Хранитель пчел из Алеппо - Кристи Лефтери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты здесь делаешь, старый хрыч? – Сверху вниз с широкой улыбкой на лице на меня смотрит марокканец. Он говорит по-арабски. – Ты что, спал в саду?
Он протягивает мне руку, неожиданно крепкую для такого старикашки, и поднимает меня на ноги.
– Хрыч? – повторяю я, как в тумане.
– Ага, – усмехается он. – Так говорит продавец в магазине. Хрыч – значит старик.
Я следую за ним в теплую гостиную. Марокканец сообщает, что меня искала Афра.
– Она плакала, – говорит он, но мне не верится.
Когда я вижу жену в кухне, она уже одета и напряженно сидит на стуле, совсем как при Люси Фишер. Непохоже, чтобы Афра плакала. После отъезда из Алеппо я не видел ее слез и не слышал, чтобы она хоть раз всхлипнула. Афра крутит в пальцах стеклянный шарик. Пытаюсь забрать его, но она не отдает.
– Значит, ты и сама можешь одеться? – говорю я и немедленно сожалею о своих словах, увидев угрюмое лицо жены.
– Куда ты уходил? – спрашивает она. – Я всю ночь не спала, не зная, где ты.
– Я уснул внизу.
– Хазим сказал, что ты спал в саду!
Я напрягаюсь.
– Он очень добр, – говорит Афра. – Сказал, что найдет тебя, просил не волноваться.
Решаю прогуляться. Это мой первый выход за пределы дома. Здесь все странное, даже магазины, с виду жалкие, но кичливые: «Пицца гоу-гоу», «Чили тук-тук», «Польские смаки», «Павел Индия», «Мошимо». В конце дороги стоит круглосуточный магазинчик, откуда раздается громкая арабская музыка. Я направляюсь к морю. На пляже нет песка, только галька и валуны, но у набережной устроена большая песочница. Мальчик в красных шортах сооружает замок. Сейчас вовсе не жарко, правда здешние жители считают по-другому, иначе бы мать не надела на ребенка короткие штанишки. Он загребает песок совком и аккуратно насыпает в синее ведерко, пока то не наполнится. Потом ровняет сверху с помощью ручки совка.
Мимо носятся дети с мороженым и огромными, размером с голову, леденцами. Мальчик построил из песка целый город – использовал пластиковые крышки от бутылок и фантики, чтобы добавить цвета. Из потерянного носка и палочки от сахарной ваты он соорудил флаг. По центру он ставит чашку.
Юный архитектор встает и отступает на шаг, любуясь своим творением. Впечатляюще, он даже сделал с помощью чашки дома, окружающие замок, а бутылка из-под воды напоминает стеклянный небоскреб. Мальчик, видимо, почувствовал на себе чужой взгляд. Он поворачивается и пристально смотрит на меня. На его лице невинное, беззаботное выражение, как у детей, не знавших войны. Похоже, он собирается что-то мне сказать, но его зовет девочка. Заманивает мячом. Он колеблется, бросает последний взгляд на свое чудесное строение, на меня, а потом убегает.
Я сижу некоторое время на набережной возле песочницы и слежу за движением солнца по небосклону. Днем здесь тихо; дети ушли, а над головой собрались тучи. Достаю из рюкзака документы по предоставлению убежища.
«Вы имеете право остаться в Великобритании в качестве беженца при условии, что не можете жить в безопасности в любом регионе вашей страны, поскольку опасаетесь гонений».
Небо рвется на части, сверкает молния. Крупные дождевые капли падают на бумаги в моих руках.
«В Великобритании».
«В любом регионе».
«Опасаетесь гонений».
Дождь усиливается. Я убираю документы в рюкзак и иду вверх по холму в гостевой дом.
Афра сидит в гостиной у двойных дверей. Здесь слоняются и другие постояльцы, телевизор работает на полную громкость. Марокканец удивленно поднимает брови:
– Как дела, старый хрыч?
Теперь он говорит это по-английски, сверкая темными глазами.
– Неплохо, старый хрыч, – говорю я, выдавливая улыбку.
Этого ему достаточно. Марокканец от души смеется и хлопает себя по колену. Я снова сажусь за стол и смотрю на свое отражение в экране компьютера. Прикасаюсь к клавиатуре, но не могу заставить себя проверить почту. То и дело поглядываю на стеклянные двери. Стоит подняться ветру или сверкнуть молнии – и я ожидаю увидеть в саду силуэт Мухаммеда.
Выхожу во двор и ищу свою пчелу. Наконец нахожу: она ползет под деревом по веточкам и опавшим лепесткам. Когда я протягиваю ладонь, насекомое заползает мне на палец и следует до ладони, где поджимает лапки и устраивается, как в гнезде. Я несу ее в дом.
Хозяйка приносит на подносе чай и кенийские сладости, желтые из-за куркумы. Насколько я могу судить, она идеально говорит по-английски. Женщина эта столь миниатюрна, что ей впору быть куклой. На тонких ножках – громоздкие туфли на деревянной платформе. Хозяйка топает по гостиной и раздает сладости и чай. Она чем-то напоминает мне слоненка.
Марокканец сказал, что по профессии она бухгалтер: подрабатывает в офисе в южной части Лондона, но большую часть времени управляет гостевым домом. Местная администрация выделяет деньги на наше содержание. Хозяйка так сильно драит пол и стены, словно пытается смыть с них грязь от наших путешествий. Однако есть в ней что-то особенное, некая скрытая за фасадом история. В углу гостиной стоит шкаф из красного дерева. Он покрыт лаком и сияет, словно поверхность воды. Внутри полно бокалов. Каждый день хозяйка полирует и без того безупречную посуду. Суетится там с тряпкой, похожей на лоскут мужской полосатой рубашки – я даже заметил на нем пуговицу. Правда, зеленая плесень на стенах или слой жира в кухне, с палец толщиной, никуда не исчезают, однако хозяйка, очевидно, гордится тем, что заботится о нас. Женщина помнит наши имена – несомненный подвиг, учитывая, сколько людей бывает здесь. Хозяйка ненадолго задерживается, чтобы поболтать с афганкой, спрашивая, где та заполучила такой прекрасный хиджаб, вышитый вручную золотой нитью.
– Пчела еще жива! – замечает марокканец.
Смотрю на него с улыбкой.
– Она настоящий борец, – говорю я, – хотя прошлой ночью лил дождь. Долго она не протянет, если не умеет летать.
Я несу пчелу обратно, кладу на цветок, а потом мы Афрой идем спать. Помогаю ей раздеться и ложусь рядом.
– Где Мустафа? – спрашивает она. – Нет от него вестей?
– Давно уже нет, – говорю я.
– Ты проверял почту? Может, он пытался связаться с тобой? Ты сообщил, что мы здесь?
Замечаю странный звук, похожий на свист высоко в небе.
– Ты это слышишь? – спрашиваю я.
– Всего лишь дождь за окном, – говорит Афра.
– Нет же. Свист. Там что-то свистит. Без остановки. Словно начинается песчаная буря.
– Здесь не бывает
