Порочный Принц (ЛП) - Кент Рина

Я прохожу мимо нее. В комнате такие же черные обои и красные ковры. Не окна, как в других комнатах, в которых я участвовала, ни кровати, ни дивана, ни даже стула.

Служащая протягивает руку.

— Вы заполнили форму, госпожа 115?

— Э-э... да.

Я, наконец, выпускаю письмо о принятии, к которому прикреплена форма, из своих потных пальцев.

Форма представляет собой контрольный список того, чего я не позволю и с чем я справляюсь. Я плохо переношу анальное проникновение, порку, любую сильную боль или связывание.

Я хотела попросить мужчину лет тридцати или сорока с чем-то, но у них невозможно выбрать возраст. Однако все, что я видела до сих пор, это пожилые мужчины, которые знают, как обращаться с женщиной. La Débauche привлекает особый тип доминирующих мужчин, которые слишком долго участвовали в этой игре разврата.

— Не желаете проверить в последний раз? — спрашивает она.

— Н-Нет.

Дерьмо. Какого черта я заикаюсь? Я хотела этого. Это мой последний шанс стать нормальной, прежде чем я пройду точку невозврата.

Она протягивает мне черную повязку на глаза.

— Как вы и просили.

Я забираю повязку у нее дрожащими пальцами.

— Спасибо.

— Пожалуйста, дождитесь мистера 120 на коленях. — я киваю, и она улыбается. — Желаю вам прекрасной ночи.

И с этими словами дверь со щелчком закрывается за ней.

С последним вздохом я опускаюсь на колени на толстый красный ковер, сжимая повязку на глазах, как спасательный круг.

Учитывая, произошедшее в прошлом, это последнее, что я должна делать, но, как ни странно, в тот момент, когда я закрываю глаза повязкой, превращая свой мир в черный, на меня падает ощущение ясности.

Я не думаю о папе, Ноксе или даже Агнусе, и о том, чтобы они почувствовали, если бы увидели меня в таком положении. Я думаю только о тех сценах, которые я наблюдала, об их анонимности, пульсирующем напряжении и потребности в большем.

Терапия не сработала, так что, быть может, этот метод поможет. Это другой вид терапии — возбуждающий.

Дверь открывается, ее щелчок громкий и оглушительный в тишине комнаты. Мое дыхание учащается, когда воздух наполняется другим присутствием.

Я его не вижу, но это не значит, что я его не чувствую.

Совсем как в прошлом.

Я вдыхаю через нос и сквозь стиснутые зубы. Это совсем другое. На этот раз я соглашаюсь на это.

На этот раз я хочу этого.

Разве это плохо хотеть чего-то, что раньше пугало до чертиков?

Или, может, это плохо, что я бегу за этим с тех пор, как поняла, что такое секс.

Фигура останавливается передо мной. Я не двигаюсь, даже когда чувствую, как его тень падает на меня.

Странно, как просыпаются иные чувства, когда пропадает зрение. Думаю, что люди не понимают, насколько важны глаза.

Теперь, когда мой мир погружен во тьму, я слышу каждый пульс в ухе и чувствую, как каждый вдох входит и выходит из легких, и погружаюсь в царапанье платья о мою обнаженную кожу. В соответствии с политикой клуба, под ним на мне ничего нет, и из-за этого бутоны сосков натягиваются на ткань. Я не сомневаюсь, что они видны ему.

Нравится ли ему это? Ценит ли он это?

По какой-то причине я не чувствую его запаха. Хотя я чувствую собственный запах — запах лайма. Понятия не имею, почему мне кажется, что это тоже исходит от него.

От него тоже пахнет лаймом и цитрусовыми?

Рука опускается мне на плечо, и я напрягаюсь, мои старые знаки пытаются противостоять вторжению. Я глубоко дышу, скрывая эту потребность.

Рука у него большая, но не мозолистая. Это рука похожа на тот тип, которая скоро перевернет меня и трахнет на полу.

Дерьмо.

Почему я этого хочу?

Это слишком быстро даже для меня, и все же есть это необычное желание по прикосновению мистера 120. Может, из-за повязки на глазах или того, как хорошо ощущается его кожа на моей.

Он спускает бретельку платья с плеча, его прикосновение медленное и чувственное. На секунду я задерживаю дыхание, не в силах подавить приятное ощущение, поднимающееся к горлу.

Когда он делает то же самое с другой бретелькой, моя грудь выскальзывает с легким подпрыгиванием. Она тяжёлая, ноющая, и... странная. У меня никогда так сильно не болела грудь, а он еще даже не прикасался к ней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это предвкушение.

Болезненное, волнующее предвкушение.

Те же самые пальцы сжимают мою челюсть и приподнимают ее, так что я смотрю вверх — или, во всяком случае, мои глаза с завязанными глазами. То, как легко он обращается со мной, признак опыта. Он, должно быть, делал это тысячу раз ранее. При этой мысли я мгновенно ощущаю себя в безопасности.

Его пальцы скользят по моей шее, останавливаясь на ключице, слегка сжимая ее. Я на секунду перестаю дышать, смыкая бедра вместе.

Боже. Он касается только моей ключицы, а я готова широко раздвинуть ноги для него.

Он обхватывает мою грудь обеими руками, и я поджимаю губы, пытаясь сдержать чужой звук, который пытается вырваться из меня.

Подушечки его больших пальцев пробегают по кончикам, и я вздрагиваю на месте, когда вспышка удовольствия проносится прямо между ног.

Святое. Дерьмо.

Это должно быть так приятно? Он просто касается моих сосков — и все. Просто прикасается к ним. Не крутит, не сжимает, ничего такого.

У меня всегда были чувствительные соски, но это новый уровень.

Он крутит тугие бутоны. На этот раз я не могу сдержать звук, и позволяю стону вырваться в тишине комнаты.

Я даже не знаю, что со мной происходит, но моя спина выгибается, толкая грудь в его опытные руки.

Пощипывая один сосок, он дразнит другой легким прикосновением. Это мягко и в то же время чертовски больно. Никогда не думала, что игра с сосками может стать такой невыносимой или выйти из-под контроля.

Как будто я теряю всякий здравый смысл, и мое тело слушается только помощи этого незнакомца.

Мой живот проваливается, и странная липкость покрывает бедра.

Я... промокла?

Как, черт возьми, это произошло? И что, блин, это за ошеломляющее ощущение, формирующееся внизу живота?

Он снова крутит оба соска, заставляя меня хныкать и извиваться. Он возвращается к нежной ласке только для того, чтобы вновь ущипнуть. Моя киска покалывает, и я испытываю искушение протянуть руку и прикоснуться к этой боли.

В тот момент, когда я это делаю, он прекращает свое служение.

Нет, нет.

Почему он... ох, это потому, что я трогаю себя?

— Я... я буду хорошей, — бормочу я, мой голос такой сексуальный, что почти не похож на мой.

Я опускаю руки по бокам. Он не издает ни звука и не двигается, и я начинаю думать, что все испортила.

Но затем он возвращается к пыткам моих сосков. С каждым прикосновением его кожи к моей и каждым жестоким щипком я громко стону.

Это слишком грубо, слишком реально.

Просто слишком.

Он еще раз сжимает мои соски, и мой стон вырывается во что-то настолько чуждое, что я на секунду перестаю издавать звуки.

Это, как если бы на меня напали изнутри, и мне нужно вытолкнуть это наружу. Волна такая внезапная и сильная, что лишает голоса.

Я сжимаю руки незнакомца, его пальцы все еще играют с моими сосками, когда моя киска сжимается, и все больше соков покрывают мои бедра.

Святой. Ад.

Думаю, я просто... кончила.

Впервые в моей жизни я испытала оргазм, и ему даже не пришлось прикасаться к моей самой интимной части.

Что бы он сделал, если бы дошел до этого? Сломал бы меня?

И почему, черт возьми, меня так возбуждает и беспокоит эта идея?

Даже когда волна медленно спадает, я не отпускаю его. Мои ногти впиваются в его предплечья — они сильные, на ощупь покрытые прожилками, как и ожидалось от взрослого мужчины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я вздыхаю, сердцебиение медленно выходит из опасного диапазона и возвращается к норме.

Мои соски все еще болят и пульсируют, вероятно, потому что он все еще не отпустил их. Он снова проводит большими пальцами по кончикам, будто проверяя, что они все еще твердые и жаждут большего.