Долгий путь в лабиринте - Александр Насибов

Он терзался сомнениями: ведь хозяева не смогли бы разыскать его, даже если бы и хотели, - подпольщики были хорошо законспирированы. Как же быть? Донести на большевиков? Но тогда он и сам окажется под ударом: где гарантия, что его не прикончат вместе с другими?

Однако даже если бы все обошлось, как агент он был бы потерян: подпольщик, вышедший невредимым из контрразведки оккупантов, безнадежно скомпрометирован в глазах большевиков. А руки у них длинные - везде достанут...

И Лелека не решился действовать. Тем более что из центральных районов страны стали просачиваться сведения о том, что готовится всеобщий мятеж против Советов.

Вскоре слухи подтвердились. Вечером 6 июля немцы в городе переполошились. На перекрестках улиц встали усиленные патрули с пулеметами. Отряды оккупантов прочесывали квартал за кварталом, сгоняя задержанных в комендатуру. На пустыре за привозом гремели залпы - там расстреливали.

Утром причина тревоги выяснилась. Германская комендатура выпустила листовку. Сообщалось, что в Москве "головорезами из ВЧК" убит германский посол Мирбах.

Спустя неделю в город тайно пробрался Андрей Шагин, месяц назад уехавший по делам в Москву. Саша привела к нему нескольких чекистов, среди них Григория Ревзина и Лелеку.

- Мирбаха убили фальшивые чекисты, провокаторы, - сказал Шагин. Короче, левые эсеры. Одного из них направил на работу в ВЧК центральный комитет этой партии. А тот протащил в ВЧК сообщника. Их фамилии - Блюмкин и Андреев. Первого быстро раскусили - месяца не проработал, как был отстранен от должности... И вот оба они являются в германское посольство, предъявляют документ на право встречи с послом: написано на бланке ВЧК, подписи Дзержинского и члена коллегии Ксенофонтова, печать. Словом, все честь по чести.

- Подпись Дзержинского и печать? - переспросила Саша. - Не ошибаешься?

- Подписи оказались подделанными.

- Разумеется, и печать тоже, - сказал Лелека. - Вот ведь какие негодяи!

- Печать была правильная.

- Как же так? - пробормотал Ревзин. - Бланк, понимаю, могли достать. Но печать?

- Она хранилась у товарища председателя ВЧК, тоже левого эсера... Поняли теперь, что к чему? В Мирбаха стрелял Блюмкин. Тот был ранен, пытался бежать. Тогда в него швырнули бомбу. Убийцы выпрыгнули из окна - на улице их ждал автомобиль с работающим мотором.

- Все предусмотрели, - сказал Ревзин.

- Какая же цель этого? - спросила Саша. - Чего они добивались, Андрей?

- Цель - спровоцировать немцев на военные действия. Чтобы те оккупировали всю страну. Эсерам, видимо, показалось недостаточным, что германские войска захватили Украину... Но и это не все. Акция в германском посольстве была как бы сигналом - в тот же день в Москве начался мятеж эсеров. Предатели укрепились в центральной части города, захватили здание ВЧК, главный телеграф... А что вышло? На второй день мятеж был ликвидирован. Главарей - к ногтю.

Лелека выпрямился, сжал кулаки. Встретившись взглядом с Сашей, сердито покачал головой.

- Мерзавцы! - проговорил он.

- Вот и ты был левый эсер, - сказала Саша. - Хорошо же начинал свою жизнь.

- К счастью, порвал с ними, - Лелека простодушно улыбнулся. Вовремя порвал, будь они прокляты!

- Будто знал, чем они кончат, - вставил Григорий Ревзин. - Хитер ты, однако.

Конечно, Саша и Ревзин сказали все это в шутку. Ревзин даже дружески хлопнул по плечу Лелеку.

Тот продолжал улыбаться. Но в эту минуту решил, что при случае разделается с обоими.

ПЯТАЯ ГЛАВА

Если второй день нет ни капли воды, чтобы утолить жажду, а над головой небо с белым сверкающим солнцем и негде укрыться от зноя, от горячего сухого ветра - забываются все другие лишения, притупляется боль самых мучительных ран. Пить, только пить! Набрести на ручей, погрузить в воду пылающее лицо, руки, грудь, всего себя до кончиков пальцев натруженных ног!..

Саше кажется: он где-то здесь, совсем рядом, этот ручей, стоит лишь перевалить через гребень соседнего кургана - и глазам откроется яркая зелень и влажный песок оазиса, бьющий из-под камня крохотный родничок, весь в густой осоке, в кустах можжевельника...

Она лежит на дне неглубокой ложбины, лежит на спине, не двигаясь. Утром еще было терпимо - солнце стояло низко, светило из-за головы. Теперь лучи бьют в глаза, в грудь, в живот - портфель под платьем горяч, будто полтора пуда золота и бриллиантов плавятся в нем, вот-вот растекутся по телу.

Путники пришли сюда перед рассветом. Шагин помог Саше лечь поудобней, сам тотчас же уполз в степь. Но он и на рассвете минувшего дня искал воду...

Проклятый портфель! Если б можно было снять его - хотя бы ненадолго, на один только час!..

На первом привале Саша распустила узел веревки. В тот же миг она едва не лишилась сознания от боли. Она уже в самом начале пути чувствовала: ноша ерзает, царапает тело. Не придала этому значения. Теперь наступила расплата - грубый портфель в кровь натер кожу на животе. Но в первый день, превозмогая боль, она все же сняла ношу. Шагин спрятал портфель в стороне.

И почти тотчас послышался стук копыт, донеслись голоса. Четверо всадников с карабинами поперек седел проехали шагах в двадцати. Возьми они чуть левее, путники оказались бы у них на дороге. Затаившись, чекисты видели: конники то и дело приподнимались на стременах, озирались по сторонам.

- Ищут кого-то, - сказал Шагин. И прибавил, пряча глаза, словно извиняясь: - Придется подвязать портфель.

...Сейчас подходили к концу четвертые сутки пути. И последние два дня они не могли раздобыть воды.

Шагин вернулся, молча лег рядом.

- Ничего, Андрюша. - Саша нащупала его руку. - Перетерпим.

- Все вокруг излазил. Были два болотца - высохли... А в пяти верстах хата. Мазанка. Рядом огород. Поодаль ящики стоят рядком. Вроде бы пасека.

- А колодец?

- Не обнаружил, сколько ни смотрел. Странно, должна же быть вода!

- Может, за мазанкой?

- Нигде нет колодца. И чтобы родничок был, тоже незаметно. Уж я ползал вокруг, глядел...

- Вечером пойдем туда, Андрюша.

Шагин промолчал. Еще перед тем как отправиться в путь, они твердо решили: двигаться будут только ночами, не по дорогам, а напрямик, стараясь обходить села и хутора.

Но как быть теперь? Саша в таком состоянии... Да и сам он едва держится. Сегодня, когда искал воду, вдруг почувствовал сильный озноб, застучало в висках. В последние секунды, когда уже гасло сознание, успел рубахой прикрыть затылок от солнца... Потому-то и вернулся так поздно - приходил в себя, собирался с силами.

Наступил вечер.

Лежа позади ульев, Шагин всматривался в светлевшую неподалеку мазанку. Минуту назад Саша постучала в дверь этой халупы и была впущена в помещение.

К жилищу пасечника они подобрались на закате, залегли в отдалении. Удалось увидеть двоих обитателей мазанки - древнего старичка и женщину помоложе. В сумерках они загнали в дом несколько цесарок, ушли туда сами. Некоторое время в единственном оконце халупы мерцал слабый свет, потом погас. Ничто не свидетельствовало о том, что в доме могли быть другие люди. И Саша рискнула.

Снова зажегся огонь в оконце. Вслед за тем скрипнула дверь. Шагин скорее угадал, чем увидел силуэт Саши в темном дверном проеме.

- Андрюша, - громко позвала она, - где же ты остался? Ходи до хаты!

Шагин перевел дыхание, сунул револьвер за поясной ремень, поспешил к мазанке.

...Они пили и пили несвежую тепловатую воду и никак не могли насытиться. Хозяева молча наблюдали. Дед сидел у оконца на широкой деревянной скамье. Высокая и очень худая старуха стояла у большой деревянной бадьи, ковшом черпала из нее воду, подавала путникам.

- Помыться бы, добрые люди, - попросил Шагин. - Особенно жинке моей.

Старуха кивнула, вновь сунула ковш в бадью. Тот заскреб по днищу. Воды в бадье было чуть-чуть.

И Шагни вдруг почувствовал тревогу. Он не знал еще, откуда идет опасность, но ощущал ее.

- Та расходуйте, не жалейте, - ласково пропела хозяйка, подавая очередной ковш воды. - У меня еще ведро полное. А утречком хлопцы привезут большую бочку. И калачей привезут, и молока вволю...

Шагин скосил глаза на Сашу. Они встретились взглядами, поняли друг друга. Надо было немедленно уходить.

Старики по-своему истолковали смущение гостей. Женщина принесла из сеней ведро с водой. А дед стал объяснять: за домом у них родник, исправно служит много лет, но, случается, пересыхает, если подолгу нет дождей. Вот и теперь иссяк. Однако невелика беда. В таких случаях пасечники разжигают большой костер, наваливают в огонь гнилья, чтобы погуще был дым. Живущие на соседнем хуторе сыновья знают этот сигнал, тотчас везут воду. Третьего дня привезли. Завтра приедут снова. Обещали быть рано утром.

- Большой хутор? - спросил Шагин, с тоской поглядывая на ведро с водой.

Дед встал, подозвал старуху. Они принялись что-то подсчитывать, загибая пальцы.

- Семь дворов, - объявил дед результаты подсчета. - Дюже великий хутор.