Страна кленового листа - начало истории - Валерий Александрович Тишков

после установления своего господства французская корона вложила около 1 млн. ливров в колониальную промышленность и торговлю. Но успехи оказались менее чем скромными. Как отметил канадский историк У. Эклис, «Кольбер стремился заставить колониальную экономику бегать, прежде чем она научилась ходить, да и сам характер французского общества не был приспособлен для достижения этих целей»{29}.

Препятствием на пути экономического развития колонии являлась прежде всего экономическая отсталость сапой метрополии ввиду существования в ней феодально-абсолютистского строя. Экономические ресурсы феодальной Франции были ограниченны, а ценностные приоритеты господствующего класса — дворянства не были ориентированы на деловую деятельность. Честолюбивым мечтам двора о процветающей экономике в колонии не дано было осуществиться. Основным занятием колонистов стали сельское хозяйство и пушная торговля. Это и определило характер развития колонии на многие годы.

Сеньориальный строй и пушная торговля

Во второй половине XVII в. почти вся земля по обе стороны реки Св. Лаврентия от Квебека до Монреаля была расчищена и заселена. Осваивалась также и долина реки Ришельё. Река Св. Лаврентия являлась главной жизненной артерией колонии. Естественно, что земельные пожалования делались так, чтобы участки выходили к воде. По мере роста населения и увеличения числа наделов эти участки все чаще принимали форму длинных полосок, идущих от реки в глубь леса. Дома поселенцев стояли ближе к реке, берега которой стали напоминать деревенскую улицу, протянувшуюся на десятки и даже сотни километров.

Окончательно сложившийся во второй половине XVII в. в Канаде сеньориальный строй существовал почти 200 лет без особых изменений и составлял основу общественных отношений колониального общества времен французского господства. Верховным собственником всех земель считалась французская корона. От имени короля в колонии производились пожалования поместий сеньорам, которые, в свою очередь, селили на этих землях на принципе феодальной зависимости крестьян-цензитарисв (абитанов). Обязанности сеньора по отношению к королю заключались главным образом в принесении присяги на верность.

Размеры феодальных владений были огромными: по нескольку тысяч и даже десятков тысяч арпанов земли (арпан равен около 0,5 га). Лишь после 1667 г. власти старались не жаловать слишком крупных поместий, дабы не допустить чрезмерного усиления отдельных лендлордов. Помещичьи запашки были очень небольшими, а иногда вообще отсутствовали, поскольку некоторые лендлорды проживали не в колонии, а в метрополии. Средний размер участков абитанов был небольшим и по мере роста населения постоянно уменьшался.

Социальный статус сеньора был чрезвычайно высок. Сеньор принадлежал к элите колониального общества, хотя некоторые канадские историки с умилением пишут, что сеньорам наравне с абитанами приходилось выполнять такие повинности, как корве (принудительные работы), и что те и другие имели «свои права и свои обязанности»{30}. На самом деле между сеньорами и крестьянами существовала глубокая социальная пропасть, хотя, может быть, канадские сеньоры, не будучи наследственными аристократами, не жили в такой роскоши и довольстве, как их собратья по классу в метрополии.

Каждый год 1 мая абитаны приносили к порогу дома сеньора оброк — обычно разную живность и какие-нибудь продукты. Кроме этого, существовало множество других крупных и мелких феодальных платежей и повинностей. За владение землей платилась рента, обычно по ливру за каждый арпан, выходящий к воде. Любая покупка земли сопровождалась уплатой сеньору одной двенадцатой ее стоимости. Каждый сеньор мог устанавливать свой корве. Однако масштабы его, учитывая отсутствие крупных помещичьих запашек, были сравнительно небольшими, как правило, абитан бесплатно работал на лендлорда по нескольку дней в году. Крестьяне платили за право пользования помещичьей мельницей, отдавали десятую часть пойманной рыбы.

Этот далеко не полный перечень феодальных повинностей говорит о том, что они представляли собой нелегкое бремя. Их сравнительно меньшая тяжесть, чем в метрополии, объяснялась не каким-то особым гуманным и пасторальным характером сеньориального строя в колонии, а местными специфическими условиями. Крестьянин мог в любой момент бросить землю и своего сеньора и поселиться в другом месте. Феодалу приходилось считаться и с тем, что вооруженный крестьянин мог защитить его от нападения индейцев. Кроме того, на всю систему феодальных отношений в Канаде оказывала влияние мехоторговля — основа колониальной экономики. Скупка пушнины являлась более прибыльным делом, чем обработка земли. По этой причине крестьяне часто забрасывали свои участки и становились охотниками.

Таким образом, хотя общественные отношения в Канаде и выглядели как бы упрощенно-уменьшенным слепком аналогичных отношений в метрополии, феодализм здесь не был точной копией французского абсолютизма, поскольку вся феодальная система складывалась в соответствии с интересами торговли. Сам факт возникновения колонии — это результат торговой экспансии Франции. Торговля сохранила свое первостепенное значение и на протяжении всего периода французского господства на Американском континенте, поскольку метрополия не имела возможности создать за океаном какую-либо другую более прочную экономическую базу.

Пушному бизнесу в Канаде благоприятствовали и некоторые внешние факторы. В канадских лесах проживали многочисленные охотничьи племена индейцев — главных поставщиков «мягкого золота». Река Св. Лаврентия представляла собой идеальную торговую магистраль в глубь Североамериканского континента. Немалую роль играл и тот факт, что аристократическая Франция всегда была, благодатным рынком для ценной канадской пушнины. Все это привело к тому, что попытка Франции создать разноотраслевую колониальную экономику, придать ей более самостоятельный характер, не забывая об интересах метрополии, закончилась ничем. Шкурка бобра победила королевских кардиналов, губернаторов и интендантов.

С пушной торговлей в Канаде в тех условиях не могли соперничать никакие другие формы деловой активности. Выяснилось, что строительство судов в Квебеке — дорогостоящее занятие, поскольку, помимо леса, требовалось еще ввозить из-за океана металл или же налаживать его производство на месте. Веревки, свитые из конопли, выращенной абитанами, обходились не дешевле голландских. Для выловленной у канадских берегов рыбы нужна была недешевая по тем временам соль, да и доставка рыбы на далекий европейский рынок делала рыболовство неприбыльным. Для пушной же торговли хватало берестяного каноэ, чтобы погрузить товары, а затем меха, набора нехитрых предметов: ружей, ножей, топориков, горшков, чайников, одеял, яркой материи, побрякушек в виде стеклянных бус и, наконец, но далеко не в последнюю очередь, бренди. К тому же на пушной промысел по затрачивался такой тяжелый труд, как, например, на расчистку лесов для сельскохозяйственных угодий (чтобы расчистить арпан земли, человеку приходилось работать почти год). Немного смелости, знание местности, а самое главное — бесцеремонность в обращении с туземцами обеспечивали успех.

В первые годы индейцы вообще сами доставляли меха в Монреаль. На обменные торги, которые устраивались там ежегодно ранней весной, прибывало по 400–600 индейских каноэ с ценным грузом. Возможностью обменять за бесценок меха у индейцев и получить легкую прибыль не гнушался никто из жителей колонии. На торгах, которые открывал губернатор, обращаясь к индейцам как