До захода солнца (ЛП) - Эшли Кристен

Мой пульс участился, дыхание стало прерывистым. Его глаза вспыхнули.

— Успокойся, моя милая, — пробормотал он, его рука прижалась к моей заднице, бедра начали тереться о мои.

Это тоже было приятно.

Мои губы приоткрылись, грудь набухла, соски затвердели, и в то же время между ног разлилось тепло.

Через секунду я хотела его поцеловать. Мне было необходимо его поцеловать. Словно это был вопрос жизни и смерти. Я не контролировала себя. Это не были игры разума. Не было никакого гипноза с его стороны. Это была только я.

Мой взгляд упал на его губы.

— Лия, — позвал он, но я не смогла оторвать глаз от его губ, и мои бедра сами начали двигаться.

— Лия, прекрати, ты усложняешь мне жизнь, — предупредил он, его рука на моей заднице двинулась вверх по спине.

Но я не могла остановиться. Я была в жару, по какой-то причине вышла из-под контроля.

Именно тогда я совершила почти роковую ошибку.

В попытке придвинуться ближе, я закинула ногу ему на бедро.

В тот момент, когда я это сделала, его голова дернулась, почти столкнувшись с моей, он посмотрел вниз между нашими телами в направлении моих ног.

Я услышала, как он сделал еще один вдох через ноздри. Этот казался мне настойчивым, первобытным, животным.

Когда он снова поднял голову, я увидела, как сверкали его глаза.

Голодом.

Голод.

Голод.

Голод был написан на его лице.

— Черт, — прорычал он, перекатился на меня, придавив своим колоссальным весом, обхватив одной рукой, создавав теплую, тесную клетку, и тут произошли одновременно две вещи.

Во-первых, его рот оказался у моего горла. Я почувствовала мучительную боль, когда его зубы разорвали плоть, и моя кровь хлынула ему в рот.

Во-вторых, другая его рука скользнула к моим ногам, под ночную рубашку и трусики, сверхчеловечески сильные пальцы вдавились внутрь, вторгаясь.

Я ахнула, схватилась за его широкие плечи и оттолкнула его изо всех сил.

Он не сдвинулся с места.

Я потеряла счет тому, что его рука делала у меня между ног, потому что боль в шее была мучительной, невыносимой, моя жизненная сила вырывалась из меня теплым, отвратительным потоком.

— Люсьен! — Причитала я, брыкаясь, отталкивая, сопротивляясь.

Он не двигался, он просто пил.

Это было больно. Убийственно больно.

Невыносимо.

Я почувствовала, как силы покидают меня, пока моя кровь лилась ему в рот, ослабляя.

— Люсьен, — выдохнула я, все еще пытаясь его оттолкнуть, чернота проникла в уголки моих глаз. Это была реакция моего тела на ужасную боль, а может сказывалась потеря крови, а может то и другое вместе.

Я готова была отключиться. Больше не могла этого выносить.

Мои руки упали с его плеч, когда темнота подкралась ближе, сила исчезла, я безвольно лежала в его руке.

Прежде чем темнота заволокла все, я почувствовала, как он поднял голову, оторвавшись от моего горла, последнее, что я помнила, это свое слабое хныканье:

— Ты обещал.

Потом я провалилась в темноту.

4.

На следующий день

Я открыла глаза и увидела, что уже наступило утро. Солнце слабо проскальзывало по краям тяжелых, задернутых штор.

Я почувствовала секундное замешательство, не понимая, где нахожусь, в незнакомом месте.

Потом вспомнила.

Отчего тело оцепенело.

Позади меня послышалось движение, и прежде чем я успела его заметить, меня осторожно перевернули на спину. Люсьен, полностью видимый, но затененный слабым дневным светом, возвышался надо мной, удерживая себя на предплечьях.

Абсолютный ужас охватил меня. Я напряглась, готовясь к побегу.

В следующую секунду я была раздавлена его объятиями, мое лицо уткнулось ему в горло, большая ладонь обхватила мой затылок, его тяжелое бедро накрыло оба моих.

— Лия, — прошептал он.

Мое имя мукой прозвучало в его устах.

Но мне было все равно. Он мог испытывать любые угрызения совести. Вечность была чертовски долгим сроком для вампира, он мог мучиться чувством вины веками. На это мне было наплевать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он обещал, что не причинит мне боль, а сам причинил самую сильную боль, которую я когда-либо испытывала.

Обещал, что остановится, а потом чуть не убил меня.

Я оценила свои возможности.

Бороться с ним было бесполезно, я бы никогда не победила. Даже если бы сбежала от него, он смог бы контролировать мой разум, мои движения и на расстоянии.

Поэтому у меня не было выбора.

Боже, я действительно ненавидела его.

— Пожалуйста, отпусти меня, — потребовала я ему в горло, голос звучал хрипло, ломко, и это тоже меня пугало.

— Лия, ты должна меня выслушать.

Я покачала головой. Было не больно. Я не чувствовала боли в горле в том месте, где он вчера разорвал мою плоть, просто странное, но глубокое онемение, будто сделали укол новокаина. Я решила не думать об этой странности в тот момент.

Я решила сосредоточиться на чем-то другом.

— В контракте не сказано ни слова, что я должна тебя слушать. Ты кормишься мной, да. Ты трахаешь меня, да. Но я не слушаю тебя.

Его рука оставила мою голову и потянулась к челюсти. Большим пальцем он осторожно приподнял мой подбородок и наклонил голову, чтобы посмотреть на меня.

— Я объясню, — заявил он.

Я понятия не имела, что это было значительное заявление с его стороны. С тех пор как меня исключили из «Изучения вампиров», я понятия не имела, что вампиры не объясняют свои поступки. Даже если бы у меня была идея, меня бы это тоже не волновало.

— Ты проголодался? — Спросила я.

— Лия.

— Ну? Голоден?

— Конечно, нет, — ответил он со вздохом.

— Конечно, нет, — передернула я. — Ты насытился прошлой ночью, не так ли?

Его лицо потемнело, руки сжались сильнее, почти до боли, но не совсем до боли, почти.

— Послушай меня, зверушка.

— Прекрати меня так называть, — прошипела я и увидела, как его лицо потемнело еще больше.

Это должно было меня напугать.

Но почему-то не напугало. Я понимала, худшее, что он мог сделать — это фактически закончить свою вчерашнюю работу.

Невежество — это не блаженство. Невежество — это пытка.

— Ты собираешься трахнуть меня? — Рявкнула я, не обращая внимание на его гнев.

Его голова дернулась, прежде чем он спросил:

— Что?

— Хочешь трахнуть меня. Ты вчера насытился, больше не голоден, но ты все еще здесь. Мне интересно, почему? Интересно, как я теперь должна служить вам, хозяин.

Его руки снова сжались, на мгновение превзойдя боль, прежде чем он перевернул меня на спину и перенес на меня часть своего твердого существенного веса.

Его рука сбоку скользнула к моей голове, пальцы зарылись в волосах, не нежно, но и не совсем больно.

Я смотрела ему в лицо, оно было высечено из камня, его глаза горели, как прошлой ночью, но не голодом и желанием.

Яростью.

Ладно, может теперь я точно немного испугалась.

Его глаза прожигали меня в течение долгих секунд, прежде чем он сделал глубокий вдох.

На выдохе сказал:

— Учитывая то, что произошло вчера ночью, Лия, я не буду обращать внимание на твое сегодняшнее поведение.

— Что ж, спасибо, — ответила я с глубоким сарказмом.

Его рука сжалась в моих волосах. Не совсем болезненная стала немного более болезненной, но выносимо болезненной.

— Не испытывай свою удачу, — предупредил он.

Мне хотелось испытать. Каждая моя плохая черта характера кричала, чтобы я попыталась испытать удачу. Вместо этого я отвела глаза в сторону, затем закрыла, чтобы не смотреть на него даже боковым зрением.

— Ненавижу тебя, — прошептала я. Это звучало слабо, даже испуганно, но мне было пофиг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Его пальцы ослабли в моих волосах, и он тихо ответил:

— Это понятно.

Почти освободив голову, я повернула ее на подушке подальше от него.

— Пожалуйста, уходи, — умоляя, произнесла я.