Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - Александр Ципко

Существуют тысячи аргументов, доказывающих, что советский строй не был результатом сознательного, добровольного выбора русского человека, а тем более сознательным выбором образованной России. Но самым убийственным аргументом, противоречащим утверждению, в частности Всеволода Чаплина и Александра Рудакова, будто колхозный строй соответствовал русскому православному идеалу, является тот факт, что все шестьдесят лет его существования советский крестьянин на своем клочке земли работал в десять раз более усердно и с большей отдачей, чем на колхозном поле. Все-таки для русского и не только русского крестьянина работать на себя было несравненно ближе, чем работать «на дядю», на государство вообще.

Изложенная выше концепция русскости, особой русской цивилизации, провоцирует десятки вопросов, которые старательно избегают ее сторонники, избегают, чтобы сохранить хотя бы видимость правдоподобности своей концепции. Если, как настаивают идеологи особой русской цивилизации, все, что любо западному человеку, а именно свое собственное «я», отдельное от коллектива, личная свобода, достаток, личный успех, собственность, личное счастье, право самому распоряжаться своей единственной жизнью, чуждо русскому человеку, то почему в классической русской литературе за сто лет ее дореволюционного существования не нашлось места ни для одного якобы подлинно «русского» персонажа. Сплошь и рядом «западные типы», озабоченные судьбой своего «я». Только в советской литературе, в романе Николая Островского «Как закалялась сталь» появляется герой Павка Корчагин, который олицетворяет то, что, к примеру, Сергей Кара-Мурза называет русским архетипом. Так, может, на самом деле то, что Сергей Кара-Мурза, Всеволод Чаплин, Александр Рудаков называют русским культурным кодом, есть лишь идеал советского человека, созданный советской пропагандой? И вообще не опасна ли для нас сегодня нынешняя модная «антиперестроечная», «солидарная» русскость, где даже у Патриарха не нашлось места для таких понятий, как «совесть», «свобода», «сострадание», «счастье», «успех». Ведь на самом деле образ русскости, создаваемый ныне вслед за Николаем Данилевским идеологами особой русской цивилизации, вступает в конфликт не только с ценностями европейской цивилизации, либерально-буржуазной цивилизации, но и в конфликт с природой человеческой культуры, с природой творчества, отличающего человека от животного мира. Ведь творчество, стремление к совершенству, к саморазвитию предполагает обособленность «я» от коллектива, желание подчеркнуть свою уникальность, создать то, что не могут создать другие. Ведь на самом деле даже в конкуренции, которую идеологи особой русской цивилизации выводят за рамки нашей нации, заложена все та же человеческая страсть к успеху, к самореализации. И, честно говоря, уже совсем трудно совместить реальную историю зарождения и становления того, что Сергей Кара-Мурза называет «советским строем», с учением об особой русской цивилизации. Все дело в том, что если бы советский строй был бы действительно реализацией русской мечты, то не было бы необходимости в том беспрецедентном насилии, которое сопровождало всю историю строительства социализма в СССР.

Далее. Если рыночные, конкурентные отношения по природе противны русскому человеку, то почему так быстро и стремительно развивался капитализм в России, в том числе и в земледелии, в двадцатилетнюю эпоху Николая II? Почему еще в 1916 году Ленин отвергал возможность пролетарской социалистической революции даже в отдаленном будущем? Если коммунистический общинный коллективизм лежит в основе русского и прежде всего крестьянского культурного кода, почему большевики шли к власти не на своих коммунистических лозунгах, а на шкурном, мелкобуржуазном лозунге «черного передела», соблазняя крестьян лишним куском земли? Насколько верно, насколько соответствует историческим фактам утверждение Сергея Кара-Мурзы, что Ленин, большевики в своей преобразовательной деятельности руководствовались не марксизмом, а требованиями так называемого русского культурного кода? И вообще, есть ли в том, что Сергей Кара-Мурза называет «русским культурным кодом», что-то особенное, специфическое, чего не было у других арийских народов (и прежде всего потребность в равенстве)? А как быть с левеллерами эпохи английской революции, с бабувистами?

И далее просто кричащие факты, которые очень трудно как-то совместить, примирить с утверждением Сергея Кара-Мурзы, что советская система была естественным, добровольным выбором русского трудового народа. Речь идет прежде всего о тех человеческих жертвах среди русского населения, которыми сопровождалось установление якобы народного русского, «советского строя» в России. Если бы советский строй действительно был русской мечтой, то не нужен был бы беспрецедентный красный террор, который унес по разным оценкам от 1,6 млн. до 2 млн. человек. И самое главное, что среди жертв этого красного террора преобладающая часть за крестьянами и рабочими, которые якобы всей душой были за коммунизм, за строй братства и солидарности. Если бы советский строй был действительно свободным выбором русского народа, то, наверное, не было бы нашей кровавой, жестокой гражданской войны 1918–1922 годов. И именно у русских, у русских крестьян, культурный код которых якобы основан на максиме «человек человеку брат», брат шел на брата, брат убивал брата, а иногда и своего отца.

Во время подавления тамбовского восстания 1920–1921 годов новая советская власть расстреляла, умертвила газами по разным оценкам от 70 до 90 тысяч крестьян. Всего жертвами красного террора по британским данным было 815 тысяч крестьян, 193 тысячи 290 рабочих. В стране с июля 1918 года по февраль 1922 года действовало 610 чрезвычайных комиссий разного уровня, которые занимались интенсивным террором якобы во имя утверждения русского культурного кода. Против казаков-крестьян применялся геноцид в точном смысле этого слова. В начале 1920 года было истреблено около 130 тысяч уральских казаков. Весной 1921 года, во время подавления Западносибирского крестьянского восстания было расстреляно 75 тысяч крестьян.

Я напоминаю о жертвах войны советской власти с восставшими против нее русскими крестьянами не для нагнетания эмоций, а для определения смысла, содержания понятий, которыми оперируют у нас сегодня сторонники особой русской, общинной, коммунистической цивилизации. При анализе реальной истории становления «советской системы» возникает, как я уже пытался показать выше, целый ряд вопросов философского, методологического свойства, и без ответа на них нельзя определить ни природу русскости, ни исторический смысл перестройки, ни содержание проблем, которые решает сегодняшняя посткоммунистическая Россия, и которые откровенно игнорируют нынешние последователи учения Николая Данилевского об особой русской цивилизации.

Я не говорю об очевидном, о том, что для сохранения правдоподобности учения об особой коллективистской русской цивилизации уже ее основателю приходилось вступать в конфликт с правдой, с научной совестью. Все дело в том, что учение об особой славянской цивилизации в точном смысле этого слова Николаю Данилевскому так и не удалось создать. Это знали и понимали и многие его современники, к примеру, Владимир Соловьев. Об этом я пишу более подробно в разделе книги, специально посвященном критике учения Николая Данилевского. А после нашего страшного русского XX века его последователям приходится просто врать, третировать правду нашей советской истории. Но я сейчас не об этом.

Сейчас я о том, где все же искать природу, корни русскости. В программе большевиков, которая воплощалась в жизнь с помощью беспрецедентного в истории человечества насилия, или в требованиях русских крестьян, которые, как известно, не приняли ленинскую программу создания трудовых коммун, ленинский проект организации труда на земле в национальном масштабе? И здесь возникает до сих пор не только не исследованная, но и не осознанная проблема. Какому из двух, трех русских проектов, с которыми пришла наша страна к 1917 году, больше всего соответствовала перестройка Горбачева? Спор о перестройке сегодня неизбежно превратился в спор о природе русскости. Ни Горбачев, ни его команда, начиная свои демократические перемены, не имели об этом ни малейшего представления. Правда, спор о перестройке – это спор не о нынешней природе русскости, которая возникла в результате социалистической переделки русского человека, о а той природе русскости, которая существовала и жила накануне 1917 года.

Что получится, если мы лишим русскость всех тех, кто, как я, считает, что русская культура является неотъемлемой частью европейской, христианской цивилизации? От русскости в духовном отношении мало что останется, если мы выведем за ее рамки и русскую литературу, и русскую общественную мысль, которые создавались под непосредственным влиянием общей европейской культуры! И вообще, можно ли использовать понятия «национальный проект», «национальная идея» применительно к учениям и настроениям отдельного класса, даже если он составляет половину населения страны? Можно ли говорить о национальном проекте применительно к нации, которая, как известно, к 1917 году не сформировалась, а состояла из двух наций, образованной России, составляющей меньшинство, и большинства неграмотного крестьянства?