Свадебный альбом - Дэвид Марусек

- А как насчет нового платья?

Кэти снова задумалась, глядя в одну точку, но внезапно вскочила, ударившись о стол и расплескав суп

- Что? - встревожилась Энн. - Что случилось?

- Блок новостей по Уоднету, - сообщила Кэти. - Восстание в бухте Провидения. Это здешний областной центр. Что-то связанное с Днем Освобождения. Мой русский еще недостаточно хорош! О, какой кошмар! Бомбардировки... трупы... Послушай, Энн, я лучше отошлю тебя...

Энн вновь очутилась в гостиной. Она ужасно устала от бесконечных перемещений, тем более что от нее ничего не зависело. Она совершенно бессильна и не имеет власти над своей судьбой. Комната была пуста, подружки, слава Богу, исчезли, и Бенджамен еще не вернулся. Очевидно, маленький синелицый медальон все это время занимался самовоспроизведением: все стены заполняли сотни его близнецов, к тому же не ладивших друг с другом: в комнате стояли невообразимый шум, ругань и визг. От шума болели уши. Правда, стоило им заметить Энн, как все мгновенно заткнулись и уставились на нее с неприкрытой злобой.

По мнению Энн, этот безумный день длился чересчур долго. И тут ужасная мысль осенила ее: симы не спят.

- Эй, - окликнула она тот медальон, который считала оригиналом, - вызови Бенджамена.

- Какого хрена ты тут приказываешь? - нагло спросил синелицый. - Я тебе что, личный секретарь?

- А разве нет?

- Именно что нет! Собственно говоря, теперь это моя комната, а ты влезла на чужую территорию. Так что лучше сматывайся поскорее, пока я не стер твою задницу!

Остальные поддержали его, громко потешаясь над Энн.

- Прекратите! - вскрикнула она, но ее никто не слушал. Она вдруг заметила, как медальон вытянулся, став в два раза длиннее, и с громким хлопком разделился на два поменьше. То же самое происходило с другими медальонами. Они расползались по стенам, потолку, полу.

- Бенджамен! - вскрикнула Энн. - Ты меня слышишь?

Гомон тут же стих. Медальоны свалились со стен и исчезли, не долетев до пола. Остался один, первый, но теперь это был просто пластиковый диск с вылепленной посредине мрачной физиономией.

В центре комнаты стоял человек. При виде Энн он улыбнулся. Это был престарелый Бенджамен из аудитории. Настоящий Бенджамен, так и не снявший клоунского наряда.

- Как ты прелестна, - вздохнул он, глядя на нее. - Я и забыл, как ты прелестна.

- О, правда? Я думала, эта особа, докси, успела тебе напомнить, - съязвила Энн.

- Ну и ну, - покачал головой Бен. - Быстро вы, симы, обмениваетесь сведениями! Покинула аудиторию не больше четверти часа назад и уже знаешь достаточно, чтобы осудить меня.

Он обошел комнату, касаясь то одной, то другой вещи. Остановился перед зеркалом, взял с полки голубую вазу и повертел в руках, прежде чем осторожно поставить обратно.

- Говорят, еще до полуночи вы настолько равномерно распространите между собой всю известную информацию, что произойдет нечто вроде энтропии данных. И поскольку Симополис не что иное, как информаторий, он станет серым и безликим. Первой скучной вселенной.

Бен рассмеялся, но тут же закашлялся, пошатнулся и едва не упал, но, к счастью, вовремя успел схватиться за спинку дивана. Бедняга тяжело рухнул на сиденье и продолжал кашлять и отхаркиваться, краснея, как рак.

- Ты в порядке? - разволновалась Энн, хлопая его по спине.

- В полном, - едва выговорил он. - Спасибо.

Наконец он отдышался и жестом показал на место рядом с собой.

- У меня постоянно першит в горле, и автодок ничего не может с этим поделать.

К этому времени к нему вернулся обычный цвет лица, но вблизи стали заметны тонкая морщинистая кожа и легкое дрожанье головы. Кэти, похоже, сохранилась намного лучше.

- Сколько тебе лет? - не выдержала она. Бенджамен бодро вскочил:

- Сто семьдесят шесть.

Он поднял руки и лихо повернулся на каблуках.

- Радикальная геронтология! Ну как, нравится? И мне удалось сохранить восемьдесят пять процентов собственных органов, что по нынешним стандартам большая редкость.

От непривычных усилий у него закружилась голова, и он снова плюхнулся на диван.

- Поразительно! - воскликнула Энн. - Хотя радикальная геронтология, похоже, так и не смогла приостановить время.

- Пока нет, но все впереди, - заверил Бен. - Сейчас за каждым углом скрываются чудеса. Волшебство в любой лаборатории! - Он неожиданно сник и сухо добавил: - По крайней мере, пока нас не завоевали.

- Завоевали?

- Вот именно! А как еще назвать их стремление контролировать каждый аспект нашей жизни: от приобретения радиоуправляемых ракет до личного права на собственность?! А теперь еще и это! Украсть у нас наших же личных симов! пылко воскликнул Бенджамен. - Это плевок в лицо природному капитализму, природным держателям заявок, да что там, самой природе! И единственное довольно разумное объяснение, переданное по Уоднету, заключается в том, что все стратегически важные Биологические Личности были втихомолку уничтожены и заменены машинами!

- Понятия не имею, о чем ты толкуешь, - покачала головой Энн. Бенджамен мгновенно обмяк, словно из него выпустили воздух.

Похлопал ее по руке и оглядел комнату.

- Где это мы?

- Это твой городской дом. Наш дом. Неужели не узнаешь?

- Какое там! Сколько лет прошло! Должно быть, я продал его после твоей... - Он осекся. - Скажи, Бены уже объяснили тебе?

- Не Бены, но, да, я знаю.

- Прекрасно...

- Но мне хотелось бы спросить еще кое о чем. Где Бобби?

- Ах, Бобби, наша маленькая головная боль. Боюсь, он мертв. По крайней мере, такова официальная гипотеза. Мне очень жаль.

Энн немного помолчала, желая понять, усилят ли новости ее меланхолию.

- Как? - выдавила она наконец.

- Завербовался на один из кораблей - охранять колонистов. Полмиллиона человек в состоянии глубокого биостаза летели в систему Канопус. Они путешествовали уже сто лет и удалились от Земли на двенадцать триллионов километров, когда поток информации неожиданно оборвался. Это произошло десять лет назад, и с тех пор никто ничего о них не слышал.

- Что с ними случилось?

- Неизвестно. Отказ приборов маловероятен, кроме того, кораблей было двенадцать, и каждый управлялся самостоятельно, да и летели они на значительном расстоянии друг от друга. Рождение суперновой звезды? Мятеж? Одни предположения.

- Каким он был?

- Глупым юнцом. Так и не простил тебя, а меня ненавидел всеми фибрами души... Правда, трудно его осуждать. Вся эта история навеки отвратила меня от идеи иметь детишек.

- Не помню, чтобы ты вообще их любил.

Бен уставился на нее подслеповатыми глазами в воспаленных веках.

- Представить не можешь, каким потрясением было для меня увидеть в этой толпе Бенов и подружек твое одинокое, трогательно-белое платье, - вздохнул он. - И эта комната. Настоящий мавзолей. Неужели мы действительно жили здесь? И эти вещи были нашими? Зеркало ведь твое, верно? Я бы никогда не купил ничего подобного. А вот эту синюю вазу я помню. Сам забросил ее в залив Пьюджет-Саунд.