Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак

– А что для того надо делать?

– О, тут нужны некие действия, каббалистические и алхимические, кои далеко не безопасны.

– А-а! – протянула она с задумчивым видом. – Вот почему Матушка плакала, ожидая моего превращения, но Берта де Прейли ужасно важничает оттого, что сделалась женщиной, и она говорила мне, что ничего нет проще на свете.

– Сие зависит от возраста, – ответил старик. – Но скажите, видели вы на конюшне белую кобылицу, о коей так много говорят по всей Турени?

– Да, видела. Очень смирная и статная лошадка.

– Так я вам дарю её, и вы на ней будете скакать, когда вам захочется и сколько вам угодно.

– О, вы очень добры. Я вижу, что мне не солгали, когда так говорили о вас.

– Здесь, моя милочка, – продолжал он, – у меня есть эконом, капеллан, казначей, начальник конюшни, начальник кухни, бальи и даже кавалер Монсоро, молодой слуга по имени Готье, мой знаменосец, и он сам, и его люди, командиры, солдаты и кони – все вам подвластны и будут исполнять ваши желания беспрекословно, под страхом виселицы.

– Но, – возразила она, – что касается того алхимического действия, разве нельзя его произвести немедля?

– О нет, – сказал сенешал. – Для сего требуется, чтобы сначала на нас обоих снизошла благодать, иначе у нас родится злосчастный ребёнок, отягчённый грехами, что воспрещается законами церкви. Потому-то на свете и расплодилось такое множество неисправимых, негодных мальчишек. Неблагоразумные родители, видно, не стали дожидаться, пока очистятся их души, и чадам своим передали дурные наклонности. Прекрасные и добродетельные дети рождаются лишь от безупречных отцов. Вот почему мы и попросили мармустьерского аббата благословить наше ложе. Не нарушали ли вы в чем-либо предписаний святой церкви?

– О нет! – с живостью возразила Бланш. – Перед обедней я получила отпущение всех моих грехов, и с тех пор я не совершила даже самого маленького грешка.

– Вы, значит, вполне добродетельны! – воскликнул хитрый сенешал. – И я в восторге, что у меня такая жена, но я-то бранился и сквернословил, как язычник.

– О, почему же?

– По той причине, что танцы слишком затянулись и я не мог вас заполучить, привести сюда и поцеловать!

И он припал весьма изысканно к её ручкам, осыпал их поцелуями и развлекал её разными пустяками, чем она осталась очень довольна.

Так как Бланш чувствовала себя утомлённой от танцев и всех церемоний, она снова прилегла, сказав сенешалу:

– Завтра я сама буду следить за тем, чтоб вы больше не грешили.

И она уснула, предоставив очарованному старцу любоваться её светлой красотой, её нежным телом; и всё же был он в большом смущении, понимая, что сохранить её в столь приятном для него неведении окажется не легче, чем объяснить, почему быки непрестанно жуют свою жвачку. И хотя будущее не сулило ему ничего доброго, он так возгорелся, созерцая дивные совершенства Бланш, прелестной в невинном своём сне, что решил сохранить её для себя одного и зорко оберегать сей чудесный перл любви. И со слезами на глазах стал он целовать её мягкие золотистые волосы, прекрасные веки, её алые и свежие уста, действуя с превеликой осторожностью, в страхе, что она проснётся… Вот и всё, что он познал в первую брачную ночь, – немые услады жгли ему сердце, а Бланш не шелохнулась. И бедняга горько оплакивал зимний хлад своей старости и понял, что Бог подшутил над ним, дав ему орехов в ту пору, когда у него уже не осталось зубов.

Глава вторая. Как сенешал Брюин укрощал свою девственную супругу

В течение первых дней медового месяца сенешал придумывал разные глупые отговорки, злоупотребляя похвальным неведением своей супруги. Прежде всего сослался он на докуку сенешальских своих обязанностей, которые побуждают его столь часто оставлять её одну. Потом отвлёк её сельскими забавами, повёз на сбор винограда в свои виноградники близ Вувре и всё старался убаюкать всякими россказнями. То он утверждал, что людям благородного звания не следует вести себя как всякой мелкоте, что зачатие графских детей происходит лишь при известном расположении небесных светил, каковое определяется учёными астрологами. Или же говорил, что надо воздерживаться от зачатия детей в праздники, ибо сие есть тяжёлый труд. Он же соблюдает праздники, желая без помехи попасть в рай. А то заявлял, что если на родителей не снизошла благодать Божья, то ребёнок, зачатый в день святой Клары, родится слепым, а если в день святого Генуария, то тогда у него будет водянка, а в день святого Анания – парша, а святого Рока – непременно чума. Потом стал объяснять, что зачатые в феврале – мерзляки, в марте – драчуны, в апреле – никудышные, а хорошие мальчики все майские. Словом, он, сенешал, хочет, чтоб его ребёнок был совершенством, семи пядей во лбу, а для сего требуется благоприятное совпадение всех обстоятельств. Иной раз он говорил Бланш, что мужу дано право дарить ребёнка своей жене, когда на то будет его воля, и ежели она добродетельная женщина, то и должна подчиняться желанию своего супруга. Потом, оказывается, надо было дождаться, чтоб мадам д’Азе вернулась, дабы могла присутствовать при родах. Из всего этого Бланш уразумела лишь одно: сенешал недоволен её просьбами и, должно быть, прав, ибо он стар и умудрён опытом. Итак, она покорилась, но думала про себя о столь желанном младенце, вернее, только о нём и думала, как всякая женщина, если что-нибудь ей в голову взбредёт, и не подозревала, что уподобляется в своей настойчивости куртизанкам и девкам, каковые, не стесняясь, гонятся за удовольствиями. Однажды вечером Брюин случайно заговорил о детях, хотя обычно избегал таких речей, как кошка воды, но тут, забывшись, стал жаловаться на некоего парня, наказанного им поутру