Сапер. Том II (СИ) - Вязовский Алексей

Скорее всего, в словах девушки было зерно правды, потому что Аркаша как-то потихоньку отодвинул свою гитару в сторону.

— Ну давайте ваш инструмент, если он лучше нашего, — решил я спасти своего друга. А то застыдят девчата, потеряет авторитет.

Надя принесла гитару. Я сел поудобнее, провел рукой по струнам. Хм, а тут всё по-настоящему, видать, кто-то занимается — и струны новые, и настроен инструмент как следует. Находят же время люди!

Я не стал ломаться и изображать из себя великого артиста, которого надо уговаривать выступить. Пришел петь — так пой, если умеешь. Кашлянув, чтобы прочистить горло, я начал. Новых, еще не слышанных здесь песен, решил не показывать: зачем выделяться, давать повод для ненужных вопросов? Я и довоенных вещей достаточно знаю, на всех хватит. Так что в ход пошли и «Как много девушек хороших…», и про сердце, которому так хочется любить, и про утомленное солнце. Даже про свидание у аптеки изобразил.

Смотрю, Масюк на почве любви к искусству уже присоседился между девчатами, то одной на ушко что-то пошепчет, то другой.

Открыли бутылку, разлили по стаканам. Связистки притащили немудреную закуску — ливерную колбасу, черный хлеб, пару помидоров. Под такую еду, конечно, сам бог велел беленькую, но и грузинское вино пошло на ура. Только быстро кончилось.

Девушки раскраснелись, начали о чем-то перешептываться. Делят нас, что ли?

— Старик, не ломай компанию, — тоже зашептал мне на ухо Масюк. — Уступаю тебе Любку.

Блондинку отдал. Щедрый.

— Давай, теперь ты нам спой, — я передал гитару товарищу.

И тот спел. Голос у Аркаши оказался хорошо поставленным и вдарил он по романсам. «А помнишь, как, бывало…», «Гори, гори, моя звезда…». Девчонки «поплыли». Глаза заблестели, дыхание участилось. Тут я понял — дадут.

И что мне делать? Впору самому петь «Не искушай».

— Товарищ лейтенант, проводите в курилку, — первая решилась Люба, обращаясь ко мне.

Я встал, поправил гимнастерку. Сверху раздавались взрывы, бомбоубежище временами неплохо потряхивало. Романтика!

Мы вышли в курилку, я зажег спичку. Блондинка ловко затянулась, прикрыла глаза.

— Петя, а ты ведь женат?

— Как ты поняла? — удивился я.

— Ну ты и тупой, — засмеялась Люба. — У тебя кольцо на пальце.

И правда. Постоянно про него забываю — не привык еще.

— Ладно, я с женатыми не кручу любовь, потом все плохо заканчивается.

Я покивал, облегченно вздохнул. Пронесло. Мужчине отказать женщине, да еще привлекательной — намного сложнее, чем наоборот. А предавать Веру мне совсем не хотелось.

— Давай подождем полчаса, — Люба потушила папиросу в банке из-под консервов — Думаю, ваш бравый адъютант и быстрее управится.

Довольный Аркаша появился через двадцать минут. Выглядел словно объевшийся сметаны кот.

— А вы тут чего лясы точите? — удивился лейтенант, подмигнул мне, мол давай, не тяни.

— Пойду вздремну, — сказал я, протягивая Любе руку, прощаясь. — Устал я сегодня.

Масюк еще где-то блуждал, а я пошел в каморку, которую нам с Аркашей выделил комендант бомбоубежища.

***

Штаб 37 армии был совсем рядом, километра три с небольшим гаком, минут сорок прогулочным шагом. Командный пункт организовали на открытой террасе над шестым этажом гостиницы «Прага». А Власов занимал номер на четвертом. Все это я выяснил быстро, просто поднявшись вместе с командующим наверх. И повод был хороший — Голдович. Надо мне с ним про дом Гинзбурга переговорить.

Я перед этим подумал: а почему я раньше Власова не видел? И, повспоминав, понял — только из-за своей лени. Когда мы к Кирпоносом сюда приезжали, я просто отсыпался в машине, здраво рассуждая, что был бы нужен, то позвали бы. Вот так и ходили мимо друг друга. Фамилию я его, понятное дело, в документах встречал, и часто, командарм всё же, но подумать, что это и есть тот самый — ну никак не мог. Оттого и спал спокойнее.

Ведь и не поделишься этим ни с кем, не поверят. Сейчас он и вправду герой, без балды. По крайней мере, первый штурм немцев тридцать седьмая отбивала. И, судя по донесениям, фашистам эти бои обошлись чуть ли не в сто тысяч боевыми потерями. Даже если на два делить — и то до хренища получается.

И вякни я кому, что вот такой замечательный парень, орденоносец и любимец вождя, через год положит вторую ударную и пойдет служить немцам верой и правдой — пристрелят, не задумываясь. Так что только сам, никого не привлекая и чтобы никто даже подумать не мог бы. Лучше всего, конечно, чтобы никто не заподозрил ничего. Так, несчастный случай. Споткнулся, упал, и на ножик наделся. Восемь раз подряд. Спиной. На крайняк можно и бабах устроить. Гранату к двери привязать, например. Открыл дверь, а тут тебе под ноги «лимонка». И собирай кусочки по окрестностям. Или под кровать прицепить пару кило тротила, лег человек спать, а тут часа в три ночи его взрывной волной на улицу полетать выносит.

Одно только и останавливает: номер на четвертом этаже заперт, и хоть часового у двери нет, но крутится народ поблизости. Но это всё — результат одного посещения, несколько минут всего. Я смог пройти на этот четвертый этаж, меня никто не остановил, только через пару минут спросили, кого я ищу. Я буркнул, что промахнулся с этажом и пробегавший мимо капитан потерял ко мне интерес.

Тут где-то на лестнице я услышал Голдовича и поспешил к нему. Он махнул мне рукой, не останавливаясь, и через минуту мы оказались у него в кабинете.

— Говори, что хотел, — сказал он вместо приветствия. — Времени мало, мне на позиции сейчас ехать, что-то с мостами начудили. Как же оно всё надоело, криворукие эти…, — махнул он рукой. — Лучше бы я в своем четвертом корпусе остался.

— Александр Иванович, я насчет дома Гинзбурга, — я решил не тянуть. — Отдайте его мне!

— Для чего?? Его мы будем готовить к взрыву в последнюю очередь

— Я там тайный штаб организую. Очень удобно наблюдать за окрестностями

Голдович задумался, забарабанил пальцами по столу.

— Что-то в этом есть…, — Голдович пошёл, открыл соседний кабинет:

— Борисов!

Навстречу поднялся плотный майор.

— Это Соловьев, адъютант комфронта, он забирает у нас дом Гинзбурга, — выпалил скороговоркой Голдович. — Подготовь приказ и документацию, я сейчас чего-нибудь перехвачу и подпишу. Да! Соловьев! Чтобы остатки взрывчатки нашей вернул до последнего грамма! Я проверю потом!

***

Майор Борисов не поленился поехать со мной на объект и самолично показал, где и что сделано, сверяясь со схемой.

Оказалось, что «небоскреб» уже вчерне подготовили к взрыву, в несущих стенах сделали отверстия для толовых шашек, провели и даже заштукатурили провода.

Приемка и сдача прошли на пыльном подоконнике площадки между первым и вторым этажом. Мы пожали руки, и он уехал. А я снова спустился в подвал, гремя связкой ключей. Надо договориться о смене часовых, провести телефон, да и вообще, обустроиться здесь. Сейчас, когда жильцов выселили, пустая громадина изнутри казалась еще больше, чем снаружи.

Я еще походил немного, посмотрел, потом взял папку с документами и поехал в управление фронта.

***

Ильяз без дела не сидел. Понятно, что заняться саперу всегда есть чем, но этот парень, казалось, взваливал на себя всю работу, какую только видел. Увидев меня, вылезающего из «эмки», он подбежал и начал докладывать о ходе подготовки к «ремонтным работам» возле университета. Лейтенант высыпал на меня столько подробностей, что я не выдержал и просто просил:

— Ты мне скажи: всё готово?

— Так я же говорил с самого нащала, щто готово, — торопливо ответил он. — Выезжаем в восемь вещера. Ограждение устанавливать двадцать минут, тут же нащинаем вскрывать бокрытие, укладка зарядов на бервом ущастке…

— Ты, наверное, забыл, что мы вместе составляли план, — хлопнул я его по плечу. — Садись пока, съездим еще на один объект, посмотрим фронт работ.

Младший лейтенант на небоскреб взирал с восхищением. Даже рот приоткрыл от восторга. Конечно, если впервые видишь вблизи такое чудо — впечатляет.