Любовь зверя - Александр Щёголев

Ладно, хватит грезить наяву: ненароком спятить можно. Всю жизнь ждать встречи с тобой… Но только почему, почему, почему?! У одних, вроде тебя, ниточка судьбы прямая, стальная — не согнешь, не порвешь, а у других скручена жуткими узлами. До чего же он несправедлив, закон сохранения справедливости.

Конечно, если девочка влюбилась, это нормально. А то, что непременно с ней должна была случиться очередная банальная история — привычно. Проклятые бабские штучки! Понять бы, кто была та стерва, которая перебежала Даше дорогу. Хотя, какая разница? Если Игорек сумел бросить ее, беременную, значит все равно толку бы от их отношений не было. Жалко мальчика, хороший он был, умница, непохожий на остальную ораву. Немножко предатель, конечно, как и полагается таким непохожим. А Дашенька его наказала, крепко наказала — вязанку костей от него оставила на память несчастным родителям. Прямо в парадной и оставила. И что-то в ней сломалось. Выкидыш этот нелепый. Обидно…

— Я сам виноват, — сообщил вдруг тренер. Кому? Наверное, ногтям, которые он принялся обкусывать. — Понимаешь, утешить ее решил. Злость, думаю, первое лекарство. Велика ли беда, говорю, что лучший в мире парень другую трахнул! Подумаешь, говорю, ты вот послушай, как твоя мама погибла на самом деле… Идиот! Про курсантов зачем-то ляпнул. Я ведь, Боря, собственными глазами видел ту компанию, да не понял ничего. В окошко видел, это курсанты какие-то были, очень веселые, все бороться друг с другом пытались…

— Слушай, придурок, — в муках родил майор. — Ты совсем чокнулся? Какой парень, какие курсанты!

— Что? — спросил тренер. — А-а… Это я задумался, извини. Просто после разговора со мной она и пошла к Игорю, понимаешь? Хотя, ты прав, никакой я не альтруист. Такой же подонок, как… как все мужики…

— Я прав? — майор сморщился, напрягая память. — Не помню… — и тут он спохватился.

Он что-то сообразил. Проговорил с ужасом, убрав голос почти до нуля:

— Подожди! Зачем ты мне столько порассказывал? Про клуб свой поганый!

— Я полагал, тебе будет любопытно, — голос тренера был бесцветен.

— Врешь! Ты уже что-то там замыслил насчет меня, политик чокнутый! — пленник подался вперед. Стул слабо скрипнул, дернулся.

Тренер непроизвольно взмахнул рукой:

— Осторожно! Опрокинешь назад, ударишься затылком, может быть сотрясение.

Он был уже равнодушен и вежлив. Он больше не видел смысла в беседе. Перегнувшись через стол, выдвинул верхний ящик, достал два больших блокнота и тем завершил подготовку к занятию нулевой группы. Он продолжал думать о чем-то своем — тягостном, впрочем, не имеющем отношения к делу. Продолжал вспоминать что-то свинцовое, болезненно навязчивое. Смотрел сквозь бетон на этот призрачный мир — влажными глазами. Птичка… А товарищ майор щедро демонстрировал разинутый рот:

— Придурок! Ну зачем ты все это натрепал! Умник!

И бился в резиновых сетях. Будто крупная потная рыбина.

— Родная моя, надо бы окончательно прояснить, случайно ли он сюда пришел. Если действительно к Милите в гости, то проблема решается просто.

— Вам он что, не стал говорить?

— Ты бы сама его порасспросила, а? Для надежности. Вот занятие закончится, девчата разойдутся… Побеседуй с ним, как ты умеешь.

— Само собой, учитель.

— Ишь, глазищи заблестели! Ну, прекрасно, значит он не устоит перед твоими вопросами. Заодно расскажет, в каком состоянии находится следствие по делу «женщины-монстра». Думается мне, он информирован получше нас.

— Учитель, тогда я оставлю после тренировки Людмилу и Риту, все равно они уже в курсе.

— Да, помощь нам с тобой не помешает. Спасибо вам, девочки, спасибо. Я вас очень люблю.

— А он не удерет из кабинета?

— Ты же видела, я двери запер. Наши двери не вышибешь, особенно в его состоянии. Только ты смогла бы. И Дашка, конечно… Впрочем, оставь здесь или Люду, или Риту, на свое усмотрение.

— Само собой.

— В общем, я почти уверен, что мой приятель не доставит нам больших затруднений. Он ведь мужчина? Мужчина. Военный? Еще какой! Правда, без формы… А что, вполне может приглянуться одной жуткой барышне.

— Как это?

— Ладно, моя родная, потом, потом.

— Значит, с Дашей на сегодня точно отменяется?

— Готовься на завтра-послезавтра. Два таких дела одновременно не провернуть. К тому же успокоительный укольчик для нее временно сорвался.

— Учитель, а вы уверены, что после того, как мы… Короче, получится Дашку вылечить?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я до сих пор не могу забыть ее глаза. Тогда, помните? Жуть!

— Другого выхода нет, надо попробовать. Не буду скрывать, я консультировался со своим другом психиатром. Без лишних деталей, конечно. Не смотри так, это очень порядочный человек, хоть и мужского пола. Мой единственный друг. Серия инъекций — и, будем надеяться, ее настрадавшаяся головушка встанет на место.

— Жалко, что мы так и не выяснили про ту бабу. Ну, про ту гадюку, которая…

— Зачем, родная? Мстить слабому — терять ненависть. Забыла?

— Извините, учитель. Просто я… Я вот думаю — ну, обмотаю я Дашу пластиковым тросом, а вдруг он не выдержит. Что тогда делать?

— Ты о чем? Дай, гляну в глаза. Волнуешься? Уж ты-то как никто другой должна знать, что прорыв силы — штука страшная, но не беспредельная! А если трос не выдержит, придется тебе самой секунды три держать ее, пока я всажу укольчик.

— Да уж…

— Тебя она впустит. Ты — другое дело. Это со мной она так… В собственный дом не пускает. А ты справишься, ты в прекрасной форме, к тому же, больше просто некому.

— Конечно, учитель.

— Подготовься хорошенько.

14. УЛИЦА

Роль живца — не из престижных. Но на другую он не годился. Это единственно возможная роль слабого, когда сильные начинают играть всерьез.

— Вперед, — едва слышно произнесла Милита. — Все, как договорились. Не трусь, сразу она не бросится, гарантирую. Сначала будет с тобой разговаривать. Если ничего не получится, назови ее по имени. Наверняка подействует. Я тебе не говорила, чтобы не волновать раньше времени, но ты похож на того парня. Ну, который на нее наплевал, помнишь, я рассказывала? Тоже в очках. Худенький, симпатичный — кайф, я когда тебя в троллейбусе увидела, меня будто током шарахнуло.

Студент медленно поднялся. Ничто в нем уже не боролось, невроз куда-то подевался, он смотрел вслед удаляющейся девушке и ощущал отчетливую жалость. Гипноз девичьих слез. Надо догнать и успокоить, подумал он. И тут же холод продрал его сверху до низу: «Что со мной? Это же та самая!»

— Скорей! — шлепнули его по заду. — Уйдет!

Гениальный план забыть было невозможно. Он заинтересовывает нехорошую женщину своей персоной, после чего дает деру. Но не просто дает деру, а мчится назад, к скамейке, и вбегает в подъезд. Там уже наготове Милита, которая выполняет основную часть охоты. Вот так — легко и красиво. Главное, четко исполнить три мелочи. Во-первых, не прозевать момент, когда дичь решит размять руки. Иначе… Впрочем, не стоит об этом думать. Во-вторых, вбегая в подъезд, не забыть перепрыгнуть через ловушку, приготовленную из веревки заботливой Милитой. В третьих, бежать нужно предельно добросовестно, иначе… Об этом тем более не стоит думать. «Ты хорошо бегаешь?» — уточнила Милита еще в троллейбусе, вербуя себе товарища. «Если со страху, то очень хорошо», — пошутил студент. «Годится», — сказала она… Да, легко и красиво. Основная часть охоты заключалась в том, что Милита должна была обмотать упавшего монстра сверхпрочной веревкой и успеть вколоть наркотик. Шприц-тюбик с необходимым препаратом ждал своего часа в специальном кармашке ее рюкзачка. Безумный план. Неизлечимо. Шизофрения… Боже, какой я идиот, твердил студент в такт шагам. Шаги отдавали в голову тупыми толчками.

Девушка не успела далеко уйти — брела вдоль зеленых насаждений и громко всхлипывала. Ничего нечеловеческого в ней не наблюдалось, по крайней мере со спины. Школьная форма, в которую она зачем-то втиснула себя, делала ее облик варварски глупым. Впрочем, малоэстетичный синий костюм все же давал возможность увидеть, что такое настоящая культуристка. Милита была отлично развитой девочкой — классной девочкой, разумеется! — но рядом с ЭТОЙ, школьницей выглядела бы она.

— Эй, — позвал студент, — подождите, пожалуйста.

Девушка, вздрогнув, обернулась. Ее лицо оказалось крупным, скуластым, не очень симпатичным. Но заплаканным, поэтому вполне нормальным, ничуть не страшным. Откровенно говоря, студент ожидал чего-то другого. Хотя внутри, как ни странно, он не был поджат. Гипноз.

— Привет, — сказал студент, приблизившись. Сглотнул, решаясь, и глухо прибавил. — Даша… не плачьте…

Девушка молчала. Напряженно всматривалась: по лицу подошедшего метались тени танцующего на ветру кустарника. И вдруг громко засмеялась, утирая слезы: