Белосток — Москва - Эстер Гессен

И тут я хочу рассказать о факте, который до сих пор давит на нашу с Эдой совесть. Квартирная плата была в СССР (так же как до недавних пор в России) чисто символической, за жилье платили буквально гроши, и Тамара, когда мы въехали в ее комнату, сказала, чтобы мы об этом не думали, она будет по-прежнему платить сама. Ну а в конце ноября мы тоже покинули Москву, уехав с университетом в столицу Туркмении, Ашхабад. Вначале нас с Эдой не отпускали с работы, но кто-то из деканата поехал в отдел кадров нашего треста и объяснил, что еще неизвестно, какова будет судьба Москвы, и нас как евреек необходимо эвакуировать, чтобы мы не попали в лапы к немцам. Этот довод убедил и нас, и наших работодателей, и нам разрешили уехать. Мы пытались узнать, как сообщить о нашем отъезде Тамаре, но в их коммунальной квартире к телефону никто не подходил. И мы уехали, оставив ключи у соседей. А после войны оказалось, что жилплощадь сохранилась только за теми, кто все годы платил квартплату, присылая ее по почте. Почти во все опустевшие квартиры в Москве въехали новые жильцы, а по возвращении прежних хозяев новоселов выселяли только в том случае, если старые жильцы все время платили. Мы, разумеется, не имели об этом понятия, мы даже не знали, куда и сколько нужно платить. Впрочем, об этом правиле не догадывались и многие постоянные жители столицы. Ну и в итоге Тамара комнату потеряла. Отчасти по нашей вине. И, как я слышала от общих знакомых, никогда нам этого не простила. Что ж, ее можно понять: большая комната в квартире с удобствами в самом центре города была сокровищем, о котором москвичи порою напрасно мечтали всю жизнь.

Путешествие в Ашхабад было долгим и мучительным. Мы почти месяц ехали в так называемых теплушках, то есть в товарных вагонах, в которых установили нары и печки-буржуйки. В первую неделю пути нас несколько раз бомбили, но, к счастью, обошлось без жертв.

К месту назначения мы прибыли перед Новым годом — расстроенные, измученные и грязные. Вести с фронтов были трагичны. Питались мы ужасно, зачастую не хватало не только еды, но и воды для питья. Наш эшелон шел вне расписания и двигался только тогда, когда железнодорожный путь был свободен, то есть когда по нему не проезжали ни воинские эшелоны, ни нормальные поезда. Нам случалось стоять сутки и дольше в чистом поле, где не было ни колодца, ни даже какого-нибудь ручейка. Пока мы ехали по Сибири, воду — питьевую и для мытья — нам заменял снег. Но потом, в Средней Азии, никакого снега уже не было. За все эти недели мы ни разу не помылись как следует, не назовешь же мытьем обтирание снегом у вагона. А отойти от эшелона и пойти в баню мы не могли, даже когда случалась остановка где-нибудь в населенном пункте, потому что никто не знал, когда наш состав снимется с места. Результатом всего этого стали вши и сыпной тиф. В последнюю неделю пути мы каждый день останавливались в городах, где машины скорой помощи забирали из вагонов заболевших студентов.

В конце концов это кошмарное путешествие завершилось. В Ашхабаде прямо с вокзала нас повели в баню и санпропускник, где продезинфицировали все наши вещи, поскольку городские власти были предупреждены и знали, что мы с собой везем. К сожалению, несколько человек из нашего эшелона попали в больницу уже в Ашхабаде, и не всех удалось спасти. Ну а остальных студентов поселили в общежитии местного педагогического института (по двадцать с лишним человек в комнате), в здании же института вскоре начались занятия. Несмотря на конец декабря, погода была теплой и солнечной. Вообще зима в тех краях для нас, европейцев, — самое приятное время года. Летом стоит невыносимая жара (я знаю об этом по рассказам подруг, поскольку сама уехала оттуда в конце весны), которая усугубляется тем, что город со всех сторон окружен пустыней. Беженцы из европейской части СССР еще только начали тогда прибывать, и местные жители, в основном туркмены, относились к нам с доброжелательным любопытством. Для нас, в свою очередь, многое там было интересно и непривычно. Мы, например, были приучены, что всюду кругом полно воров, которых нужно остерегаться. Иное дело в Туркмении.

Вскоре после приезда наш деканат стал подыскивать работу в первую очередь тем студентам, чьи семьи остались на оккупированных территориях и не могли поддерживать их материально. На стипендию в ту пору было уже просто невозможно прожить. Мне нашли работу в Горэнерго. Моей обязанностью было ходить по квартирам и, поскольку среди местного населения было еще множество неграмотных, проверять счетчики и выписывать счета за электричество. Служащий, который вводил меня в курс дела, сказал: «Вначале стучи в дверь, но, если никто не откроет, просто заходи внутрь. Туркмены, как правило, не запирают квартиры на время своего отсутствия». И самом деле, в первые пару месяцев я частенько бродила одна по чужим квартирам, ища счетчик, после чего уходила, оставив счет на столе. Я пишу «в первые пару месяцев», так как по мере увеличения числа беженцев доверие туркмен к ближним таяло и на дверях стали появляться замки и задвижки.

А были вещи, которые нас смешили и раздражали одновременно. Например, туркменские женщины, особенно пожилые, ходили по городу в нескольких юбках, надетых одна на другую, но явно без трусов. И в случае надобности останавливались посреди тротуара, расставляли ноги и справляли нужду, как лошади, даже не приседая. А поскольку они, как правило, не понимали по-русски, то совершенно не реагировали на наши замечания.

В свободное от работы время мы иногда посещали занятия, но не слишком часто. Все были голодны, даже те, кто пока не испытывал недостатка в деньгах. В пустыне ведь ничто не растет, и продукты питания всегда завозили в Ашхабад из достаточно отдаленных районов. Ну а в войну с этим становилось все сложнее. Никаких рынков вроде тех, какие я потом видела в Сибири, там не было, а полки магазинов пустовали. В педагогическом институте для студентов открыли столовую, где по талонам отпускали обеды, и туда выстраивались длинные очереди. Помню, как однажды, когда я стояла в такой очереди, к нам подошел профессор Радциг, читавший курс античной литературы, и стал нас уговаривать: «Товарищи студенты, ваша очередь подойдет еще нескоро, не бойтесь пропустить. Предупредите тех, кто стоит за вами, и пойдемте со мной послушать лекцию. Очень вас прошу». Пристыженные, мы пошли за ним всей нашей группой, и действительно, большинство из нас успели потом к обеду.

Я забыла отметить, что в Ашхабад, так же как в Ташкент, Самарканд и другие города Средней Азии, приехало тогда много поляков. После амнистии прибывали целые эшелоны бывших польских граждан, сосланных в свое время в Сибирь и на Север. Намерзшись там, они жаждали тепла и, невзирая на все неимоверные трудности дороги, толпами подались в Туркмению и Узбекистан. Тем более что как раз в то время польский генерал Андерс начал там формировать свою армию (потом Андерс через Иран вывел эту армию за пределы СССР, и она сражалась с немцами сначала в Северной Африке, потом в Италии и в других оккупированных странах Европы).