352 победы в воздухе. Лучший ас Люфтваффе Эрих Хартманн - Т. Констебль

Доктор Хартманн имел два источника защиты, когда агитация приняла более резкие формы. Прежде всего он считался уважаемым человеком как врач. Во-вторых, ему повезло в том, что он был немцем, так как в 20-х годах Германия в Китае не имела никакого веса и не являлась частью колониальной структуры.

Тем не менее даже эти условия могли обеспечить только временную безопасность семье Хартманна. К 1929 году уличные беспорядки стали всеобщими. Нападения на английских, французских и бельгийских дипломатов становились все чаще. У доктора Хартманна было несколько друзей-англичан. Один из них имел дом в Чанша, недалеко от больницы. Однажды утром, направляясь в больницу, доктор Хартманн с ужасом увидел отрезанные головы троих англичан, насаженные на колья вокруг британского консульства.

Мягкий немецкий доктор отреагировал немедленно. Фрау Хартманн, 5-летний Эрих и его брат Альфред, который был на год моложе, были отправлены в Германию. Несколько недель они пересекали Россию по ужасающей Транссибирской магистрали. В Москве поезд должен был простоять целый час, и Элизабет Хартманн вышла, чтобы купить продукты для своих детей.

Она сказала старшему сыну:

– Эрих, присматривай за Альфредом. Не слезайте с сидений. Я вернусь через несколько минут.

Потом мать исчезла в людском водовороте Московского вокзала. Но не успела она вернуться, как поезд тронулся. Альфред Хартманн, который сегодня работает доктором в Вейль-им-Шёнбухе, ясно помнит, как они оцепенели от ужаса:

«Я был перепуган и вскоре ослеп от слез. Эрих был спокойнее. Он пытался утешить меня, убеждал не плакать и быть смелее. Мне это не удалось, и я продолжал вопить. Поезд мчался в Германию, как мне казалось, с ужасной скоростью. Люди в вагоне пытались выяснить, что с нами случилось. Эрих попытался как можно спокойнее объяснить наше положение. К несчастью, в то время мы по-китайски говорили лучше, чем по-немецки. Это вызывало еще большую путаницу и приводило меня в совершенный ужас.

После целого часа ужасных мучений, когда Эрих был моим утешителем, переводчиком и сиделкой, открылась дверь купе и появилась моя мать. Ее белокурые волосы были растрепаны, но на губах играла улыбка. При ее появлении не выдержал и отважный Эрих. Слезы потекли у него по щекам, и он обвиняюще ткнул в меня пальцем. «Я говорил ему не плакать», – прохныкал он, когда мать обняла нас обоих».

Вейль-им-Шёнбух

Через несколько лет причина странного отсутствия Элизабет Хартманн стала семейной шуткой. Она покупала продукты, стоя в очереди, когда услышала, что ее поезд отправляется. Он простоял гораздо меньше часа. И сразу после этого прозвучали свистки отправления. Побросав все покупки, почтенная немецкая мать помчалась по платформе вдогонку за набирающим скорость поездом. Схватившись за поручни последнего вагона, она лихо запрыгнула на подножку, как в голливудском боевике.

В то время русские железные дороги были безумно далеки от западных, никаких роскошных магазинов на колесах не было и в помине. А этот конкретный поезд не имел даже внутреннего коридора в вагонах позади того, в котором ехала фрау Хартманн со своими сыновьями. Эти вагоны напоминали австралийские автобусы с мостками вдоль всего шасси. Она была вынуждена пробираться вперед, проходя вагон за вагоном, наконец добравшись до закрытого купе, где ее ждали Эрих с братом.

После возвращения из Китая Элизабет Хартманн устроилась в Вейль-им-Шёнбухе возле Штутгарта и начала ждать известий от своего мужа. Через 6 месяцев он написал, что обстановка успокоилась. Гражданские беспорядки завершились. «Возвращайся в Китай и привози мальчиков», – написал он.

Однако независимая фрау Хартманн решила, что провела более чем достаточно времени на Дальнем Востоке. «Я не вернусь в Китай, – написала она мужу. – Я уже начала подыскивать тебе клинику возле Штутгарта, где ты сможешь заниматься медициной, не подвергаясь опасностям». Доктор Хартманн вернулся на родину. Семья переехала в уютный старый сельский дом возле Вейля, и через три года они сумели построить дом и клинику на Бисмаркштрассе в Вейль-им-Шёнбухе. Именно там Эрих Хартманн провел последние юношеские годы перед войной.

С самых первых дней в Вейле Эрих просто помешался на авиации. Начала проявляться его отвага, выразившаяся в первой попытке полететь. Он соорудил из бамбука каркас планера и обтянул его старыми покрывалами. Держа над собой эту конструкцию-снаряд, он спрыгнул с крыши летнего домика. Приземлился Эрих в специально выкопанной яме с мягкой землей. Он остался совершенно цел, но сразу понял свою беспомощность как инженера и благоразумно оставил попытки строительства летательных аппаратов.

Интерес Эриха к авиации получил новый толчок, когда его непоседливая мать сама занялась спортивными полетами. Жизнь в Вейле была приятной, однако для такой натуры, как Элизабет Хартманн, она была слишком пресной. Она вступила в летный клуб при аэродроме Боблинген – в те дни это был гражданский аэропорт Штутгарта. Он находился всего в 6 милях от дома доктора Хартманна в Вейле.

Одаренный пилот, мать Эриха быстро получила лицензию на управление легким самолетом «Клемм-27». В 1930 году счастливая семья Хартманнов стала совладельцем двухместного самолета, который они приобрели вместе с директором метеостанции аэродрома Боблинген. Тяга Эриха к самолетам и полетам стала постоянной и неодолимой.

Сегодня аэропорт Боблинген не действует. Однако в начале 30-х годов каждый солнечный выходной мальчики Хартманнов и их мать летали на крошечном «Клемме» или хлопотали над ним. После экономического краха в 1932 году любимый самолет пришлось продать. Эта потеря стала для них тяжелым ударом.

В следующем году к власти пришел Гитлер, и началось возрождение германской авиации. Гитлер желал, чтобы германская молодежь полюбила авиацию. Решение этой задачи он возложил на планерные клубы. В 1936 году фрау Хартманн создала такой клуб для местных мальчиков, в основном сыновей фермеров, в Вейль-им-Шёнбухе. Она сама стала инструктором. Горечь потери крохотного «Клемма» улетучилась, так как полет на планере обладал своей притягательностью. Субботы и воскресенья снова приобрели смысл.

Клуб имел два планера. «Цоглинг-38» предназначался для первичной подготовки. Для опытных пилотов имелся «Грюнау бэби». Каждый выходной Эрих вместе с матерью посещал занятия клуба. Он ждал своей очереди вместе с остальными мальчиками. Тяжелая задача запуска в воздух планеров с помощью резиновой катапульты была превосходной точкой приложения кипучей энергии мальчишек. По восемь крепких немецких парней брались за резиновую полосу с обеих сторон и пускались бегом, волоча за собой планер.