«Медовая ловушка». История трех предательств - Игорь Атаманенко

Однако после учебы в Англии он пересмотрел своё отношение к дхарме как таковой и к её приверженцам в частности — стал нетерпим к откровенно нелепым ситуациям, которые создавались вследствие соблюдения норм для каждой касты.

К примеру, Шарма написал пьесу, в которой высмеивал обнищавшего брахмана, священнослужителя, чья принадлежность к высшей касте заставляла его отказывать себе в самом необходимом для того, чтобы держать слугу, поскольку его дхарма запрещала ему даже самому одеваться и даже умываться.

Затем в местной газете появился его очерк об одном земледельце, который жил впроголодь, но, боясь проклятия старейшин своей касты, отказывался даже ловить рыбу…

Словом, учёба на юридическом факультете Бирмингемского университета, а затем в полицейской академии, сделала из сына непальского лавочника настоящего европейца, начисто лишённого кастово-религиозных предрассудков.

Кстати, там же, в Англии, по молодости примкнув к движению хиппи, Шарма, вдобавок к чрезмерному увлечению спиртным, пристрастился ещё и к курению марихуаны. Ко всему прочему, он отпустил усы и шкиперскую бородку на английский манер, что не в почёте у непальцев.

Земляки, обучавшиеся вместе с ним, считали его «чужим среди своих» и совсем уже было махнули на него рукой, ибо все попытки образумить его оказались тщетными, как вдруг на пути Лакшмана возник гуру из Индии, некто Прапата Мехту.

Незадолго до встречи, ставшей для Шармы судьбоносной, гуру открыл в университетском городке школу йоги. Непалец из любопытства стал посещать занятия, а поближе познакомившись с Мехту, понял, что только йога спасет его от алкоголя и наркотиков. Через год занятий йогой Шарма изменился до неузнаваемости — из опустившегося хиппи он превратился в самого прилежного студента, а затем курсанта. Благодаря постоянной опеке индийского гуру молодой человек с отличием окончил оба учебных заведения.

Возможно, поэтому он по возвращении на родину сразу занял должность начальника департамента в центральном аппарате королевского Министерства внутренних дел.

Назначение на высокую должность вскружило голову молодому человеку — Шарме тогда не исполнилось и 30 лет. Наставления Мехты, как и занятия йогой, были забыты, и новоиспеченный полковник, не выдержав испытания властью, снова принялся за старое, стал много пить. Не гнушался Шарма и марихуаны, а уж о связях с падшими женщинами и говорить нечего.

Однако теперь он это делал скрытно — положение в иерархической табели о рангах и близость к королю обязывали быть трезвенником хотя бы на людях.

В общем, Шарма вновь стал чужим среди своих!..

К моменту второго визита Шармы в советское посольство изучение его в качестве кандидата на вербовку завершилось, условия для склонения к негласному сотрудничеству были созданы, и Тимофееву, как матадору, предстояло лишь нанести быку смертельный удар. И он нанёс его…

Прежде чем перейти непосредственно к вербовочной беседе, заговорщики пригласили гостя за стол и принялись потчевать его чёрной и красной икрой, крабами, копчёной сёмгой, лососем слабого посола, маринованными грибочками и другими вкусностями. Впрочем, особой заботой и вниманием разведчиков пользовался бокал визитёра. Они бдительно следили, чтобы он никогда не пустовал. А тостам, казалось, никогда не будет конца.

В начале застолья полковник время от времени поглядывал на дверь, будто ожидая чьего-то появления. Рогачёв первым разгадал причину и поспешил заверить гостя, что об их общении никто не знает, а все официанты-непальцы на сегодня получили выходной. После этого Шарма заметно успокоился, почувствовал себя раскованнее и в подтверждение этого сам наполнил водкой свой бокал…

Так, за чревоугодием и возлияниями, обменом любезностями и разговорами на отвлечённые темы, незаметно подошли к основной цели встречи, вопросу вопросов — шпионить или не шпионить?

Шарма не возражал. Поставил лишь одно условие: информацию на соплеменников не просите — не дам. На иностранцев — пожалуйста! Тем более что до сведений на американцев, англичан, французов и немцев ему было рукой подать — не отрывая задницы от кресла, надо было лишь дотянуться до сейфа…

Да, вот ещё. Составлять письменные отчёты и где-либо расписываться полковник категорически отказался.

Предложение о материальном вознаграждении Шарма отверг с порога. Должник он, а ему собираются ещё и платить?! Нет, нет и нет, иначе он может обидеться на своих новых друзей!

Новые друзья уже готовы были заподозрить неладное, как вдруг полковник добавил, что готов работать бесплатно, но… Если бы ему иногда подбрасывали пару ящиков «огненной воды» под названием «Посольская» и немного осетровых яиц (так непалец называл чёрную икру), он нисколько бы не обиделся.

У Тимофеева и Рогачёва отлегло от сердца — вербовка состоялась!

Когда Лакшмана Шарму наконец удалось отодрать от стола и отправить восвояси, разведчики принялись составлять отчёт о проведенной вербовке.

Рогачёв, как бы между прочим, спросил шефа:

— Товарищ полковник, как вы думаете, сколько времени потребуется нашему непальскому другу, чтобы окончательно спиться?

— Тебе что? Двух ящиков водки за каждую явку жалко?

— Нет, не жалко… Я о другом думаю — не подвёл бы он нас… Судя по всему, меры в употреблении спиртного он не знает…

— Не волнуйся, на наш с тобой век его хватит, а там… Пусть у других голова болит! Ты лучше скажи, под каким псевдонимом будем проводить непальца по документам?

Рогачёв, рассмеявшись, в шутку предложил:

— А давайте, товарищ полковник, назовём его «Чанг»…

— А что сие значит?

— Чанг по-непальски, товарищ полковник, означает рисовую брагу. Процесс её приготовления столь же уникален, сколь и отвратителен.

Представьте, в один прекрасный день вся деревня по сигналу старейшины принимается жевать рис и сплёвывать его в огромную бочку, установленную на центральной площади. Потом все эти плевки и отхаркивания оставляют на некоторое время на солнцепёке, не забывая, впрочем, регулярно перемешивать этот замес. Для этого у бочки денно и нощно дежурят самые физически крепкие мужчины…

— А если среди этих… ну, жующих, кто-то болен туберкулёзом или какой другой заразой, тогда как?

— А все микробы, товарищ полковник, уничтожаются в процессе брожения…

— А-а, тогда ещё ничего…

— И вот когда рис полностью осядет на дно, а по всей деревне начнет распространяться духан, от которого мрут комары и прочие насекомые, вся деревня вновь собирается у бочки… Но уже с черпаками.

По сигналу старейшины, который предварительно снимает пробу, начинается пиршество. Через час все напиваются в лёжку, до потери пульса, и со стороны может показаться, будто вся деревня вымерла… Если бы не храп!

— Неужели от этого пойла можно так захмелеть? Оно ж наподобие нашей браги!

— Да-да, представьте себе, можно! Два-три черпака этой самой браги валят с ног любого непальца…

— Что, неужели такая крепость у этого рисового замеса?

— Нет, товарищ полковник, брага, она брага и есть… Градусов в ней не более, чем в «Жигулёвском»… Какой-нибудь наш сантехник Потапов её иначе, как квасом, и не назовёт… Ну а с аборигенов, что с них взять? Они упиваются этой брагой до бессознательного состояния, потому что вечно голодные! Чем они питаются, тьфу! Орехи кокосовые да рис…

— Ну ты корифей, Александр Сергеевич! — резидент с восхищением посмотрел на подчинённого. — Такие подробности о местных обычаях и традициях знаешь… Не ожидал, не ожидал…

— Так меня положение обязывает, товарищ полковник, я ж как-никак — атташе по культуре…

— Да, кстати! — рассмеявшись, заметил резидент. — А как же тогда наш «Чанг» управляется с таким количеством водки?!

— «Чанг», товарищ полковник, он человек, закалённый в питейных делах… Большую практику в английских пабах, то бишь пивных, прошёл… Кроме того и рацион у него побогаче, чем у соплеменников… Поэтому его не то что чанг — водка не берёт… До поры!

— Ну ладно, убедил! Будь по-твоему, назовём этого министерского хлыща «Чангом»…Экзотика, понимаешь!

Глава восьмая. Хмельная явка

Завидев на пороге кабинета Полещука с пакетом, из которого неслось греющее душу мелодичное позвякивание бутылок, «Чанг» по-кошачьи ловко выпрыгнул из кресла и, раскинув руки для объятий, двинулся навстречу гостю.

В едином порыве он выхватил у Полещука пакет, запер дверь на ключ и, на ходу отвинчивая крышку бутылки, бросился к бару за стаканом. Живые карие глаза светились восторгом, ноздри тонкого носа возбуждённо подрагивали: праздник начался.

Залпом опорожнив стакан, Шарма сделал глубокий выдох и… протянул оторопевшему разведчику ладошку для рукопожатия.