Человек в картинках (The Illustrated Man), 1951 - Рэй Брэдбери

"So long."

"Take it easy."

"So long, Hollis." That was Applegate.

The many good-bys. The short farewells. And now the great loose brain was disintegrating. The components of the brain which had worked so beautifully and efficiently in the skull case of the rocket ship firing through space were dying one by one; the meaning of their life together was falling apart. And as a body dies when the brain ceases functioning, so the spirit of the ship and their long time together and what they meant to one another was dying. Applegate was now no more than a finger blown from the parent body, no longer to be despised and worked against. The brain was exploded, and the senseless, useless fragments of it were far scattered. The voices faded and now all of space was silent. Hollis was alone, falling.

They were all alone. Their voices had died like echoes of the words of God spoken and vibrating in the starred deep. There went the captain to the Moon; there Stone with the meteor swarm; there Stimson; there Applegate toward Pluto; there Smith and Turner and Underwood and all the rest, the shards of the kaleidoscope that had formed a thinking pattern for so long, hurled apart.

And I? thought Hollis. What can I do? Is there anything I can do now to make up for a terrible and empty life? If only I could do one good thing to make up for the meanness I collected all these years and didn't even know was in me! But there's no one here but myself, and how can you do good all alone? You can't. Tomorrow night I'll hit Earth s atmosphere.

I'll burn, he thought, and be scattered in ashes all over the continental lands. I'll be put to use. Just a little bit, but ashes are ashes and they'll add to the land.

He fell swiftly, like a bullet, like a pebble, like an iron weight, objective, objective all of the time now, not sad or happy or anything, but only wishing he could do a good thing now that everything was gone, a good thing for just himself to know about.

When I hit the atmosphere, I'll burn like a meteor.

"I wonder," he said, "if anyone'll see me?"

The small boy on the country road looked up and screamed. "Look, Mom, look! A falling star!"

The blazing white star fell down the sky of dusk in Illinois. "Make a wish," said his mother. "Make a wish."

Kaleidoscope 1949( Калейдоскоп)

Взрыв огромным консервным ножом вспорол корпус ракеты. Людей выбросило в космос, подобно дюжине трепещущих серебристых рыб. Их разметало в черном океане, а корабль, распавшись на миллион осколков, полетел дальше, словно рой метеоров в поисках затерянного Солнца.

– Беркли, Беркли, ты где?

Слышатся голоса, точно дети заблудились в холодной ночи.

– Вуд, Вуд!

– Капитан!

– Холлис, Холлис, я Стоун.

– Стоун, я Холлис. Где ты?

– Не знаю. Разве тут поймешь? Где верх? Я падаю. Понимаешь, падаю.

Они падали, падали, как камни падают в колодец. Их разметало, будто двенадцать палочек, подброшенных вверх исполинской силой. И вот от людей остались только одни голоса – несхожие голоса, бестелесные и исступленные, выражающие разную степень ужаса и отчаяния.

– Нас относит друг от друга.

Так и было. Холлис, медленно вращаясь, понял это. Понял и в какой-то мере смирился. Они разлучились, чтобы идти каждый своим путем, и ничто не могло их соединить. Каждого защищал герметический скафандр и стеклянный шлем, облекающий бледное лицо, но они не успели надеть силовые установки. С маленькими двигателями они были бы точно спасательные лодки в космосе, могли бы спасать себя, спасать других, собираться вместе, находя одного, другого, третьего, и вот уже получился островок из людей, и придуман какой-то план… А без силовой установки на заплечье они – неодушевленные метеоры, и каждого ждет своя отдельная неотвратимая судьба.

Около десяти минут прошло, пока первый испуг не сменился металлическим спокойствием. И вот космос начал переплетать необычные голоса на огромном черном ткацком стане; они перекрещивались, сновали, создавая прощальный узор.

– Холлис, я Стоун. Сколько времени можем мы еще разговаривать между собой?

– Это зависит от скорости, с какой ты летишь прочь от меня, а я-от тебя.

– Что-то около часа.

– Да, что-нибудь вроде того, – ответил Холлис задумчиво и спокойно.

– А что же все-таки произошло? – спросил он через минуту.

– Ракета взорвалась, только и всего. С ракетами это бывает.

– В какую сторону ты летишь?

– Похоже, я на Луну упаду.

– А я на Землю лечу. Домой на старушку Землю со скоростью шестнадцать тысяч километров в час. Сгорю, как спичка.

Холлис думал об этом с какой-то странной отрешенностью. Точно он видел себя со стороны и наблюдал, как он падает, падает в космосе, наблюдал так же бесстрастно, как падение первых снежинок зимой, давным- давно.

Остальные молчали, размышляя о судьбе, которая поднесла им такое: падаешь, падаешь, и ничего нельзя изменить. Даже капитан молчал, так как не мог отдать никакого приказа, не мог придумать никакого плана, чтобы все стало по-прежнему.

– Ох, как долго лететь вниз. Ох, как долго лететь, как долго, долго, долго лететь вниз, – сказал чей-то голос. -Не хочу умирать, не хочу умирать, долго лететь вниз…

– Кто это?

– Не знаю.

– Должно быть, Стимсон. Стимсон, это ты?

– Как долго, долго, сил нет. Господи, сил нет.

– Стимсон, я Холлис. Стимсон, ты слышишь меня?

Пауза, и каждый падает, и все порознь.

– Стимсон.

– Да. – Наконец-то ответил.

– Стимсон, возьми себя в руки, нам всем одинаково тяжело.

– Не хочу быть здесь. Где угодно, только не здесь.

– Нас еще могут найти.

– Должны найти, меня должны найти, – сказал Стимсон. – Это неправда, то, что сейчас происходит, неправда.

– Плохой сон, – произнес кто-то.

– Замолчи!-крикнул Холлис.

– Попробуй, заставь, – ответил голос. Это был Эплгейт. Он рассмеялся бесстрастно, беззаботно. – Ну, где ты?

И Холлис впервые ощутил всю невыносимость своего положения. Он захлебнулся яростью, потому что в этот миг ему больше всего на свете хотелось поквитаться с Эплгейтом. Он много лет мечтал поквитаться, а теперь поздно, Эплгейт – всего лишь голос в наушниках.

Они падали, падали, падали…

Двое начали кричать, точно только сейчас осознали весь ужас, весь кошмар происходящего. Холлис увидел одного из них: он проплыл мимо него, совсем близко, не переставая кричать, кричать…

– Прекрати!

Совсем рядом, рукой можно дотянуться, и все кричит. Он не замолчит. Будет кричать миллион километров, пока радио работает, будет всем душу растравлять, не даст разговаривать между собой.

Холлис вытянул руку. Так будет лучше. Он напрягся и достал до него. Ухватил за лодыжку и стал подтягиваться вдоль тела, пока не достиг головы. Космонавт кричал и лихорадочно греб руками, точно утопающий. Крик заполнил всю Вселенную.

"Так или иначе, – подумал Холлис. – Либо Луна, либо Земля, либо метеоры убьют его, зачем тянуть?"

Он раздробил его стеклянный шлем своим железным кулаком. Крик захлебнулся. Холлис оттолкнулся от тела, предоставив ему кувыркаться дальше, падать дальше по своей траектории.

Падая, падая, падая в космос, Холлис и все остальные отдались долгому, нескончаемому вращению и падению сквозь безмолвие.

– Холлис, ты еще жив?

Холлис промолчал, но почувствовал, как его лицо обдало жаром.

– Это Эплгейт опять.

– Ну что тебе, Эплгейт?

– Потолкуем, что ли. Все равно больше нечем заняться.

Вмешался капитан:

– Довольно. Надо придумать какой-нибудь выход.