Молчание (ЛП) - Бланко Изабель Н.

— Мне просто нужно полностью понять, что здесь происходит, чтобы помочь, брат, — говорю я, пытаясь смягчить свой тон. — Я всегда так делал раньше, поэтому я не понимаю, почему меня не пускают сейчас.

Каламити ничего не говорит рядом со мной.

Малахай выдыхает, сосредоточившись.

— Медицинские записи Каламити были закрыты для всех, кроме меня, ее матери и команды врачей. Мы решили сделать это из соображений безопасности сейчас, когда все находится в облаке, как говорят люди, — отвечает он, но по какой-то причине это звучит не совсем правдоподобно для меня. — Я поработаю над тем, чтобы предоставить тебе доступ к файлам, хотя ты не увидишь там ничего примечательного. — Его взгляд устремляется вдаль.

Ощущение в моем нутре новое, и я не знаю, как с этим справиться. Еще хуже то, что это заставляет меня сомневаться не только в нем, но и в себе.

Лжет ли он? Скрывает что-то?

Или это я предполагаю худшее, потому что на взводе? Слова Каламити, сказанные ей ранее, снова настигают меня.

«Ты просто древняя, сварливая, неспособная к переменам, любопытная, контролирующая…» Отталкивая их назад, я наблюдаю, как мой брат снова садится за свой стол.

— Хорошо. Спасибо. Я буду ждать доступа.

— Пока ты занимаешься этим, отец, я бы также попросила доступ к его медицинским файлам.

Эта маленькая…нахмурившись, я сжимаю пальцы в кулак, сопротивляясь желанию взглянуть на нее.

Мой брат потирает место между бровями, и я могу сказать, что он молча молится о терпении к нам, двоим.

— Каламити, зачем они тебе?

Уголком глаза я вижу, как она спокойно пожимает плечами — существо, привыкшее добиваться своего.

— По той же причине, по которой он получает мое. Давай сделаем все по-честному, ладно?

Я хочу напомнить ей, что не дикарь, ведущий себя странным, нечестивым образом, и не я тот, ради кого гнут традиции и законы целой империи, но что-то удерживает меня.

Тот факт, что если они что-то скрывают, то задавая больше вопросов, я не получу ответы, которые ищу. Все, чего я добьюсь, — это вызову у них подозрения в отношении меня.

— Отдай их ей. Если мы так тесно сотрудничаем, то между мной и будущей королевой должно быть доверие.

— Могу я теперь откланяться, отец? Я оставила все отчеты на планшете.

Малахай опускает руку, отмахиваясь от нее с доброй улыбкой.

Каламити встает, чтобы уйти без лишних слов.

— Установи зашифрованную линию связи между Обсидианом и собой. Я хочу, чтобы вы оба работали вместе с завтрашнего дня.

— Да, отец. — И она вальсирует через двери без лишних слов.

Мой брат обращает свой веселящийся взгляд в мою сторону.

— Я не знаю, что происходит между вами двумя, но разберитесь с этим. Понял?

Этот вопрос обрушивает на меня вихрь неуместных мыслей.

Еще хуже — воспоминания. Те, где его приемная дочь корчится в моих объятиях, злясь, что я отказываю ей в своей крови.

— Просто дай мне этот чертов доступ, а дальше мы разберемся. — Это все, что я могу сказать, учитывая, что мои собственные клыки снова реагируют на одну только мысль о ней. Поклонившись ему, я поспешно выхожу и возвращаюсь в свои покои.

Возможно, пришло время заняться собственным взломом.

Глава 10

Передо мной простирается лес Бэнеаса. Густой. Кажущийся бесконечным.

Ослепляющий.

Я вижу не более чем на несколько сотен ярдов в каждом направлении.

Нахмурившись, я продолжаю свой путь, перескакивая через каждые сто ярдов, преодолевая расстояние.

Ищу.

Охочусь.

Она здесь. Я знаю, что она здесь.

Рывок головы. Голос в моей голове, который звучит точно так же, как мой собственный, предупреждает меня. Нет, Обсидиан. Останови эту глупость. Не позволяй ей так контролировать тебя.

Контролировать меня? Она?

Чушь, я знаю, кого преследую через эту мутировавшую версию Бэнеасы. Под моими ногами увядшие лианы расступаются, и сквозь красный туман я различаю мертвенный оттенок травы.

Мертвая. Все мертво. Или в разной степени разложения.

Быстрее. Ты приближаешься к ней. Мое внимание снова переключается на охоту, мое тело рассекает лес в мгновение ока. Я не должен этого делать; я должен прекратить это безумие.

Но, как я мог не искать ее? Учитывая, что каждый день она разрушает новую часть моей жизни? Преследует. Мучает. Голод в ее темном взгляде находит меня повсюду.

Он преследует меня. Каждый миг бодрствования, все мои сны. Я рассеиваю свои молекулы быстрее, время от времени реформируясь, чтобы понюхать воздух в поисках ее следов.

Словно мне это нужно делать. Ее зов слишком силен, даже без добавления ее запаха.

Пейзаж вокруг меня начинает стремительно меняться по мере того, как я меняюсь. Слева от меня — воронка черного дыма. Голос шипит из темноты: "Ты знаешь, что все это значит. Ответ всегда перед тобой".

Справа от меня одинокая фигура вдалеке, облаченная в длинную красную вуаль и фамильную сверкающую корону. На секунду я почти поворачиваюсь в ту сторону, полагая, что это Каламити, но мое тело отказывается слушаться моих команд.

Еще одна вспышка, эта дальше, чем предыдущие. Когда я застываю, по всему лесу оживают вспышки крошечного света, миллионы ослепительных булавочных уколов.

Они исчезают так же быстро, и меня переполняет запах дыма.

Свечи.

За ту долю секунды, что они были зажжены, истинные масштабы гниения леса стали видны моему сверхчувствительному зрению.

Мой разум фиксирует это, даже когда я снова оказываюсь в движении.

Погасшие свечи и гниение мертвой растительности вокруг, но все, что имеет значение, это извращенная энергия, которую я чувствую, исходящая от нее…

Хочу снова впиться в ее губы. Хочу чувствовать ее клыки во мне. И самое страшное, самое кощунственное для нашей семейной связи. Хочу быть внутри нее. Заставить ее принять меня так глубоко.

Думай, Обсидиан! Что происходит?

Я не слеп к странности всего происходящего. Болезненность происходящего. Паника при виде чудовищности, в которую превратилось это место.

Неважно. Все сейчас неважно. Иди к ней. СЕЙЧАС.

Лес гуще, чем когда-либо, туман почти непроницаем, и все же ее запах достигает меня, мощный, словно голос.

Призывающий: — Иди ко мне, — шепчет он коварно, — Забудь, кем мы должны быть друг для друга, и возьми то, что принадлежит тебе.

Тепло. Так много тепла. Так много гребаного голода. Он никогда не утихнет, пока ее кровь не потечет по моему горлу. Никогда не ослабнет, пока я не почувствую, как она распадается на миллионы мелких частиц вокруг моего члена.

Я толкаю себя все сильнее и сильнее, отчаяние приобретает новую горькую грань…

Открыв глаза, я чувствую, как моя верхняя часть тела поднимается в сидячее положение.

Черное расплывается передо мной в свете. Блики компьютерных экранов.

Серебряная статуя в углу.

Моя комната.

Я пытаюсь сглотнуть и шиплю, когда мои резцы прорезают внутреннюю сторону нижней губы. Моя собственная кровь заливает рот, а сердце колотится в ответ.

Под одеялом мой член упирается в пресс, сперма стекает по кончику члена.

Ее губы. Пока я жив, я никогда не забуду ощущения этих губ.

Мне это нужно. Нужно, чтобы она вышла из моего организма. Нужно остановить это, пока это не разрушило и без того дестабилизированное королевство.

Дрожа, я потянулся к черной резной тумбочке, чтобы достать сигареты. Один из немногих смертных пороков, который также может причинить нам вред.

Но не так, как людям. В то время как они рискуют заболеть раком, высоким кровяным давлением и другими респираторными заболеваниями, токсичные химикаты, содержащиеся в этих вещах, со временем накапливаются в наших системах.

Они накапливаются достаточно долго, и начинается общесистемное отключение клеток. Как человек, которого медленно травят до смерти.

К черту. Они вызывают привыкание и у нас.

Я прикуриваю и делаю большую затяжку, молясь, чтобы это ослабило возбуждение, пульсирующее под моей кожей. Каждый вдох — это ядовитая волна, способная навредить даже такому бессмертному, как я.