Дикий Урман - Анатолий Севастьянов

– Верно, в ту пору и со здоровыми ногами отсюда не уйдешь… Добро бы хоть припас был. Дожили бы до той весны.

Росин опустил на землю скрученную, не выжатую до конца рубаху и сел с ней рядом. «Дела…»

Возле речки, в зарослях черемухи, вовсю распевал соловей-красношейка.

– Нет, тут оставаться нельзя. Надо во что бы то ни стало найти лодку - и назад… Положу тебя в долбленку, как-нибудь выберусь.

– Полно, вдвоем с топорами насилу прорубились… Только если одному тебе выбраться… Скажешь там… Может, самолет пришлют.

«Может быть, правда, выбраться одному? Вылетит вертолет и заберет его. Но как же он тут один? В лучшем случае доберусь недели за две. Что он будет делать? Шевельнуться не может. И есть нечего… Нет, тогда он так и останется в этом шалаше».

– Нет, Федор, одному тебе оставаться нельзя.

Федор не ответил. Он лучше Росина понимал, что означало остаться одному.

«Ну вот, Оля, и сбылись твои тревоги, - думал Росин. - Мы, кажется, действительно попали в незавидное положение. Никто не знает, где мы… А мы за сотни километров от людей, за топями, без ружей, без одежды и даже без огня… Вдруг у Федора начнется гангрена? Ведь здесь и паршивенький аппендицит смертелен».

Глава 7

Ветерок сдувал с елок зеленый туман. Все тихие затоны озера припудрила пыльца цветущих елок. В тайге сильно пахнет еловая пыльца. Сколько Вадим ни бывал в экспедициях, каждый раз, вновь попадая в тайгу, он не переставал дивиться этим не знающим границ дебрям, этим рекам, с тысячными стаями дикий гусей на плесах, этим бесчисленным, кишащим рыбой озерам. Сравнивать все это с какими-нибудь лесами или озерами в обжитых местах - все равно что сравнивать перевернувшую лодку щуку с каким-нибудь несчастным пескарем. Почто на лесину лазил?

– Смотрел, не дымит ли где. Чем черт не шутит. Вот бы и огонь… Знаешь, Федор, посмотрел сейчас сверху: ни конца, ни края тайге. Кажется, и не выбраться отсюда.

– Выберемся. Руки только не опускай. Никто не при- вез сюда, сами пришли. Сами и выйдем.

– Как у тебя нога?

– Да вроде бы ничего.

– Давай посмотрим.

– Опять тревожить?

– Шины снимать не будем. Может, так что увижу.

В местах, которые можно было осмотреть, нога выглядела нормально. «Кажется, все в порядке, - думал Росин. - Если бы началась гангрена, пора бы появиться каким-то признакам, хотя бы красноте, что ли… и чувствует себя он нормально».

– Вроде все хорошо, Федор.

Федор не ответил. «Чего уж хорошего - сломана нога».Росин подошел к ямке, сдвинул траву. Под ней лежали пойманные вершей крупные, как лапти, бронзовые караси.

– Не могу больше есть сырую рыбу.

– И у меня, однако, душа не принимает.

– А есть - жуть охота. Надо как-то добыть огонь. Может, из кремня высечь?

– Фитиль нужен. Или трут. А их без огня не сготовишь.

– А может, трением попробовать?… Как-то пытался в школе - не вышло. Может, силенки маловато было?… Попробую! Ведь добывают же индейцы.

Возле шалаша вырос ворох сухого хвороста. Появилась натеребленная тончайшими полосками береста. В дупле добыты сухие гнилушки, которые, казалось, затлеют от малейшей искры.

Росин взял пару палок, сел поудобнее и принялся вначале медленно, потом быстрее и быстрее тереть их одну о другую.

Федор приподнялся на локтях, ожидая, что будет… Палки залоснились. На лице заблестели капельки пота. Дыхание участилось. Двигая руками, Росин как можно сильнее прижимал палку к палке. При каждом движении с лица срывались капельки пота.

Федор приподнялся повыше.

– Кажется, паленым пахнуло?

Росин кивнул и из последних сил продолжал тереть залоснившиеся палки. Руки двигались неуверенно, рывками. Наконец они бессильно опустились… А когда вновь приобрели способность двигаться, Росин встал и с силой отшвырнул палки.

– Больше того, что сделал сейчас, мне не сделать.

– Не похоже, что этак огонь добыть можно. Горящее полено три - огонь сотрешь, а ты хошь, чтобы загорелось. Видно, иначе как прилаживаются.

– Да, пожалуй.

Росин побрел к озеру. Смыл пот, утерся рукавом.

– Стяпай-ка вон ту березку, - кивнул Федор на небольшое, роста в два, деревце. - Полотенце сделаю.

– Полотенце?

– Давай, давай березку. Сучья обруби, кору обчисти.

Лежа Федор соскабливал с березки тончайшие, но длинные стружки, похожие на спутанные ленточки идеально белой материи и ничуть не похожие на древесину.

– У хантов по сю пору эти стружки в ходу. Лишних тряпок на промысел не носят. И лицо ими утирают, и посуду, и патроны этой же строганиной запыживают.

Из-под ножа, ленточка за ленточкой, набрался большой белый комок. Росин приложил комок к лицу.

– А ведь правда утираться можно. Ни за что не скажешь, что древесина! Удивительно: березовое полотенце!

Откладывая березовый кол, Федор вдруг побледнел.

– Опять ногу подвернул?

Федор чуть заметно кивнул.

– Слушай-ка, а если тебя в лодку и волоком через завалы, пока вода держится? - несмело предложил Росин, комкая полотенце.

– Пустое. Сам дорогу видел. Да и лодка - где она? Искать надо, без нее и в другую весну не уйдешь.

…Из трех сухостоин Росин связал узкий длинный плот.

– Ты долбленку и по озеру посматривай, не только по тростникам, - наставлял Федор. - Может, мотается где.

– Хорошо, везде смотреть буду.

Росин оттолкнулся шестом. Плот медленно развернулся и поплыл вдоль берега.

Изредка, с надрывным кряканьем, вылетали из тростников утки… Солнце и сверкающая рябь мешали смотреть. Шест вяз в иле. Местами полоса тростников была так широка, что приходилось забираться в нее. Подминая тростники, плот оставлял за собой дорогу. С лица Вадима капал пот… Поплескав водой в лицо, он опять брался за шест, и снова монотонно хлюпала в бревна вода.

«Пора, пожалуй, и отдохнуть,- решил Росин и направил плот в разрыв в тростниках. - Тут до самого берега чисто - легко причалить».

Росин приколол плот шестом, перешел поляну и с удовольствием улегся в тени, раскинув натруженные руки…

Но блаженство было недолгим. Появились комары. Росин поднялся и замер: на поляну выкатился медвежонок. Сам меньше собаки, а держался смело. Без опаски подбежал к плоту, понюхал и принялся лакать воду.

«Здесь можно попасть в неприятную историю. - Росин озирался по сторонам. - Появится мамаша… Тут оставаться нельзя. Этот несмышленыш может заметить и затеять игру. Тогда вовсе несдобровать».

С опаской оглядываясь, Росин побежал к плоту. Увидев человека, медвежонок перестал лакать, склонил голову набок.