Однокурсник президента - Анатолий Гончар

«…у, сука! – Подошва ботинка плотно припечаталась к щеке стоявшего на коленях плененного этим утром боевика, содрала кожу, оставив красный след. – Пришил бы падлу! – Сиплый голос выдавал едва сдерживаемую ярость. – Приказали не трогать, а то я бы тебе! – говоривший сплюнул. – С-сука!»

– Елушкин, кому сказано, отпрыгни от пленного! – рявкнул стоявший неподалеку офицер.

– Да пошел он! – ворчливо отозвался ударивший пленного чеха высокий, худой, слегка сутулый контрактник, приставленный охранять только что привезенного боевика.

Офицер недвусмысленно показал кулак. Елушкин сплюнул еще раз, норовисто дернул подбородком, тем не менее сделал шаг в сторону, подавив искушение врезать пойманному боевику еще разок и искренне жалея, что упустил возможность и не врезал сильнее с первого раза.

Послышались голоса, из стоявшей напротив палатки вышли два офицера в такой же, как и Елушкин, песочного цвета форме, только тщательно подогнанной и почти не мятой.

– Жить хочешь?

Пленный дернулся и энергично кивнул, этот вопрос ему задавали уже не раз и не два. Он даже знал, каким окажется второй задаваемый вопрос. Знал, что от этого ответа зависит, как он будет жить дальше. Его трясло.

Вначале их было трое. Трое так неудачно попавших в переплет друзей: он, Вазирхан и Мурат. Еще утром они сами резали русских собак, кололи глаза, отрезали носы и яйца, а сейчас… Мурата спросили первого. Тот гордо вскинул голову – не промедлив и секунды, щелкнул сухой, тихий выстрел, голова непокорного тут же лопнула, будто перезрелый арбуз… Вазирхан оказался вторым, он в знак согласия кивнул, но спрашивавшему этого показалось мало.

– Согласен работать на нас? Подпишешь документы на сотрудничество? – Голос был сух, официален и потому страшен. Вазирхан, мелко дрожа, нашел в себе силы отказаться. Ему переломали руки, сломали прикладом челюсть, он что-то пытался сказать, кажется, молил о пощаде, но к этому моменту был никому не нужен. Когда приспела очередь Джабы, Вазирхан, все еще оставаясь жив, лежал на земле и истекал кровью.

– Жить хочешь? – Вопрос был задан, но ОН застыл в ступоре – ОН видел смерть своих братьев, видел смерть русских, убивал сам, но никогда старуха с черной косой еще не подбиралась к нему так близко. – Ну? – Вопрос как смертный приговор. Задававший вопрос русский своими глазами видел дела рук этой троицы. Теперь офицер едва сдерживался, чтобы не поставить точку в деле их жизней. Но ему приказали… ГРУ требовался очередной агент.

Джаба поднял голову. В ветвях деревьев пронзительно закричала птица.

– Да, да, да, – кусая губы, поспешно сказал он три раза подряд.

– На сотрудничество согласен? – Вопрос на грани бытия и тьмы.

– Да. – Короткое, но твердо осознанное слово прозвучало как приговор на пожизненную каторгу.

– Добей его! – Категоричный приказ как тычок открытой ладонью в лоб. Перед глазами дергающееся тело Вазирхана.

Казалось, что чего-либо сильнее уже испытываемого ужаса не существует, тем не менее очередная накатившая волна страха прошлась по телу ударами высоковольтного тока. Что-то тяжелое и холодное ударило о согнутые в коленях ноги. ОН сфокусировал взгляд и узнал нож Вазирхана с едва заметными на лезвии темными, уже высохшими каплями русской крови.

– Ну. – Тяжелая рука легла затрещиной на затылок, голова кружилась. Шумело в ушах. Он ухватил рукоять ножа, оказавшуюся скользкой в его потной ладони. На карачках подполз к стонущему собрату. Занес клинок над спиной своего друга. Рука дрожала.

– Горло, – последовал спокойный приказ, – как вы любите. Быстрее! Мое терпение заканчивается.

Дальнейшее пленный моджахед помнил смутно. Закричал, а затем шумно захрипел убиваемый Вазирхан, забился в агонии, засучил ногами. Голову зарезанному другу ОН отделил сам, без команды. Просто так, по привычке… Потом ЕГО подняли, надели мешок и повели. Затем куда-то везли и снова тащили пешком, сунули в вертолет и полетели. И вот теперь ОН вновь на земле, на коленях, и тот же, все тот же вопрос. Кивнул в знак согласия.

– Нам сообщили, ты хочешь сотрудничать? Это так? – вкрадчиво, мягко, будто говоривший не знает подробностей вербовки. А может, действительно не знает? А если отказаться? Здесь кругом палатки, люди, наверное, где-то поблизости есть корреспонденты… его не убьют, не осмелятся… Вот только… Вазирхан, что если сфотографировали то, что ОН с ним сделал? Сняли на видео? ОН не знал. ОН не видел, ОН не смел глядеть по сторонам. ОН даже того говорившего с ним офицера не разглядел. Только запятнанные чужой кровью берцы.

– Согласен, – просипел пленник, пересохшее горло не давало возможности говорить внятно.

– Что? – то ли не понял, то ли притворился не понявшим один из тех двоих, подошедших.

– Я согласен, – жалобно прохрипел пленный, боясь, что его вербовщики передумают.

Один из подошедших одобрительно кивнул, улыбнулся, второй презрительно сплюнул. Будущий Джаба, задрожав, повалился на землю – приговор подписан. На всю жизнь.

С простреленной ногой и рукой ОН «выбрался» к своим тремя сутками позже. Полевой лазарет, месяц на антибиотиках, и ОН вновь вернулся в строй борцов за свободную Ичкерию. Вернулся уже в совершенно ином качестве. Теперь ОН – секретный агент ГРУ, с чьей-то легкой руки (не без доли юмора) получивший кличку Джаба, не покладая рук работал на обе стороны, благо платили и те, и эти. В девяносто шестом и последующие годы Джаба сильно жалел о своем выборе, все ждал, что за ним придут. Пронесло. Но тысячелетие заканчивалось, началась вторая чеченская, Кадыров перешел на сторону Москвы, и Джаба вдруг понял, что фортуна повернулась к нему лицом. Казалось, еще немного, и все должно закончиться, но время шло, война продолжалась, а картины прошлого возвращались все чаще и чаще… Воспоминания, навеянные видением этой старой, разгромленной несколькими гигантскими взрывами базы, под пеленой надвигающейся сонливости все же притуплялись, гасли, наконец наступил момент, когда глаза Джабы слиплись, сознание погрузилось в объятия Морфея.

Утро выдалось пасмурным. Низко нависшие облака грозились пролиться дождем, порывы усилившегося ветра пронизывали холодом. Слегка подрагивая, Джафаров выбрался из приютившего на ночь спальника и нос к носу столкнулся с подошедшим Газиевым.

– Джабраил, брат, идешь со мной. – Солта стоял, подергивая плечами. Холод, подобравшись и к нему, пробегал по спине мурашками.

– В смысле? – В глазах отразилось недоумение, они вроде бы и так… все вместе…

– Дальше пойдут не все. Салман останется здесь за старшего, – пояснил Газиев. – Не станем рисковать. Лишнее это. У дороги опасно. Блокпост рядом и вообще.

– Согласен, Солта, согласен. Кого возьмешь? – наклонившись, Джафаров быстро убрал в рюкзак спальник и начал скатывать расстеленный на земле коврик.

– Отберешь сам. – Предоставив заместителю свободу выбора, Солта поправил автомат и, повернувшись, направился к ожидающему его возращения Хаджиеву. По его словам, идти им оставалось не много – часа четыре. Солта знал, что они движутся к дороге. Но к какому именно участку – до сих пор оставалось загадкой. Магомед не спешил делиться своими планами, но где бы они ни выходили, везде поблизости находились блокпосты русских. Выдвигаться к дороге днем Хаджиев тоже считал рискованным, но для успешного выполнения задуманных планов необходимым действием.

Шли еще медленнее, чем вчера, и не только потому, что мешал переносимый груз. Хаджиев все время чего-то опасался, останавливал группу гораздо чаще, чем накануне, и вместо реально необходимых для такого маршрута трех часов они шли все шесть. Впрочем, похоже, именно столько Магомед и планировал с самого начала. К самой дороге вышли за пять минут до того, как из-за поворота показался груженый «КамАЗ», везший большие газопроводные трубы. «КамАЗ» приближался. Один из сопровождавших Хаджиева боевиков выскочил на дорогу и приветственно приподнял руку. Водитель грузовика сбросил газ и нажал педаль тормоза. «КамАЗ», вильнув, свернул на обочину и остановился.

– Живее, живее! – вместо приветствия заторопил водитель, показывая рукой в сторону кузова.

– Живее! – в свою очередь, поторопил Хаджиев. – Да не в трубу! Не в трубу! Наверх, наверх! – командовал он, давая понять, что все заранее продумано. Металл заскрежетал о металл. Боевики, втащившие в кузов двигательную часть ракеты, с удивлением увидели, что у самой кабины один ряд труб значительно укорочен и там оставлено место для принесенного груза.