Плохие парни приходят первыми - Андрей Васильевич Меркулов

к двери.

35. ВН — ПОДЪЕЗД ЖИЛОГО ДОМА — ОСЕНЬ, ДЕНЬ

Мужчина стоит у двери, опустив голову так, что мы по-прежнему не видим его лица.

МАКСИМ (ЗК)

Кто там?

Услышав голос, мужчина вскидывает голову — это ТРЕНЕР.

ТРЕНЕР

Э-э-э… Простите, я, наверное, ошибся… А МАКСИМ здесь живет?

Дверь открывается, и мы видим МАКСИМА.

36. ВН — КВАРТИРА — ОСЕНЬ, ДЕНЬ

ТРЕНЕР сидит за столом, оглядывая квартиру МАКСИМА — студию в семь квадратных метров, настолько крохотную, что двум человекам уже сложно в ней разместиться. В одной комнатке все: раздвижное кресло-кровать, стол, раковина, кухня, стиральная машинка, небольшой холодильник. На открытой двери в туалет сохнут стиранные вещи.

Взяв закипевший чайник МАКСИМ садиться за стол. Чтобы дать ему пройти, ТРЕНЕР отклоняется назад и нечаянно локтем роняет со стола пустую кружку с пакетиком чая, от которой при падении откалывается ручка. Он поднимает осколки.

ТРЕНЕР

Ох, черт!

Старею уже. Неловкий такой становлюсь.

МАКСИМ

Да, маленькая комнатушка. Как у Достоевского в «Преступлении и наказании» — «каюта».

ТРЕНЕР

Низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснят.

МАКСИМ

Точно.

ТРЕНЕР

Как же у тебя голос изменился — совсем не узнать.

ТРЕНЕР кивает головой на шрам на шее.

ТРЕНЕР

Из-за этого?

МАКСИМ

Да.

ТРЕНЕР

Как там было?

Услышав вопрос, МАКСИМ приподнимает брови, как бы пытаясь сообразить ответ.

ФЛЭШБЭК

37. ВН — КОРИДОР ТЮРЬМЫ — ЛЕТО, ДЕНЬ

В кадре дверь в камеру. Слышны звуки шагов, а затем появляется МАКСИМ в одежде зэка с личными вещами в руках и двое надзирателей с автоматами. Один надзиратель, передернув затвор, берет его на прицел, а второй снимает с него наручники, после чего открывает дверь камеры. МАКСИМ заходит внутрь, и надзиратель закрывает дверь.

38. ВН — КАМЕРА — ЛЕТО, ДЕНЬ

МАКСИМ встает у самого порога камеры, спиной к двери, держа в руках перед собой вещи — постельные принадлежности и кружку. Сзади несколько раз щелкает запираемый надзирателем замок, после чего слышаться удаляющиеся звуки шагов.

Стандартная камера в двадцать квадратных метров на восьмерых человек. По бокам с каждой стороны стоит по две двухъярусные кровати. В противоположной от входа стене небольшое зарешеченное окно; под окном невысокий столик. Вокруг столика на нижних шконках сидят трое зэков; четвертый лежит на верхней правой шконке. У троих снизу в руках карты, однако все четверо и думать забыли об игре: они как один оценивающе изучают стоящего у двери МАКСИМА.

В этот момент начинает шевелится еще один зэк, до этого спавший лицом к стене на верхних левых нарах: он поднимает заспанную голову.

БП — МАКСИМ. Мы слышим звук пердежа, как будто кто-то прямо сейчас обосрался. МАКСИМ поворачивает голову вправо.

Справа от него параша, на которой сидя справляет нужду еще один зэк. Он также, не отрываясь молча разглядывает МАКИСМА.

Одни зэк за столом кладет карты на стол, видимо собираясь уже что-то сказать, как вдруг из-под нижней шконки показывается замызганное лицо еще одного зэка. Это ПЕТУХ, и он живет там. Увидев МАКСИМА, он широко улыбается и восклицает характерным, съедающим звуки, присвистывающим говором:

ПЕТУХ

Опаньки. Щмотри-ка, новенький!

КОНЕЦ ФЛЭШБЭКА

39. ВН — КВАРТИРА — ОСЕНЬ, ДЕНЬ

ТРЕНЕР

Если не хочешь — не рассказывай.

Чем сейчас занимаешься?

МАКСИМ

Работаю. В такси.

ТРЕНЕР

В такси.

ТРЕНЕР кивает на стопку газет на столе.

ТРЕНЕР

Как поиски?

МАКСИМ

Все глухо.

ТРЕНЕР

Отказывают?

МАКСИМ

Все.

ТРЕНЕР

Ты же знаешь, я бы рад помочь, да за эти годы столько воды утекло. Все поменялось, и выходов у меня уже никаких не осталось. Все нужные люди, с которыми была связь, сейчас уже не при делах.

МАКСИМ

Нет, даже и не думайте переживать на мой счет. Это все ерунда. В ближайшее время наверняка что-нибудь подвернется.

Расскажите лучше, как у вас дела?

ТРЕНЕР

Да-а-а, у меня…

У меня все в порядке.

МАКСИМ

Готовите сейчас кого-нибудь?

ТРЕНЕР

Я? Не-е-ет… Я же после того уволился.

МАКСИМ

Уволились?

ТРЕНЕР

Ты не знал? Пять лет уже как пенсионер.

МАКСИМ

Не знал. Значит, никого не тренируете больше?

А чем занимаетесь?

ТРЕНЕР

Ничем особо. Вот, загород собираюсь переезжать.

МАКСИМ

Загород?

ТРЕНЕР

Да. Надоел этот мегаполис. Шум, гам, суета. Все это уже не для меня.

(смеется)

Старый стал.

МАКСИМ

А загород куда?

ТРЕНЕР

У меня есть домик, в старом поселке, на отшибе. Туда и переберусь.

Может быть хозяйство заведу.

МАКСИМ

Когда планируете?

ТРЕНЕР

Да вот, уже вещи потихоньку собираю. На неделе, наверное.

МАКСИМ

Ну, здорово.

СМЕНА КАДРА:

ТРЕНЕР обувается в узком коридорчике, после чего выпрямляется и смотрит на МАКСИМА.

МАКСИМ

Ладно, тогда. Звоните, приезжайте в гости — буду рад вас видеть.

ТРЕНЕР

Ха-х, до чего же у тебя голос изменился! Никак не могу привыкнуть! Причем, не то, чтобы хуже сделался — скорее даже как-то мужественнее стал — но совсем другой. И от этого такая дихотомия восприятия возникает. Смотрю: лицо твое; мимика, смех, взгляд — все твое. А когда начинаешь говорить — голос совсем другого человека. Ха-х, необычные ощущения — такой стойкий диссонанс.

МАКСИМ

Вы спрашивали про тюрьму… На зоне действует строгая кастовая система. Люди там разделяются на десяток подтипов, для каждого из которых жесткой иерархической структурой четко регламентируются границы его поведения. Верхние касты имеют неограниченную власть, и далее по нисходящей. Самая нижняя каста — петухи. Они не имеют никаких прав. Им не позволено сидеть за общим столом, вообще садиться на табуретку или шконку — их место под нарами, откуда они почти не вылезают. У них специальные черпаки и кружки — с пробитыми в них дырками. Чтобы есть баланду пробитой ложкой, приходится черпать очень быстро, при этом все капает, расплескивается. Чифирь из пробитой кружки полностью вытекает за четыре минуты. Это значит, у петуха есть две минуты, чтобы выпить полкружки. Ха-х, это и вправду смотрится забавно, как петух пьет чифирь — постоянно шикая, меняя руки, обжигая рот и горло спешно глотает кипяток… Авторитетному вору не положено даже касаться петуха. И, чтобы отметить их, им подрезают язык. Петуху отрезают кончик языка, так что многие звуки в речи съедаются, а некоторые становятся