100 великих узников - Надежда Ионина

По свидетельству И. Шильтбергера, оба войска встретились близ Ангоры (ныне Анкара), и в пылу сражения 30 000 татар, поставленных Баязетом в первом ряду боевого строя, перешли к Тамерлану. Тем не менее сражение, возобновляемое два раза, оставалось нерешенным, пока Тамерлан не приказал выдвинуть вперед 32 вооруженных слона и тем самым заставить бежать Баязета с поля битвы. Турецкий султан надеялся найти спасение за горами, куда он поскакал со своей свитой из 1000 всадников, но Тимур, приказав окружить эту местность, принудил Баязета сдаться и взял его в плен.

Утомленный ратными трудами, Тимур отдыхал в своей палатке, когда к нему привели турецкого султана, связанного по рукам и ногам. При неожиданном появлении Баязета взволнованный победитель не мог удержаться от слез. Он пошел навстречу пленнику и, приказав освободить его от оков, ввел султана в приемную залу. Посадив пленника около себя, Тимур сказал: «Баязет! Обвиняйте самого себя за свои несчастья: это – шипы того дерева, которое вы посадили. Я просил у вас только легкого удовлетворения, а ваш отказ заставил меня поступить с вами, как я того не желал. Я не только не хотел вредить вам, но я намеревался помочь вам в ваших войнах против неверных… Увы! Если бы успех был на вашей стороне, то я не знаю, как бы вы поступили со мной и с моей армией. Тем не менее будьте покойны: вам нечего бояться. Спасением вашей жизни я хочу возблагодарить небо за свою победу».

После этих слов Тимур будто бы приказал поставить для Баязета палатку рядом со своей и оказывать пленнику все почести, которые оказываются несчастным. Шерифиддин Али, который следовал за великим полководцем в его походе, сообщает, что победитель отнесся к Баязету с полным вниманием, обращался с ним как с равным и всеми силами старался заставить того забыть о своей печальной судьбе. Однако это повествование не согласуется с тем, что пишут о великом полководце греческие, турецкие и другие авторы. В день, когда турецкий султан был взят в плен, Тимур будто бы приказал привести его к себе, долго рассматривал его лицо, а потом начал смеяться. Полный негодования Баязет гордо сказал: «Не насмехайся, Тимур, над моим несчастьем. Знай, что царства и империи раздает Бог, и завтра с тобой может случиться то, что со мной случилось сегодня».

На это Тимур глубокомысленно и вежливо ответил: «Я знаю не хуже тебя, Баязет, что Бог раздает царства и империи. Я не насмехаюсь над твоей несчастной судьбой, избави меня от этого Бог. Но когда я рассматривал твое лицо, мне пришла в голову мысль, что эти царства и империи должны быть перед Богом, а может, сами по себе, вещами очень незначительными, так как Бог раздает их людям, столь плохо сложенным, как мы с тобой: несчастному слепому на один глаз, как ты, и жалкому хромому, как я».

По некоторым сведениям, Тимур не только не освободил Баязета, но наоборот, приказал заковать его в столь тяжелые цепи, что тот с трудом мог носить их. И даже посадил пленника в железную клетку – такую низкую, что она служила Тимуру подножкой, когда он садился на коня. Заставлял он присутствовать Баязета и на распутных пиршествах, где пленник видел своих несчастных жен и дочерей, в полунагом виде прислуживающих за столом.

Тимур пробыл в государстве Баязета восемь месяцев и вывез из его столицы все сокровища и столько серебра и золота, что для перевозки их потребовалась 1000 верблюдов. Он везде возил с собой пленника в железной клетке и даже хотел увести его в собственную страну, но по дороге 9 марта 1403 года султан Баязет скончался…

Ян Гус

Счастливым периодом в истории Чехии, которая в Средние века не раз теряла независимость, было время правления короля Карла IV (1347–1378), прозванного в истории «отцом Чехии и отчимом Германии». Он заботился об усилении и процветании чешского королевства, учредил в Праге университет, а также основал Эммаусский монастырь, в котором богослужения должны были совершаться на славянском языке, понятном народу. В Праге организовалась христианская община, которая нуждалась в особом месте для отправления своих религиозных служб. Таким местом стала Вифлеемская часовня, которую в 1394 году выстроил богатый купец Кржиж вместе с любимцем и советником короля Яном фон Мюльгеймом – одним из предшественников Яна Гуса. Часовня стала своего рода центром оппозиции против папы и церкви, и в ней впервые раздалось обличительное слово Я. Гуса, всю жизнь свою отдавшего идее религиозного, национального и культурного освобождения Чехии.

Сожжение Гуса. Миниатюра из хроники Шпицера

Образование свое Ян Гус завершил в Пражском университете, в котором впоследствии занял должность ректора. Одновременно со службой в университете Я. Гус был проповедником в Вифлеемской часовне и духовником королевы Софии. Его проповеди на родном языке всегда привлекали много народа: по словам одного из историков, он «обращался преимущественно к здравому, неиспорченному рассудку своих слушателей, поучал их, возбуждал в них новые думы; он взывал к чистому, неоскверненному сердцу чешского народа и своими наставлениями побуждал его к добрым делам». Всю свою душу вкладывал Я. Гус в проповеди и все, что понимал и чувствовал сам, старался передать народу. И как слушали его чехи! Он растолковывал простому народу, как надо понимать Священное Писание: что любить Бога – это исполнять Его волю, а воля Бога состоит в том, чтобы люди любили друг друга и были братьями… Богу угодны добрые дела, поэтому нужно отбросить вражду и злобу и жить по правде, не прельщаясь богатствами и почестями…

Но вскоре Я. Гус начал обличать и духовенство. Он говорил, что великий грех – обижать слабых и беззащитных; но еще больший грех – когда это делают священники, которые должны своей жизнью подавать пример, а между тем среди них есть «величайшие враги слова Божьего». Конечно, такими проповедями Я. Гус нажил себе много врагов, чем сразу воспользовались его недруги. Они стали подавать на него жалобы, например, что он старается настроить народ против священников и т. д. Никакой вины по этим наветам за Я. Гусом не нашлось, и архиепископ Праги оправдал его, но все же лишил должности синодального проповедника.

Я. Гус, пользуясь поддержкой верховной власти, продолжал свои обличительные проповеди. Особенно горячо выступал он против индульгенций, которые продавались по случаю объявления папой крестового похода против неаполитанского короля, стремившегося к политическому объединению Италии. На публичном диспуте в Пражском университете индульгенции были осуждены, папские буллы объявлены не имеющими силы, как противные Священному Писанию, а сам папа провозглашался антихристом.

Германский император Сигизмунд, который тогда жил в Козьем городке, уговорил папу Иоанна XXIII созвать всеобщий церковный собор в Констанце. Я. Гус обрадовался приглашению на Собор: «Вот теперь-то перед всем Собором я расскажу, чему я учу, и все поймут, что учу я тому же, чему учил Христос с апостолами». Но стали отговаривать его от поездки, и впоследствии оказались правы. Приглашая Я. Гуса на Собор и даже дав ему «охранную грамоту», император лишь хотел завлечь его в западню. Перед отъездом Я. Гус, будто предчувствуя свою скорую кончину, обратился ко всем чехам с задушевным прощальным посланием, в котором просил молиться за него и выражал надежду на свидание – если не в Праге, то в загробной жизни. По дороге на встречу со своим проповедником выходили толпы народа, но и враги не дремали. Они заранее собрали против Я. Гуса большой обвинительный материал и привезли с собой в Констанц много свидетелей.

Некоторое время Я. Гус пользовался в Констанце относительной свободой, на первых порах папа даже обещал взять его под свою защиту. Ученый все дни просиживал дома, готовясь к своему выступлению, и думал не о том, как будет защищаться, а о том, как бы заставить Собор признать его правду. Чтобы все католическое духовенство увидело свои грехи и захотело бы исправить и очистить себя. Однако вскоре римский папа, чувствуя собственное непрочное положение, отказался от своих слов и даже содействовал аресту Я. Гуса. Великий проповедник был заключен в сырое и мрачное подземелье доминиканского монастыря. Рядом с тюрьмой находилась яма, куда стекались нечистоты; зловонный воздух поднимался от нее и шел прямо в камеру, и от сырости и вредного воздуха Я. Гус заболел.

В этой тюрьме Я. Гус чуть не умер, но враги не хотели его преждевременной смерти и добились перевода в другую камеру, где воздух был здоровее. Он начал понемногу поправляться, хотя оставался еще таким слабым, что с трудом говорил. Но и тогда папа прислал к нему трех епископов, чтобы те допросили его. Епископы привели с собой 15 свидетелей, которые показывали против Я. Гуса; он просил, чтобы ему позволили выбрать защитника, на что ему отвечали, что у еретика не может быть никаких защитников. Ему даже не позволили ни о чем спросить «свидетелей».