желтые, а рыжие волосы, — обронил он.

Чао Тай испытующе посмотрел на араба. Если человек несет такую околесицу, он явно выпил лишку.

— А не полюбоваться ли вам арабскими танцами, Мансур? — масляно улыбнулся Яо. — Доводилось ли вам видеть, как танцуют арабские девушки, тайвэй?

— Нет, ни разу. А что, их танцы столь же хороши, как наши?

Мансур поднялся.

— О Аллах! — возопил он. — Такой вопрос свидетельствует о полном неведении! — Он хлопнул в ладоши и что-то отрывисто бросил слуге по-арабски.

— Глядите на занавес! — возбужденно шепнул Яо. — Если нам повезет, это будет восхитительное зрелище.

Из-за раздвинувшегося занавеса появилась женщина. Среднего роста и совершенно нагая, если не считать узкой черной бахромы вокруг бедер. Эта пушистая бахрома располагалась столь низко, что оставляла открытым живот танцовщицы, и соблазнительная выпуклость с сияющим изумрудом в пупке завораживала взгляд. Из-за удивительно тонкой талии округлые груди девушки казались еще тяжелее, а роскошные бедра — шире. Необыкновенно красивая, гладкая кожа отливала золотистой бронзой, тогда как лицо, хоть и не лишенное приятности, не соответствовало ханским представлениям о женской красоте. Обрамленные пушистыми длинными ресницами глаза казались слишком большими, пунцовые губы — чересчур полными, а сияющие, иссиня-черные волосы завивались самым причудливым образом. Чужеземный облик красавицы сдерживал восторги Чао Тая, вместе с тем непонятным образом пленяя его. Девушка застыла и, слегка приподняв брови, разглядывала гостей, а ее большие влажные поблескивающие глаза вызвали в памяти Чао Тая взгляд косули, которую он много лет назад по ошибке убил во время охоты.

Танцовщица ступила в комнату, и ее ножные браслеты издали тонкий серебряный звон. Нимало не смущаясь своей наготы, она отвесила Мансуру глубокий поклон, быстро приложив правую руку к обнаженной груди, затем слегка кивнула в сторону Чао Тая и толстяка торговца и плавно опустилась перед хозяином дома на колени. Когда девушка опустила изящные руки, Чао Тай с удивлением заметил, что ее ладони и ногти выкрашены в ярко-красный цвет.

Уловив неприкрытое восхищение в глазах Чао Тая, Мансур скривил губы в довольной усмешке.

— Это Зумурруд, Смарагдовая танцовщица, — негромко пояснил араб. — Сейчас она покажет вам, как танцуют у нас.

И Мансур снова хлопнул в ладоши. Два араба в длинных одеяниях выскользнули из-за занавеса и сели на корточки в дальнем углу. Первый принялся стучать в огромный деревянный барабан, второй гнутой ротанговой палочкой тронул струны неведомого Чао Таю инструмента.

Мансур не спускал с танцовщицы больших, горящих как угли глаз. Скользнув по нему взглядом, Зумурруд полуобернулась на коленях и вызывающе посмотрела на гостей. Но, увидев, что она хочет заговорить с господином Яо, хозяин велел музыкантам начинать.

Те завели протяжную, тоскливую мелодию, и Зумурруд, сложив руки над головой, принялась ритмично двигать пышными бедрами. Не прекращая волнообразных движений, она начала выгибаться назад все ниже и ниже, пока соединенные над головой руки не коснулись пола. Налитые соски на груди вызывающе нацелились вверх, а волнистые локоны кольцами рассыпались по полу. Девушка закрыла глаза, и на гладкие щеки пушистой бахромой опустились ресницы.

Ритм мелодии, отбиваемый глухими ударами барабана, ускорился. Чао Тай полагал, что сейчас девушка разогнется и начнет танцевать, однако она оставалась недвижимой. Внезапно он увидел, как в середине обнаженного живота медленно стал оживать изумруд. Остальная часть выгнутого дугой тела не шевелилась — двигался только живот: вверх-вниз, вправо-влево… странными прерывистыми рывками. Барабан вновь ускорил темп: теперь изумруд описывал окружность, становившуюся все шире и шире. Чао Тай глаз не мог оторвать от зеленого камня, призывно поблескивающего в свете ламп. Горячая кровь ударила в голову; в горле пересохло; пот струйками стекал по лицу, но воин ничего не замечал.

Опомнился он, лишь когда барабанная дробь неожиданно смолкла. Струнный инструмент, выдав еще пару тягучих нот, тоже затих. В мертвой тишине танцовщица разогнулась и со звериным изяществом встала, несколькими взмахами руки поправив растрепанные волосы. Грудь ее тяжело вздымалась, обнаженное тело покрывала тонкая пелена нота. Чао Тай уловил сильный запах мускуса, и аромат этот смешивался со странным, непривычно острым запахом тела. Тайвэй попытался убедить себя, что это отвратительно, но этот запах невольно пробудил в глубине его души какие-то первозданные чувства, вызван в памяти смесь запаха преследуемого зверя, лошадиного нота и горячей крови на поле боя.

— Иншаллах! — восхищенно выдохнул Мансур.

Достав из пояса золотую чужеземную монету, он бросил ее стоявшей на коленях танцовщице. Та ловко поймала золото и не глядя бросила музыкантам. Затем, не поднимаясь с коленей, развернулась к Чаю Таю и заговорила на чистом северном диалекте:

— Гость прибыл к нам издалека?

Чао Тай сглотнул подступивший к горлу комок; во рту у него пересохло. Торопливо отхлебнув из чаши, он попытался ответить непринужденно:

— Я из столицы, мое имя — Чао Тай.

Танцовщица одарила воина взглядом больших, влажно поблескивающих глаз, потом обернулась к его соседу и равнодушно осведомилась:

— Вы пребываете в добром здравии, господин Яо?

Торговец расплылся в широкой улыбке.

— Да, в замечательном, благодаря Аллаху! — в подражание арабам отозвался он и, алчно уставясь на ее грудь, изрек: — Как сказал наш ханьский поэт: «Дерево гнется под тяжестью спелых плодов»

Мансур, потемнев лицом, гневно посмотрел на Зумурруд, каковая в тот момент наполняла чаши гостей. Когда девушка наклонилась к Чаю Таю, от дурманящего, почти звериного запаха у тайвэя все внутри перевернулось, и он непроизвольно стиснул кулаки, чтобы не утратить самообладание. А девушка, склонив к нему голову и обнажив в улыбке ослепительно белые зубы, шепнула:

— Я живу на первой лодке в четвертом ряду.

— Иди сюда! — резко окликнул ее Мансур.

Зумурруд обернулась, и хозяин дома сердито отчитал ее по-арабски.

Она медленно вскинула брови, по тут же капризно протянула на северном диалекте:

— Я беседую с кем захочу, о Властелин множества кораблей!

Лицо Мансура исказилось, глаза полыхнули бешенством.

— Поклонись и попроси прощения за дерзость! — прорычал он.

Зумурруд плюнула на пол у его ног.

Мансур разразился проклятиями, вскочил и, ухватив женщину за волосы одной рукой, рынком поднял на ноги. Другой рукой он сорвал бахрому с бедер танцовщицы, развернул ее лицом к гостям и громко выкрикнул гортанным голосом:

— Полюбуйтесь на прелести этой шлюхи! Все они продажны!

Зумурруд попыталась выскользнуть, но Мансур грубым рывком развернул ее обратно, силой поставил на колени и, прижав голову танцовщицы к полу, что-то крикнул музыкантам. Игравший на струнном инструменте араб поспешно встали подал хозяину длинный ротанговый смычок.

Чао Тай кое-как оторвал взгляд от распростертой па полу женщины.

— Вам лучше уладить ссору в домашнем кругу, — Холодно бросил он Мансуру. — Иначе вы поставите гостей в неловкое положение.