Тени чёрного пламени - Алексей Колентьев

Юго-восточный сектор Зоны был опасен потому, что западная сторона пролегала в опасной границе от провала, в который превратилась Свалка, а восточная окраина шла впритык к Темной долине. После известных событий весь восточный сектор Зоны отчуждения стал вотчиной кочующей земли, ландшафт менялся непредсказуемо быстро, без всякой закономерности. Неизменной была узкая полоска земли, очень сильно загрязненной радиацией. Каждый сантиметр почвы буквально светился, выжить там абсолютно нереально. Но человек привыкает ко всему, и после некоторого количества пробных ходок там был найден более-менее безопасный маршрут к Кордону. Риск заключался в том, что иногда кочующая территория могла зацепить краем любой участок тропы, и тогда возникало аномальное поле, пройти которое с грузом было практически невозможно. Короче, всегда существует риск либо сгинуть, либо повернуть обратно с полдороги…

– Почему один идешь?

У стола неслышно появился Слон. Ветеран старался не опираться на собственноручно выструганную палку и сейчас стоял напротив, уперев кулаки в стол. Серые глаза в красноватых прожилках белков смотрели испытующе, и я смог только неопределенно пожать плечами.

– Риск пока у всех равный. Сама ситуация паршивая. Вот ты, к примеру, вполне можешь получить перо в бок, если кому-то не понравятся твои расспросы.

– Сравнил тоже хер с пальцем!

– Не шуми, старый. Пока еще мы зависли в той точке, где ловить за руку очень сложно. Подозреваю, что основное веселье будет позже, когда пойдем по зацепкам, которые появятся.

Слон почесал перебитый когда-то в молодости нос, хмыкнув, пошел к лестнице, на пороге снова оглянулся и обреченно махнул рукой. Он из того сорта людей, которым постоянно вынь да покажи глубинный смысл, самую суть явления. А как я покажу то, чего пока сам не вижу? Есть предчувствие, как если бы ходишь в тумане и видишь мелькающую рядом тень. Но на самом деле тот, кто ее отбрасывает, может быть очень далеко или, напротив, слишком близко. Уравнивает вас в шансах то обстоятельство, что оба видят лишь тени друг друга. Раньше мне часто приходил на ум один и тот же вопрос: почему люди идут за мной? Нет, не все и точно не толпой с криками и лозунгами. Почему эти несколько человек остались рядом и не ушли даже сейчас? У каждого есть приличная сумма на счету, возможность начать новую, спокойную жизнь. Со мной-то все ясно: с потерей Даши из жизни навсегда ушел покой, теперь я как машина с сорванными тормозами, летящая по дороге. Остановить такую может только стена, после которой уже не будет ничего, только темнота. Но пока я лечу вперед, пока есть эта самая дорога, кто-то ищущий свой путь, свое Счастье, обязательно будет идти следом, чтобы обрести свой смысл, независимо от того обстоятельства, что мой исчез уже давно. Щелкнула, став на место, крышка ствольной коробки, автомат лежал перед глазами на испятнанной масляными разводами холстине. На этот раз я пристегнул подствольник, поскольку дорога по узкой полосе радиоактивной земли – наверняка не самая веселая часть ожидающего в пути аттракциона. Подствольный гранатомет – это своего рода туз в рукаве. С давних времен закрепилась привычка брать его в тех случаях, когда реально не знаешь, чего ожидать. Оптика в этом случае не нужна. Открытый прицел у АЕКа вполне удобен, и на рабочей дистанции его должно хватить. Опять жертвой необходимости пал сухой паек, из жратвы я взял только две плоские банки шпрот да полбуханки черных сухарей. На чем не стал экономить, так это на воде. В заплечной поилке плескалось около двух литров подсоленной воды с моими обычными добавками. К подствольнику взял шесть осколочных выстрелов, автомат, как обычно, накормил с запасом – восемь магазинов в подсумках и еще сто двадцать патронов во внутреннем подсумке небольшого рюкзака-семидневки. Пистоль, как обычно, покоился в отстегнутой сейчас набедренной кевларовой кобуре тут же, на краю стола. Казалось, старый друг обрадовался встрече и сам протянул тебе руку. Так рукоять «грача»[8] сама нырнула в ладонь, как только я отстегнул лямку верхнего клапана кобуры. Пистоль стал чем-то вроде талисмана, хотя в бою больше применять его не доводилось. Однажды он спас мне жизнь, поэтому я с особым настроением пристегнул кобуру и вложил пистолет обратно. Сборы были завершены, все, что зависит от меня, сделано. Эта головоломка была решена так же быстро, как и всегда.

У третьего КПП меня уже поджидал замученный службой альфовец с блеклыми лейтенантскими звездами, вшитыми на выпускном нагрудном клапане кармана разгрузки. На черном от недосыпа и гари лице выделялись внимательные голубые глаза, тоже красные как у кролика. Вся экипировка его носила следы ночного боя: грязный комбез, пустые магазины небрежно торчат из боковых подсумков на поясе. Маска с респиратором сдвинута вниз и болтается на шее. Привычно козырнув, бегло просмотрев документы на оружие и внутренний пропуск на территорию отряда, парень указал в сторону подвод, выстроившихся вдоль обочины у шлагбаума.

– Старшим конвойной группы идет младший сержант Гуревич, с ним трое контрактников, вы четвертый. Метеосводка плохая, грозовой фронт идет из центра Зоны на юго-восток.

– Тропу может перекрыть?

Лейтенант только неопределенно пожал плечами, вопрос был неуместный. Хотя не спросить тоже было не слишком вежливо.

– Пока трудно сказать. Разведка надыбала несколько укрытий через два десятка километров, потом еще одно местечко будет, но расстояние сами знаете – фигня. Гуревич поведет, он только позавчера с Кордона. Ровной дороги, Антон Константиныч!

– А тебе быстрее отстоять. Бывай, служба.

В новых условиях, когда единственной тягловой силой оставались только лошади, в «Альфе» приспособили под транспорт обычные крытые прицепы от автомобилей. Два таких фургона с узкими прорезями бойниц по бортам теперь стояли, готовые к отправке. Груза не было видно, но, судя по осадке колес, снятых с легковых машин, везли нечто тяжелое. У первого фургона стоял альфовец в обычном полевом комбезе с ручным пулеметом на ремне, заброшенном на плечо. Он что-то объяснял мужику неопределенного возраста, сидящему на облучке. Немного поодаль кучковались мои коллеги по работе – трое старателей, по виду из вольных бродяг. Среди них выделялся высокий мужик, одетый в форменный альфовский комбез без знаков различия. На хитрой ременной петле, почти у пояса, у него висела гладкоствольная «сайга» со смоткой из двух коробчатых магазинов. Все лицо, почти до самых глаз, покрывала густая черная борода. Двое других одеты неброско: самопальные комбезы типа «сокол», которые шьют на Кордоне и продают всем, кто пожелает, пригнанные и прилично поношенные. У того, что чуть постарше и выше ростом, – обычный АКСУ, «чебурашка»[9] с длинным пулеметным магазином на сорок патронов. Самый маленький из всей троицы вообще был с двуствольным ружьем и широким поясом-патронташем, опущенным на ковбойский манер – к бедрам. Но все трое новичками не выглядели, это было заметно по манере, с которой они держали оружие, и самое главное – никто из них не вертел головой, как это делают все вновь прибывшие первое время.

Я подошел и представился.

За всех ответил именно бородач, видимо, первое предчувствие было верным и это бригадир.

– Я Семен, это Стах и Анджей, или просто Джей. Ты как, ходил уже по душегубке-то?

– Приятно. Я Антон. Ходил, но всего пару раз. Претензий на командирство у меня нет, мужики. Покажите место в строю и скажите, что делать.

Бородатый Семен одобрительно кивнул и, усмехаясь в бороду, стал объяснять. Все оказалось довольно просто и толково.

– Начальник наш, Гурей то бишь, мужчина военный, весь насквозь правильный…

В разговор вклинился Стах, счастливый обладатель «чебурашки» и хриплого, прокуренного баса:

– Потому как молодой да зеленый!..

Но его тут же окоротил Семен, все время поглядывавший на сержанта, который уже закончил терки с водителем кобылы и неторопливо шел в нашу сторону:

– Цыц! Ты-то больно заматерел, проходчик глубин! А ты, мил человек, пойдешь вместе с Анджеем. Замыкающим то есть. Гурей у нас строгий и весь из себя главный, но водила тут я. И места тоже я определяю.

– Мне без разницы, где идти, главное, на Кордон попасть.

– Добро. Не сомневайся, дойдем.

Бородач снова одобрительно кивнул, и мы пожали друг другу руки в знак того, что консенсус достигнут. Ладонь у проводника была крепкая, шершавая от трещин и мозолей. Подошел Гуревич и, узнав меня, тоже поздоровался, чем вызвал удивленный взгляд Семена и остальных. Узнав, что я уже занял место в группе, сержант махнул рукой караульному у ворот, и шлагбаум медленно пополз вверх. Семен со Стахом пошли вперед, сержант забрался на облучок переднего фургона. Мы с молчаливым Анджеем пошли слева по ходу движения обоза, возле второго крытого жестью фургона. Вдали, на севере, отдаленно рокотал гром, привычно уже перебегали меж облаками грозовые зарницы. Дорога обещала быть долгой.