Бульварная Молитва - Серафим Викторович Ларковский

редко учился по-настоящему, однако почти все учителя завышали его оценки за счет красивых глаз и красноречивого языка. Все они видели в парне потенциал, но никто не понимал какой именно.

— Саш, еще одно. Сегодня по школе перемещаемся аккуратно, сперва идешь ты, следом я.

— С чего это?

— Катя гоняется за мной. Вчера расстались, сейчас в раздевалке чуть отбился. Умоляет, чтоб я вернулся. — Ваня захохотал.

— Хеттский, завязывай эти твои холостяцкие аферы устраивать. Когда-нибудь и с тобой так поиграются.

— Кто? Саш, ты сам прекрасно понимаешь, что железку у меня в груди ничто не расплавит.

И Касаткин понимал. Не мог представить того, кто разобьет сердце этого разгильдяя. Ваня словно по определению вечно молод и вечно одинок, даже сам себя Саша ощущал на расстоянии от друга.

— У тебя девушки раз в год случаются, а я обольщением занимаюсь профессионально. Так что со своими леди я буду сам решать сам как поступать, услышал? От тебя требуется помощь лишь в спасении от ее розовых коготочков на моей шее. — Ваня пожал плечами и резко повернулся в сторону одноклассников. — Ребят, ну чего вы этого Славу обижаете? Вполне безобидная никчемность.

Он поднялся и пошел к кучке одноклассников, окруживших худого и напуганного мальчика Славу. Ваня вклинился в центр, поставил ноги по ширине плеч и сверху вниз осмотрел объект травли.

— А вы знаете, что я вчера нашел после математики на его парте? — Хеттский достал из кармана скомканный клочок бумаги. — Слушайте все!

— Замолчи! — рявкнул Слава.

— Тебя кто-то спрашивал? Внимание. «Моя любовь к тебе цветет как небо. Мои глаза горят от рук твоих. Любить тебя- сокровище и кредо. Тебе я посвящаю этот стих.»

Парни начали очень громко смеяться, передавая друг другу листочек и указывая пальцами на наиболее смешные строки.

— А вы помните с кем Слава за одной партой сидит?

— С Касаткиным! — смех зазвучал еще громче, напуганный мальчишка вдавился в стену.

— Наконец-то, Саша, у тебя будет девушка! — выкрикнул Хеттский, оборачиваясь к другу. — И что, с этой тоже играться не планируешь? Почувствуй тяжелую ношу разбивателя чужих сердец!

— Да не люблю я Сашу, хватит смеяться! Это не ему посвящено!

— А кому? Колись! — разом закричали юноши.

— Ну, Слава, с такими стихами ты ни одну девочку не влюбишь!

А дальше в памяти словно провал. Булгаков, шагая по ночной Москве, никак не мог вспомнить кому посвящены эти строки, и что сделал Есенин после того как узнал это. Скорее всего, назло несчастному, позвал эту девушку на свидание, повстречался неделю и бросил. Саша также ловил себя на мысли, что не злился на проступки товарища даже тогда. Посмеялся над недотепой, и что с того? Он сравнивал Хеттского и Есенина в голове. Есенин добрее, приятнее и позитивнее. Да, влюблять в себя кого попало осталось его хобби, но это тоже Саша оправдывал. Конечно, призраки прошлого играли в поведении поэта до сих пор, начиная от любви к ярким рубашкам, заканчивая агрессивным поведением в некоторых моментах. И остался этот ужасный, жестокий взгляд, которым одарил его раньше Хеттский. Представьте будто на вас смотрит тигр из-под сени тропических лесов, представьте будто вместо глаз у человека ножи, представьте, что с каждой сотой секунды взгляда вам на язык падает по одному перцу Чили. Характерный прищур, расслабленное лицо, напряженное лишь в районе губ, изображающих наглую ухмылку. Верно говорят, что глаза- зеркала души. Ртом человек может говорить, что душе его угодно, движения могут быть нарочито мягкими и приторными, но глаза ты не обманешь никогда. И сейчас, когда Есенин изредка смотрел на Булгакова так, черноволосый понимал, что в душе друга породы золотистый ретривер еще не до конца мертв доберман. Да, Ваня определенно изменился. Теперь он всегда был на пике дружелюбия, из всех щелей сквозила доброта, Есенин всегда готов был помочь и в любое время суток кинуться к товарищу. Есенин был душой и сердцем компании, его хотелось почесать за ушком и смотреть, как будет этот парень вилять хвостом. Но пару дней назад, глядя как Ваня бился с Женей, Саша видел Хеттского. И именно это так напугало востоковеда. Перспектива возвращения змея искусителя за место его Иисуса заставляла Булгакова дрожать от страха. Саша единственный знал Ваню в двух личностях, и вторая до безумия пугала. Черноволосый представлял, как поэт целует сейчас новую пассию, как его черная рубашка обнажает красивые бледные плечи, а после падает на пол, но видел то он беспощадного задиру! Саше было стыдно и от себя самого. Он жил в культе личности еще со школьных лет. И в хулигане, считающем нормой травить мальчика послабее, и в добром шутнике, не желающем никому зла, видел Касаткин бога. Всего себя он тратил на друга, стараясь привлечь к себе хоть крошку внимания обожаемого идола. Но и тому, и другому он страшно завидовал.

Москва встречала мысли Саши зажженными фонарями. Востоковед решил не ехать к Коровьеву, а вернуться на Патриаршие пруды. Он сел на лавку и оглядывал водную гладь пустым и несчастным взглядом. Мимо пробегали влюбленные пары, одинокие работники офисов, старики, фотографы и группы друзей- ночные жители Москвы. Во всех лицах Булгаков видел голубые глаза, все волосы казались рыжими. Ко всем бегущим Саша хотел кинуться с просьбой хоть однажды стать неидеальным!

— Ты что тут делаешь, Саш? — пронесся над ухом тихий голос.

— Черт! Ты меня напугал! Садись.

Рядом с Булгаковым опустилась фигура в черном плаще и водолазке. На нос были надвинуты очки в коричневой оправе, в ладонях лежала книжка об анатомии, ногти парень сгрыз. Базаров кинул на Сашу короткий взгляд.

— Есенин выгнал. Опять со своей девушкой сидит. А ты что в такой час забыл здесь?

— Я пришел почитать, но забыл, что первого мая все дружно попрутся на улицу и будут мешать учиться.

— Пошли на бульвары тогда, сидеть смысла нет. И так движения в жизни никакого.

Базаров пожал плечами и встал. Двое друзей двинулись на Тверской мимо водосточных труб в форме голов львов. Базаров остановился около какой-то подворотни, задумался и повернулся к Булгакову.

— Пошли покурим. Место знаковое, я тут впервые попробовал.

— Это когда вы с Есениным ходили долг в кафе отдавать?

— Ага.

— Ясно… Ох уж этот Есенин, правда. Все первое только с ним.

Базаров резко наклонил голову, поднял брови и собирался что-то сказать, но его перебил Саша.

— Черт, ты не так понял. Не совсем все. Я имею в виду курение, да. — Булгаков неожиданно начал чесать голову и быстро побежал в закоулок.

Базаров достал свои сигареты, протянул