Психолавка - Роджер Желязны

— Тяжело приходится?! Нет, черт возьми, со мной все кончено! — вскричал он.

— Ну да, ну да, творческим натурам свойственно впадать в крайности, все мы порой так думаем, именно поэтому художники (и вообще артистические личности) должны держаться друг друга, именно поэтому я и хочу поддержать вас! Ваш талант слишком значителен, чтобы тратить его на пустяки, и мы с вами прекрасно знаем, сколь многие считают себя гениями — «Ах, я мог бы написать великую вещь, да только времени не хватает!» — но сколь малое число людей действительно обладают талантом.

Он кивнул:

— Да, Блэки, многие в этом отношении заблуждаются.

— Моя первая девушка, Вероника Ренахен, рыжая и вся в веснушках, пролила по ночам немало слез, в итоге засыпая от усталости, потому что была гениальна, только никто не хотел этого признавать! Ведь ей тогда было всего двенадцать…

Он засмеялся, взял меня за руку и усадил рядом с собою на скамью, по-прежнему полностью игнорируя присутствие Адама, который тихонько взял стул и тоже уселся в уголке.

— Ну и что же дальше, Блэки? Ты ее трахнул?

— Нет, хотя мне ужасно хотелось. Черт возьми, я тогда совершенно не представлял, как это делается!

Он снова засмеялся.

— Вот и я так. Мне ужасно хотелось стать грубым и безжалостным наемником, да только не знал, как это сделать!

Рядом стоял небольшой столик, где аккуратно расставлены были чистые стаканы и графины с напитками. Он чего-то плеснул в стаканы, и мы с ним выпили. На «врага», то есть на Адама, он по-прежнему внимания не обращал. Это было что-то очень крепкое, вкусное и с запахом персика.

— Старый Ренахен владел ближайшим к нам гастрономом, — продолжал болтать я, — и больше всего любил рассказывать об одной еврейской даме, которая как-то раз зашла к нему в магазини попросила взвесить ей кусочек кровяной колбасы. Ренахен достал из холодильника изрядный кусок, взял острый большой нож и принялся нарезать колбасу. Нарезав с десяток ломтиков, он спросил: «Хватит вам?» «Нет, — сказала она, — еще немного отрежьте». Он нарезал еще с десяток ломтей и снова спросил: «Хватит?» «Нет, еще, еще», — велела она. Нарезав половину куска, он остановился: «Ну, теперь-то уж хватит, наверное?» И тут она говорит: «Да, теперь достаточно. И взвесьте мне, пожалуйста, на десять центов».

Кац-Ван Рин взревел от смеха.

— Ну еще бы! Какая замечательная особа! Она же просто хотела убедиться, что колбаса свежая! Типично! Ах как типично!

— И вы знаете, какая мысль пришла мне в связи с этим в голову? — сказал я. — Это удивительно похоже на нас! Ведь мы с вами — художники! — видим всего десять процентов всего богатейшего спектра, этакий кусочек из серединки — на десять центов! Скажу вам честно: разве не мечтаете вы видеть всю «колбасу» целиком? От одного ее конца до другого?

— Боже мой, Блэки! Что за мысль?!

— Однако такую возможность я и намеревался вам предложить!

— Не может быть!

— Правда, в обмен на ваше шестое чувство.

— Вы это серьезно?

— Абсолютно. Абсолютно серьезно, Ринсо. И мы действительно можем это сделать. Подумайте, приятель! Какие перспективы открываются у вас с вашим талантом, если вы обретете способность видеть весь спектр — от ультрафиолетового излучения до инфракрасного! И вам не будет больше мешать чужое прошлое, настоящее и будущее! Никаких неожиданных вспышек гнева со стороны заказчиков, никаких феодальных междуусобиц! Вы сможете вернуться к настоящей работе и создать нечто такое, от чего весь мир придет в восхищение. Нечто доселе невиданное!

— Боже мой! Боже мой! — бормотал он, уставившись в пространство. — Увидеть и изобразить ауру различных людей и вещей, разглядеть колебания их поля, бессознательное восприятие ими… Понять их ощущения, экстрасенсорику… Пикассо, конечно, пытался это сделать, но то были всего лишь догадки…

— А вам и догадываться не придется!

— Вы меня не обманываете, Блэки?

— Посмотрите на меня, Ринсо. Вы же можете прочитать мои мысли, верно? Вот и читайте внимательно, читайте то, что написано на скрижалях моей души! Я весь перед вами — нараспашку. Загляните в мою душу — и решайте!

С минуту мы пристально, не мигая, смотрели друг другу в глаза; глаза у него чуть не вылезли из орбит. Наконец его крупное тело несколько обмякло.

— Вы говорите правду… — прошептал он. — Хотя… в вашей жизни очень много неясного, туманного… Но мне кажется, вы пришли, чтобы спасти меня. Вот только не знаю, смогу ли я когда-нибудь расплатиться с вами… Это ведь сделка, правда? И что от меня требуется теперь?

— Теперь нам нужно только нырнуть в черную дыру, — сказал я. — И поведет нас этот проходимец, уже известный вам Адам Мазер!

Уже входя в знакомую дверь из эбенового дерева, я вдруг так крепко задумался о том, Кто-Что-Когда-Где и — Почему сделал этому несчастному пожирателю кирпичей (тайну которого Ринсо Ван Рин, возможно, сумеет для нас раскрыть), что происходившее в этот момент в гостиной настолько меня шокировало, что я чуть с катушек не слетел.

В кресле с подложенной под голову подушечкой из шитой золотом парчи восседал труп пожирателя кирпичей, точно некий мифический правитель на своем троне, а у его ног возлежала чернокожая нубийская девушка-рабыня! Однако мгновение спустя выяснилось, что это не нубийка, не рабыня, не девушка и вообще не живое существо! А старая, только что сброшенная кожа Глории Сссс. Нижняя часть была совершенно целой, а на верхней имелись разрывы. Совершенно очевидно, обновленная Глория выползала из своей кожи именно с этого конца.

Адам-Магнетрон одним махом преодолел гостиную, подошел к чугунной лестнице, ведущей наверх, и громко крикнул:

— Няня, мы вернулись!

Сверху донесся ее голос, заглушаемый звуками душа:

— Сейчас я спущусь, Дамми! — Голос звучал чуть выше того, к которому я привык, и походил теперь скорее на кларнет, чем на гобой. Интересно, подумал я, а как в новом исполнении будет выглядеть все остальное?

— Не задерживайся, дорогая! Альфу, нашему мастеру подачи, удалось вернуть нам нашего художника.

Ринсо, с любопытством осматривавший чудесную комнату, с изумлением посмотрел на меня и спросил:

— Что, черт возьми, здесь такое? Музей?

— Расскажи ему, Блэки, — шепнул мне Мазер.

— Итак, условия сделки прежние, — сказал я. — Никаких «если», «и» или «но». Ваше шестое чувство в обмен на ультравидение. Честно, не правда ли?

Он кивнул.

— Однако мы хотели бы попросить вас об одном одолжении, прежде чем наш специалист Закот удалит ваше шестое чувство.

— О каком одолжении?

— Воспользуйтесь вашим видением еще один лишь раз.

— Воспользоваться?.. Но для чего?