Гриада (Художник Л. Смехов) - Александр Колпаков

Однажды нас привели в центральный зал Кругов Многообразия, где сидело не менее тысячи гриан в странных треугольных ермолках из голубой пластмассы. Мы снова разместились перед экранами больших разговорных машин ещё более сложного устройства. Потянулись долгие часы расспросов о Земле, о её общественном строе, о развитии науки и техники. Больше отвечал Пётр Михайлович. Он сразу нашёл общий язык с учёными и, сев на любимого конька, пустился в рассуждения о свойствах пространства-времени, так любезного сердцу физика-теоретика. Академик увлёкся, стал вскакивать со стула, возбуждённо жестикулируя и поминутно поправляя очки. Я предпочитал молчать, с интересом разглядывая обитателей этого мира, их строгие, бесстрастные физиономии, спокойные позы, прислушиваясь к коротким отрывистым фразам, отдававшим металлическим звоном…

— Как вам удалось остановить наш астролёт в пространстве и отбуксировать его на спутник? — спросил академик у Элца, который в продолжение всей беседы молча сверлил нас глазами.

Услышав вопрос, этот неприветливый старик долго размышлял, взвешивая что-то в уме. Потом заговорил отрывистыми фразами, падающими, как удар молота:

— Огромная концентрация тяжёлой энергии… перестройка структуры пространства в локализованном объёме… возникновение силового облака… Изменяя частоту и мощность распада мезовещества *, мы передвинули ваш корабль на спутник.

Я почти ничего не понял и стал теребить за рукав отмахивающегося академика, требуя разъяснений.

— После… — с досадой ответил Самойлов, напряжённо читая световые строчки, непрерывно бежавшие на экране.

— Мы можем посещать свой астролёт? — вмешался в разговор я, так как с тревогой обнаружил, что «Урании» на крыше Трозы не видно.

Элц мельком посмотрел на меня:

— Аппарат находится в музее Кругов Многообразия.

— В музее?! — разом воскликнули мы.

— Вы не имеете права распоряжаться чужим кораблём! — в бешенстве закричал я.

Элц далее не пошевельнулся, только его глаза вдруг засветились холодно-холодно. Я бесстрашно глянул в глубину его белёсых зрачков, и мне стало не по себе.

Стремясь сгладить впечатление от моего резкого тона, Пётр Михайлович перевёл разговор па другую тему:

— Можно каким-либо образом сообщить о нашем пребывании на Гриаде человечеству Земли?

— Передать сообщение?. — повторил Элц, всё ещё разглядывая меня. — Конечно, можно… Но только… Какой в этом смысл?

Я почувствовал, что Пётр Михайлович внутренне напрягся:

— Вы не хотите передать сообщение?…

— Не в том дело, — безжизненно улыбнулся грианин. — Всепланетный Излучатель Электромагнитной энергии отправит сигнал в любое время, но до Земли так далеко, что сообщение получат только через тридцать тысяч ваших лет. Есть ли смысл посылать?…

— Вот как… — Пётр Михайлович разочарованно потёр переносицу. — А я предполагал, что вашей науке удалось преодолеть «световой предел» и овладеть скоростями передачи сообщений большими, чем скорость света.

— Что ты называешь скоростью света?

Самойлов долго и сложно объяснял грианину наше понятие о скорости света.

Элц снова усмехнулся:

— Неправильно выражаешь смысл этого свойства материи.

— То есть как это неправильно? — сказал академик тоном оскорблённого самолюбия.

— Ваша скорость света — лишь среднее значение другой величины, которая называется скоростью передачи взаимодействия во всеобщем мезополе. Эта последняя скорость колеблется в некоторых пределах; одним из таких Пределов является скорость распространения тяжёлой энергии.

Я опять ничего не понял, а Пётр Михайлович радостно воскликнул, обращаясь ко мне:

— Нет, ты слышишь! Их представление почти совпадает с теорией тяготения, разработанной нами в академии!…

— Так вы не умеете передавать сообщения со скоростью, большей скорости света? — ещё раз переспросил Самойлов.

— Нет, ещё не умеем Хотя… есть возможность научиться такой передаче с помощью…

Элц внезапно умолк, словно спохватился, что сказал лишнее. В воздухе повисла тайна, которую on не хотел открыть нам… Правда, в тот момент я не обратил особого внимания на это обстоятельство, но оно чётко всплыло в памяти впоследствии, когда мы встретились с метагалактианами. Но о них я расскажу после.

«Золотой век» на Гриаде

Пролетев над восточной окраиной Трозы, аппарат опустился на площадку перед величественным уступчатым зданием, которое окружали километровые мачты параболоидных антенн. Пошёл третий месяц (по привычке считаю на земной лад) с тех пор, как мы в Трозе. Всё это время пришлось провести в обществе назойливых грианских учёных, упражняться в программировании, отвечать на многочисленные вопросы. Страшно надоело. Но Самойлову хоть бы что: он готов целыми сутками пережёвывать с грианскими онфосами (так здесь называют физиков) свою теорию пространства-времени-тяготения. Эта теория преследует меня даже во сне.

Ни о чём не спрашивая, послушно следуем за своими «опекунами» и вскоре попадаем в сферический зал, где во всю стену высятся телевизионные аппараты. В полумраке замечаю приближающегося Югда. Это один из помощников Элца, двухметровый детина. Он мне не нравится. Его неприятные глаза и чёрно-бронзовая физиономия производят отталкивающее впечатление. Убеждён, что ему незнакомы чувства, хотя бы отдалённо похожие на человеческие. Этот грианин — олицетворение голого разума. Странно видеть холодное, безжизненное лицо Югда, пытающееся изобразить приветливость. Оно скорее напоминает маску, а улыбка — гримасу. Я давно понял, что грианам незнакомы улыбки и смех. Просто они пытаются подражать нам.

— Здесь Главный телецентр планеты, — поясняет Югд. — Сейчас вас будет изучать население Гриады.

Слово «изучать» неприятно режет слух. Перехватываю насмешливый взгляд академика и зло шучу:

— Подопытный кролик номер два — бывший землянин Виктор Андреев. Специально проделал путь в тридцать тысяч световых лет, чтобы позировать здесь на задних лапках…

— Повернитесь! — командует в этот момент Югд, делая оператору знак переключить аппарат.

Я упрямо стою на месте, не желая быть для них заводной куклой. Академик выпячивает нижнюю губу, собираясь, вероятно, уговаривать меня. Но Югд так «ласково» смотрит, что по коже пробегают мурашки Послушно поворачиваюсь, сажусь, встаю, поднимаю и опускаю руки, подтрунивая над собой и академиком.

— Представляю наши глупо улыбающиеся физиономии на экранах бесчисленных телевизоров планеты, — говорю я Самойлову.